Девушка из колодца - Рин Чупеко

По склонам, вверх по горе поднимаются всего четырнадцать туристов. По мнению большинства из них, от открывающегося вида захватывает дух. В середине поездки автобус останавливается у горного источника, и водитель предлагает всем напиться свежей воды. Тарквиний почти полностью восстановился: его глаза больше не блестят от лихорадки, которая сопровождает большинство болезней. Он снова начал потчевать своих попутчиков саркастичными замечаниями, чему не мог нарадоваться его отец.

– Следовало сделать это раньше, – признался он Келли. – Возможно, ему всего лишь нужно было подышать свежим воздухом.

Но Кагура не согласна.

– Осорезан – святое место, – тихо говорит она Келли, как только мужчина оказывается достаточно далеко, чтобы не слышать их разговор. Мико поняла, что отцу не известна истинная причина болезни сына. – Одно из трех самых духовных мест в Японии. Эта гора – синтай, вместилище могущественных духов ками. Этого достаточно, чтобы, хоть и временно, но успокоить большинство злобных существ.

Однако сам по себе Осорезан не ассоциируется со святостью. Первое, что бросается в глаза, – ландшафт из черных скал и обугленной почвы. В воздухе сильно пахнет серой и смолой, а сама гора – вовсе не гора, а ряд странных пиков, выступающих из бесплодной пустоши. Там, где в других местах могут быть онсэны – горячие источники, в этих только ямы с большим количеством кипящей серы. Почти везде завывает ветер, словно ведущие перекличку злобные демоны, привлеченные запахом людей, проникших в их логово.

– Все не так уж и плохо! – замечает мико, которую забавляют выражения лиц туристов. – Осорезан буквально означает «гора страха», потому что поговаривают, что именно здесь на пути в подземный мир останавливаются призраки. Японцы с большим уважением относятся к своим предкам и к ками – они верят, что у всего есть дух, а живые должны его почитать. Наше виденье ада сильно отличается от того, каким его представляют американцы.

– Можно ли посетить японский ад, но при этом его не нюхать? – спрашивает Тарквиний, зажимая нос.

На Осорезане есть только одно примечательное сооружение, которое люди называют храмом Бодаи. Оно окружено серными горячими источниками, от которых еще сильнее пахнет тухлыми яйцами.

– За храмом протекает Сандзу, – указывает Мико. – Наша версия реки Стикс. Чтобы попасть в храм, все посетители должны пройти по красному мосту. Это сток из озера Усорияма. Однако не вздумайте в нем купаться. Вода, может, и кажется привлекательной, но на самом деле настолько токсична, что в ней не может выжить ни одно живое существо.

Большинство дорожек украшены маленькими статуэтками Дзидзо. Люди оставляют среди этих каменных фигур крошечные слюнявчики, вертушки и другие игрушки.

– Это место называется Сай-но Кавара, – рассказывает мико. – Буддийское чистилище. Статуи предназначены для того, чтобы почтить память детей, ушедших из жизни раньше своих родителей. Поэтому здесь вы найдете много подобных подношений.

На дорожках рядом со статуями также можно увидеть кучки мелкой гальки. Мико объясняет, что они сделаны духами умерших детей, которые, будучи не в состоянии отблагодарить родителей при жизни, обречены возводить эти маленькие каменные пирамидки до тех пор, пока их души не будут успокоены молитвами.

Несмотря на запах, который витает повсюду, храм Бодаи – скромное святилище, важность которого меркнет из-за странного окружения. Несколько местных жителей зажигают четыре свечи в маленьком помещении, где хранятся зубы мертвых (услышав это, Келли в тревоге отступает, а Тарк с нетерпением наклоняется вперед). Витающий в воздухе аромат благовоний резко контрастирует с запахом сырости и смерти.

Рядом с храмом находится небольшой, окруженный более внушительными статуями и засохшими цветами красный пруд. По словам мико, он называется Прудом крови. Маленькая женщина, сморщенная и сгорбленная, ковыляет по парку, бормоча себе под нос, точно какую-то мантру: «Теперь я понимаю, теперь я понимаю». Она рассеянно улыбается посетителям, семейству Хэллоуэй и Келли. Не остается без улыбки и мико, а затем ею одаривают и меня, а также охраняющие кровавую лужу большие безглазые каменные фигуры в алых и желтых фартуках.

– Да, да. Должно быть, это оно. Теперь я понимаю, – говорит она. – Теперь я понимаю.

Еще несколько минут мы бродим по храму. Помимо Хэллоуэев, здесь еще три туриста. Хотя они быстро уходят, возможно, из-за запаха серы и беспокойства, которое вызывает это место. Заинтригованный маленькими статуэтками и не подозревающий об их значении, отец Тарквиния останавливается, чтобы завязать разговор с одним из жрецов. Вскоре к нему присоединяется и мико.

Но Келли видит, что я выжидающе стою у стены и наблюдаю за ней.

Когда она заворачивает за угол и следует за мной, то видит Тарквиния и мужчину. Последнему за шестьдесят, у него коричневая, испещренная морщинами кожа и глаза как у испуганной ласки. Из-за времени, проведенного под палящим солнцем, он темнее большинства японцев, а костяшки его пальцев узловатые и припухшие. Стоя на коленях перед несколькими каменными статуями – на этот раз безглазыми фигурами, задрапированными в ткани отталкивающего алого и черного цветов, – он медленно раскачивается взад-вперед. Для тех, у кого нет дара видеть, все выглядит так, будто старик молится. Сам же Тарквиний выглядит мрачным. Он замечает мертвых детей и догадывается о том, что должно произойти.

Как и кузен, Келли видит их впервые. Двое маленьких мальчиков цепляются за плечи старика, а еще один лежит, прикованный к его ноге. Им не больше одиннадцати, но лица у них такие же измученные, как у тучного мужчины. В вялых чертах лица и тусклых глазах читается отпечаток тюремного заключения.

Именно в тот момент я помогаю Келли понять.

Старик отшатывается, когда видит меня, но такие люди, как он, привыкли к историям о древних призраках и еще более древней мести. Он видит перед собой собственную судьбу и знает, что это цена, которую он должен заплатить. В молодости он был диким и необузданным, убивал детей ради острых ощущений и спортивного интереса, но теперь, постарев, борется со страхом перед грядущим и чувством вины за содеянное. Старик понимает, что жил как будто взаймы, и при виде меня на его лице читается ужас, но вместе с тем облегчение и принятие.

Пока изумленная Келли наблюдает за мной, я подхожу к мужчине. Он молча протягивает руки в мольбе и опускается передо мной на колени. Я дотрагиваюсь до него лишь раз.

Мое тело окутывает его, мои волосы обвиваются вокруг его сморщенного лица. И я забираю мужчину. Раскаивающиеся в своих преступлениях люди приходят в такие места, как Осорезан, чтобы дождаться конца своей жизни или того, кто закончит ее вместо них.

Наконец, искалеченное, раздутое тело выскальзывает из моих рук