Догнать любовь - Наталия Миронина

Алину за другим столом. Он спокойно завтракал, что-то писал в телефоне, просматривал свой ежедневник. Минут через двадцать он встал и подошел к Новгородцевой и Семеновой.

– Сегодня никуда не уходите. Вы и еще двое опять поедете в Миттенвальд. Небольшая силовая тренировка. Потом небольшая дистанция на стадионе. На время. Мы за неделю не успели сделать намеченное.

Семенова с плеском опустила ложку в йогурт, Алина наклонила голову и кивнула.

Ульянкин спокойно повернулся и пошел прочь.

– И что мы будем делать? Понимаешь, этот самый Фишер сейчас приедет. Неудобно ужасно. Надо успеть ему позвонить.

– Как? У тебя есть его телефон? – удивилась Новгородцева.

Семенова с сочувствием посмотрела на подругу:

– Телефон магазина в рекламе. Там наверняка есть мобильный.

– Да, верно. Я не догадалась.

– Но вообще-то это неправильно, – сказала Семенова. Она отставила йогурт, отложила булочку с маком и бутерброд с колбасой.

– Почему же? – спокойно ответила Алина. – Соревнования – это самое главное. Тренировки очень важны.

– Ты сейчас издеваешься? – возмутилась Оля.

– Нет, я действительно так думаю. Я сюда приехала не туристом, а спортсменом. Поэтому ничего страшного, даже хорошо, что сегодня будет тренировка.

– А я устала за эту неделю. Нагрузки были большими. Это все почувствовали.

– Оля, так должно быть! Понимаешь, никто еще не поставил рекорд, не напрягаясь.

– Очень хорошо звучит, но довольно избито. Я точно знаю, что мне перегрузки не нужны. Я только хуже потом выступаю. Но ведь спорить с нашим Ульянкиным невозможно. Он же самый грамотный!

– Опытный.

– Знаешь, Новгородцева, у тебя «стокгольмский синдром».

– Что это? – подняла голову Алина.

Семенова секунду молчала, а потом спросила:

– Ты шутишь? Ты же знаешь, что это такое.

– Понятия не имею, – спокойно произнесла Алина. – Мне быстро бегать на лыжах это не поможет.

– Господи, да что же это такое! – всплеснула руками Семенова. – Нельзя быть такой односторонней. Даже дети знают, что «стокгольмский синдром» – это зависимость жертвы от похитителя, насильника, короче, от палача в широком смысле слова. Жертва, находясь вместе с похитителем, например, начинает его оправдывать, видеть в нем положительные стороны. Так и ты. Ульянкин откровенно издевается над командой. Пользуется тем, что ему никто не возражает, не жалуется. Все боятся. Ну как же, все хотят попасть во взрослый спорт. А на то, что он юниоров грузит взрослыми нормативами, можно глаза закрыть. Хотя любой спортсмен тебе скажет, это иногда приводит к выгоранию. Понимаешь, человек так устает, что уже не может мотивировать себя. А победа – это не только подготовка, это кураж, мотивация личная.

– Знаешь, про синдром этот я не слышала. Но я успею еще все узнать и выучить. А вот участие в Олимпиаде – это немножко другое. Тут меня никто ждать не будет. Пройдет много лет, я по стенам развешу свои медали и буду учить то, что не успела выучить когда-то.

Семенова серьезно посмотрела на подругу. Она даже не знала, как реагировать. Почему-то хотелось пожалеть Новгородцеву.

Фишеру они позвонили из холла. Семенова долго говорила английские фразы, извинялась, обещала, что в следующий раз они с удовольствием поднимутся на Цугшпиц, но вот сейчас…

– Ок, я понял. – Голос Фишера был спокойным. – Если можно, я навещу вас вечером. Часов в шесть-семь, это будет нормально?

Семенова сначала хотела посоветоваться с Новгородцевой, но потом передумала.

– Да, мы будем очень рады. В конце концов, мы бы с удовольствием погуляли по вашему городу. Он очень красивый, но возможности внимательно его осмотреть у нас еще не было.

Эрик отреагировал радостно. Условились, что он будет в «Трех маврах» в шесть часов вечера.

– Ну, что это ты так долго с ним болтала? – подозрительно поинтересовалась Алина, когда Семенова отключила телефон.

– Он понял, что у нас проблемы, но подойдет сюда в часов шесть. Приглашает прогуляться и город посмотреть. И, знаешь, он, кстати, не идеально знает английский язык. Поэтому так долго и разговаривала.

– Брось, – возразила Алена, – ты понимаешь английский и неплохо говоришь. Это я думаю целый час, пока слово скажу. Ну, в шесть так в шесть. Если нас Ульянкин никуда не отправит. А сознайся, тебе он нравится, этот Фишер.

– Нет, ошибаешься, – спокойно ответила Оля, – да, он очень приятный, приветливый. Но мне нравится другой.

– Кто? Ты ничего не говорила.

– Да, я как-то не умею об этом рассказывать.

– Я же о Быстрове рассказала.

– Ценю твое доверие. И я буду хранить эту тайну, – серьезно произнесла Семенова, а Новгородцева хмыкнула. «Иногда нормальный человек, а то малахольная какая-то!» – подумала она про себя.

– Мне папин аспирант нравится. Ему тридцать лет. Он умный, способный. Открытие сделал. Но…

– Но он не знает, что ты в него влюбилась?

– Нет, мне папа запретил с ним встречаться.

– Господи, это как?

– Попросил этого не делать.

– А ты?

– А я уважаю отца.

– Вот. Я тоже папу уважала, – понимающе кивнула Алина, – но десять лет разницы – это много. Я про тебя и твоего аспиранта.

– Ну и что. У меня у родителей такая разница.

– Ага. Пример перед глазами, значит.

– Это вообще не имеет значения. Пример – это одно, а твоя жизнь – совсем другое.

Новгородцева посмотрела на Семенову:

– Знаешь, ты очень странная. Ты умная, много читала, любишь порассуждать. Тебя тянет к таким же людям. Но пошла ты в спорт. А здесь таких мало. Нам это некогда. У нас серьезные намерения. Мы не можем тратить время на все это…

– А если не получится?

– Что именно?

– Со спортом не получится. Это же вполне может случиться. А другого тоже нет. Ты и не знаешь, что умеешь, что любишь, к чему душа лежит.

– Если не верить и оглядываться, то точно не получится, – отрезала Алина.

Семенова пожала плечами.

Тренировка проходила на том же плато. Все так же кричал Ульянкин, так же все старались изо всех сил, так же со стороны за всем этим наблюдали туристы, оказавшиеся на горе, сотрудники отеля, ресторана и подъемника. Ульянкина это не смущало. Наоборот, он, заметив внимание, становился еще более резким. Оля Семенова работала так, как она привыкла – прислушиваясь к своему организму, стараясь не навредить. Она знала себя – ей были противопоказаны бессмысленные перегрузки. Когда она распрямилась, перестав совершать бесчисленные наклоны, Ульянкин громко обратился к ней:

– Что это? С чего вдруг остановка?

– Устала, – пожала плечами Семенова.

– Тогда – в школу! Физкультуру преподавать! – отрезал тренер.

– А что, преподавательская работа – это нечто недостойное? Вот вам стыдно нас тренировать? – спокойно спросила его Оля.

Ульянкин замер – это был прямой выпад и откровенная дерзость. Никто из присутствующих не осмеливался на такое.

– А