Догнать любовь - Наталия Миронина

это да. Боюсь, он даже не знает о ней. Вернее, знает, понимает, но не берет в расчет твои чувства.

– Это почему же? – Алина подозрительно хлюпнула носом, и Семенова пожалела, что «пошла сражаться за правду».

– Прости, я зря так. Просто я очень боюсь, что ты обманываешь себя.

– А ты не волнуйся за меня, я – интернатская. Выкарабкаюсь, если что.

– Не сомневаюсь. Но лучше не влипать.

Этот вечер они провели в сборах. Почему-то обеим показалось, что они не вправе уронить честь страны и должны выглядеть соответственно.

– Я пойду в бирюзовых брюках и такой же футболке, – заявила Семенова. Она тут же полезла в шкаф, чтобы достать нужное.

Алина посмотрела на эту ее суету, подумала и достала из сумки белую джинсовую куртку с расшитой бисером спиной.

– Вот, я надену джинсы и эту куртку.

– А на ноги? – спросила Семенова.

– На ноги? – задумалась Алина. – Надену новые туфли.

– Хорошо, – одобрительно кивнула Оля.

– Вот только надо волосы уложить. Там, наверху, ветер и влажно. Жалко, лак для волос я не взяла… – сказала Новгородцева.

Семенова внимательно на нее посмотрела. Перевела взгляд на джинсовую куртку, которая горела расшитой спиной, потом посмотрела на свою бирюзовые брюки и… расхохоталась.

– Что это ты? – удивилась Алина.

Но Семенова даже ответить не смогла, только пальцем указала на приготовленную ими одежду и залилась пуще прежнего. Алина на мгновение застыла, а потом тоже расхохоталась. Давно они так не смеялись. Остановиться не могли – как только их взгляды падали на яркую одежду, заходились снова.

– Две идиотки, – наконец проговорила Алина, – взобраться на Цугшпиц в гламурной одежде. Вот повеселили бы народ.

– Да, – замахала руками Семенова, – мы просто спятили обе.

Они затолкали все свои наряды обратно в шкаф.

– Джинсы и ветровка – вот наше все! – сказал Оля. – А теперь давай ложиться спать. Завтра будет день интересный, но тяжелый.

В субботу тренировок не было. День предназначался для отдыха, приведения в порядок формы и инвентаря, а также для личных дел. В субботу можно было как следует поспать, поесть вкусного и погулять подольше. Все любили субботу. У Алины к этому дню было особенное отношение. Когда она училась в интернате, домой она старалась уехать в пятницу. Тогда суббота – это был целый день дома с родителями. Они с отцом ходили на лыжах, долго обедали, болтали, усевшись в гостиной. Мама в это время что-то пекла. Вечером был ужин. Иногда появлялись гости – коллеги отца, которые давно уже перебрались в город, но частенько приезжали к ним в поселок. Алина видела, каким авторитетом пользуется ее папа, как его слушают и даже спорят с ним уважительно. Новгородцевой это было очень приятно. Она помнила, что мама в разговорах почти не принимала участия, только изредка вставляла фразу-другую. Алина при этом страшно смущалась и исподлобья поглядывала на отца, наблюдая за его реакцией. Самой ей казалось, что мама все делает не так, говорит не к месту и не о том. То, что отец очень внимательно и доброжелательно относился к сказанному матерью, она в расчет не принимала. «Он жалеет ее», – думала Алина.

Воскресенье обычно было рваным – надо было успеть сделать уроки, собраться в школу и вечером вернуться в город. Воскресенье Алина не любила. Это был «день, когда надо уезжать». Мать затевала уборку – отец брался помочь. Зимой выбивал ковры на снегу, чистил дорожки. Летом косил траву на участке и помогал матери на огороде. Внимания Алине доставалось немного, и она злилась. Как-то даже высказала матери:

– Почему все эти уборки надо делать в выходные дни?

Новгородцева хотела добавить «когда приезжаю я», но опомнилась. Елена Владимировна посмотрела на нее и спокойно сказала:

– А в другие дни я работаю.

Алине стало стыдно. Но ровно на минуту.

– Мама, я вас не вижу целую неделю. Мне хочется с вами побыть, поговорить.

– Так давай втроем все дела сделаем, и будет больше свободного времени, – назидательно ответила Елена Владимировна. Алина обиделась на эту фразу. «Она никогда меня не понимает!» – подумала она. Что интересно, с отцом на эту тему Новгородцева заговорить не решалась. Как ни скучала Алина в интернате, сборы она любила. Ей нравилось уезжать на неделю – десять дней. В это время для нее существовали только две вещи – спорт и азарт соревнований. Если Алине вдруг хотелось поговорить с родными, она звонила отцу. Новгородцева знала, что она не услышит тоскливых предостережений и строгих наставлений. Отец не заговорит про оценки, но расспросит про тренировки, результаты, обязательно поинтересуется, как пробежали соперники. Алина с отцом могла говорить бесконечно долго, почти обо всем, не опасаясь строгой реакции. Отец слушал внимательно, старался понять ее и только раз сказал:

– Ты у меня выросла симпатичной девочкой. Помни, что строгость – это не недостаток.

Алина услышала это и покраснела.

– Хорошо. Ты даже и не думай ни о чем таком. Мне надо стать чемпионкой! – ответила она.

В Граубахе интенсивность тренировок была такова, что суббота оказалась долгожданным днем. Алина впервые почувствовала усталость. То ли окрики и требовательность тренера ее так измотали, то ли год выдался тяжелым, но, проснувшись в субботу утром, она порадовалась, что не надо будет садиться в автобус, ехать в спортзал или на стадион. Можно поваляться в постели, не торопясь позавтракать и…

– Пойдем! – окликнула ее Семенова из-за двери. – Ты не забыла? Мы сегодня на Цугшпиц едем.

Алина поморщилась – затея с поездкой ей не казалась удачной, а еще было неловко, что она так себя выдала. «Я идиотка. Действительно, как я могла поверить, что Быстров приедет сюда. А самое главное, как я могла об этом проговориться!» – отругала она себя. Впрочем, из постели она выскочила резво, и уже через полчаса они были в ресторане. Алина по-прежнему сидела за одним столом с тренером. Как правило, к ним присоединялась Надежда Лазаревна. Ее присутствие несколько разряжало ситуацию, но Алина чувствовала, что Милкина не любит тренера и садится за их стол, чтобы спасти Алину от излишних придирок. Новгородцева была благодарна ей за это, хотя не знала, как это выказать. Сегодня же Алина решила сесть за стол с Семеновой.

– Знаешь, нынче суббота. Мы сегодня свободные люди. Я не хочу с ним сидеть, – сказала Новгородцева, ставя на стол Семеновой тарелку, полную совсем не диетической еды.

– Опасно, конечно. Не знаешь, к чему он прицепится. Но, надеюсь, сегодня обойдется, – рассмеялась Семенова и добавила: – Ну, человек же он, в самом деле.

К их удивлению и радости, Ульянкин ничего не сказал, когда увидел