Воспоминания одной звезды - Пола Негри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поступай как знаешь, — отрывисто бросил он и тут же вышел из артистической.
Не плакать, сказала я себе, а сама поглядела на его белые розы, моя рука схватила бутоны и сжала их. Неожиданно нахлынул густой аромат, настолько сладкий, такой ошеломляюще сентиментальный, до того пропитанный воспоминаниями о несбывшихся надеждах и обещаниях, что я поскорее выскочила прочь из артистической уборной и бросилась вон из театра.
Когда в театре «Розма́итóшьчи» начались репетиции «Дикой утки», я настолько отрешилась от всего, что Ванда, по-видимому, решила, что я навсегда пропала из ее поля зрения. Теперь уже не «мы» делали что-то вместе, теперь я отправилась в собственное плавание, стала недоступной, отчужденной. Однажды она просто известила меня, что уезжает, поскольку получила место школьной учительницы в своем родном Кракове, а я настолько была далека в то время от способности выражать какие-либо чувства в обычной жизни, что, видимо, сильно обидела ее, не сказав, что мне бы этого вовсе не хотелось. В ту пору любые чувства, кроме тех, какие требовалось изображать на театральных подмостках, были мне не по силам. Я все-таки была слишком молода, чтобы справляться с подобным раздвоением чувств… Я приняла тогда решение со всем пылом своего пятнадцатилетнего возраста, что никому и никогда больше не позволю играть в моей жизни слишком большую роль — никому, кроме матери. Она в любом случае останется верна мне. А помимо нее по-настоящему важным делом была лишь работа в театре. Именно там, в театре, я могла испытать счастье самореализации, познать утешение, ощутить удовлетворение достигнутым.
Я полностью сосредоточила свое внимание на создании образа Хедвиг, на углублении того, что мне удалось создать изначально, при постановке спектакля в академии. Я работала с такой увлеченностью, что не замечала, как некоторые актрисы стали относиться ко мне с большим раздражением. Я ведь была не только лет на двадцать моложе, но еще и получила главную роль в премьере новой постановки ибсеновской трагедии. Больше всего многих задевало то, что Хедвиг будет играть молодая актриса того же возраста, что и героиня пьесы… Между тем в «Розма́итóшьчи» эта роль обычно доставалась тем «инженю», которым уже было лет под сорок…
Я не понимала полностью масштабы этой вражды до генеральной репетиции. В тот момент, когда я уходила со сцены за кулисы, вдруг, откуда ни возьмись, выскочила премьерша театра по имени Стаха Мировская, которая врезалась в меня так, что я упала на пол. Это случилось настолько целенаправленно, что никак нельзя было подумать, будто все произошло случайно. Я нередко замечала, как она стоит за кулисами, что-то шепчет и хихикает, когда у меня по роли были важные и ответственные моменты. Но испытать такое унижение, как в этот раз, было выше моих сил. Я пришла в такое бешенство, что набросилась на нее, едва смогла встать с пола. Схватив ее за волосы, мне удалось и ее отправить на пол… К счастью, она вовсе не ожидала столь отчаянного отпора, поэтому вообще не сразу поняла, что произошло. Ведь она крупнее и сильнее меня и в обычной схватке, один на один, конечно же запросто взяла бы верх надо мною. Нас сумел наконец разнять помощник режиссера, его звали Лопек, который прокричал: «Дамы, осторожнее! Подумайте о ваших костюмах — они же совсем новые!»
Тут за кулисами появился один из антрепренеров. Он отчитал нас, сделав строгое предупреждение: если подобное повторится, обеих немедленно выгонят из труппы. Более того, он запретил мне и мадам Мировской одновременно находиться за кулисами, за исключением того случая, когда мы обе участвуем в одном и том же спектакле. Мировская тут же устремилась за ним следом, громко, но, впрочем, безуспешно выражая свой протест: ведь она известная актриса, именно на нее ходят зрители… как только посмели поставить ее на одну доску с этой девчонкой, которая почти ничего не смыслит в профессии?!
Лопеку было уже за двадцать, но его внешность нельзя было назвать мужественной: слишком гладкие и смазливые у него черты лица. Он с самого первого дня, как я только появилась в театре, старался либо дать мне полезный совет, либо поделиться восхитительными, смешными и скабрезными историями про актеров этой труппы. Официально он работал помощником режиссера и был актером на небольших ролях, но каждый день, прибежав в театр, он пристраивался подле меня и начинал с восторгом описывать, как накануне, вечером или ночью, на него снизошло озарение и он окончательно и бесповоротно понял, в чем его истинное предназначение. И каждый день это было какое-то новое предназначение! Например, требовалось сосредоточить его гениальные способности на том, чтобы стать великим театральным режиссером… Или музыкантом… Или художником… При этом вообще не играло роли, что Лопек не имел образования ни в одной из этих областей искусства. А когда он принимался расписывать, как именно ему пришла на ум эта идея, становилось ясно: точно так же, как и все предыдущие: «Я пригласил к себе одного приятеля, ну, немного выпить, и вот, по ходу дела, меня вдруг как громом поразило: это — кисмéт, моя судьба! Я разом прозрел и осознал истинную природу своего гения!»
Выслушивая это изо дня в день, я, наконец, как-то раз заметила: «Ты знаешь, мне кажется, что истинная природа твоего гения — это кисмéт, причем „по ходу дела“, с очередным новым приятелем…»
После моей стычки с Мировской Лопек проводил меня до моей артистической уборной и объяснил причину ее враждебности:
— Понимаешь, Стаха еще с юности всем режиссерам у нас говорила: она готова на что угодно ради роли Хедвиг. Тогда она еще годилась на нее по возрасту, только было это, видишь ли, до того, как мы с тобой родились… Но она и в самом деле, дорогая моя, сдержала свое слово. Она делала все что угодно — все-все… — Тут он подмигнул мне. — Ну, сама знаешь, вообще все…
— Да, но мы же с нею играем эту роль по очереди. Что ей еще нужно?
— Ах ты, бедное дитятко! — воскликнул он. — Нет, все же пятнадцать лет — кошмарный возраст… Может, мамочка хотя бы объяснит тебе кое-что насчет суровой правды жизни! Так вот, нумеро уно: вы играете по очереди, однако на премьеру поставили тебя. Теперь дуэ: даже несмотря на твой незрелый возраст, она видит, что ты куда лучше нее! И тре[49]: ты-то получила роль за свой талант, а не за умение лежать на спине…
Премьера «Дикой