Воспоминания одной звезды - Пола Негри

class="p1">Репетиции теперь проходили крайне мучительно, никогда прежде я так не страдала во время занятий. И дело было вовсе не в том, что Юзеф вел себя со мною сурово или несправедливо, нет, он остался таким же бесстрастно предупредительным, каким был и раньше, однако почему-то пропало удовольствие, радость от наших с ним перепалок во время прогонов первой пьесы. Это чувствовали и все остальные актеры. Его поведение было корректным, именно так — корректным и профессиональным, а зарождавшаяся во мне женщина, мое женское начало отчаянно требовали чего-то большего, хотя я была еще не в состоянии понять, чего же именно…

Как режиссер, Юзеф работал с актрисой в очень тесном контакте, однако при этом оставался холоден. Он отказывался признавать во мне женщину. Когда я не играла в «Девичьих обетах», то готовилась к следующей постановке. Как же я радовалась, что особенно раздумывать было некогда и мои страдания ограничивались лишь недолгими промежутками времени во время репетиций, пока я сидела в зале, дожидаясь своего выхода. В такие моменты мой взор неизменно фокусировался на его лице, тут я ничего не могла с собой поделать… Наши взгляды иногда встречались, но мы оба сразу же отводили их в сторону. Что это все означает? Почему он отворачивается от меня? Быть может, он тоже испытывает такое же смятение, как и я? И был ли он столь же несчастен? Я не понимала, что происходит, и ни к кому не могла обратиться за советом и помощью. Мама решила бы, что подобные чувства попросту невозможны… Она все еще считала меня ребенком. А Ванда… что ж, она, разумеется, прониклась бы моими чувствами, начала бы сопереживать и тут же, пусть опосредованно, влюбилась бы в Юзефа, ведь он сделал меня настоящей звездой!.. Однако моя личная драма, что я разыгрывала вне огней рампы, происходила на фоне несравненно большей, грандиозной трагедии, разворачивавшейся в контексте всего европейского континента. Начиная с 28 июня, когда был убит эрцгерцог Фердинанд, все действия на международной арене проходили с неотвратимостью смертельной шахматной партии, в которой уже заранее намечены все ходы. 31 июля Россия начала всеобщую мобилизацию, а 1 августа было объявлено, что Россия и Германия находятся в состоянии войны. Несмотря на все это, нам отчего-то удавалось вполне оптимистично относиться к сложившейся в мире ситуации: мы считали, что через несколько недель все закончится. Российский главнокомандующий, великий князь Николай[48], быстро ввел наступавшие войска в Восточную Пруссию, причем численность русских сильно превосходила германские силы. Правда, с Западного фронта приходили не слишком хорошие новости, однако это должно было измениться, поскольку центральным державам пришлось перебросить часть своих подразделений на Восточный фронт.

Все наши мысли, все наши усилия были направлены на подготовку премьеры нового спектакля, причем это настолько серьезно всех захватило, что мы попросту не обращали внимания на происходившие события. В целом, не вдаваясь в детали, мы слышали, что военные действия были успешными для России, и этого было вполне достаточно, поскольку они происходили где-то там, вдали, но это никак не помогало решению проблем, возникших с третьим действием пьесы… Наконец наступил день премьеры «Гибели Содома». Я была невероятно изумлена, когда увидела, что моя артистическая уборная буквально завалена цветочными подношениями от тех, кого я практически не знала. Среди них, правда, был один букет, имевший для меня особое значение, — белые розы от Юзефа с прикрепленной запиской, в которой он в самых общих выражениях благодарил меня за упорную, напряженную работу над ролью. Я даже не стала притворяться, будто этот букет имел какое-то особое значение, помимо того, что было высказано в открытке: ведь он послал одинаковые букеты всем актрисам труппы…

Я внезапно стала частью артистического сообщества, кто служил искусству, обрела популярность. Меня приглашали на вернисажи, концерты, премьеры последних зарубежных кинофильмов. Кино тогда считали любопытной новинкой, но оно воспринималось как преходящее модное увлечение, отнюдь не такое, которое стоило бы серьезного внимания в художественном смысле.

После премьеры, когда все прошло вполне хорошо и доставило всем немало приятных моментов, я испытала определенное разочарование. Юзеф появился, когда я, уже переодевшись, направлялась домой. При этом он даже ничего не сказал — ни слова. Я взволнованно бросилась к нему и пробормотала:

— У всех, кажется, сложилось впечатление, что сегодня все прошло хорошо.

— Правда? — только и сказал он.

— Мне столько цветов подарили, и спасибо за твои розы.

Молчание. Я не могла долго выносить такое, поэтому выпалила:

— Тебе же понравилось? Да?

Он лишь сделал большие глаза, будто мои слова его озадачили, что было вконец возмутительно! Он явно понимал это, поскольку еще и скривил губы в совершенно издевательской полуулыбке. Потом вдруг провел пальцем по наличнику двери и уставился на полоску пыли, которая осталась на пальце…

— Надо будет сделать выговор уборщицам, — вымолвил он. — В моем театре все должно быть идеальным!

Вынув носовой платок, он стер пыль с пальца, а потом небрежным тоном добавил:

— А вот насчет того, как ты играла сегодня, ну что ж… все было нормально…

— И больше тебе нечего сказать? Зрителям очень понравилось.

— Да что они понимают, твои зрители?! — фыркнул он, мотнув головой так, что стало ясно: ничье мнение на всем белом свете не имеет никакого значения по сравнению с его собственным.

— Что ж, благодарю вас, большое спасибо, — съязвила я, сорвавшись и разгневавшись, ни о чем не думая… — Вы мне сильно облегчили задачу. Мне «Розма́итóшьчи» предлагают контракт, дают возможность играть любые роли по моему выбору. Что ж, я принимаю их предложение! Можете считать, что я заявила об уходе из вашей труппы!

Я уже в следующий миг взяла бы свои слова обратно, если бы… если бы он возразил мне… если бы он не согласился со мною:

— Конечно! С удовольствием. Не понимаю, правда, почему не раньше? Я ждал этого, еще когда появились рецензии, где расхваливали твою Анели. Так я и знал с самого начала — ну как же, звезда! А в моей труппе нет места для звезд!

— А-а, понятно, здесь есть место только для одной звезды — тебя! — сердито выпалила я.

Мне сразу стало понятно, отчего он так вел себя во время репетиций. Невероятно, но факт: этот человек, ради которого я была готова на что угодно… ревновал меня к успеху, завидовал мне! И любые слова, выражавшие мою благодарность, то, как сильно я ему обязана за все, что он для меня сделал, Юзеф, оказывается, воспринимал так, словно я делала это со снисхождением по отношению к нему, а этого он