Остров Немого - Гвидо Згардоли

Арне Бьёрнебу. Казалось, он несет на себе все годы, прожитые на острове. Долгое время я пытался представить его лицо со шрамами от огня. Этот образ преследовал меня в ночных кошмарах, где сплетались страх и любопытство. И вот теперь когда я смотрел на него, то испытывал нечто вроде нежности, представляя, сколько боли и одиночества принесли эти шрамы моему деду. Я увидел, что по щекам Элизы текли слезы, и понял, что она думает о том же, о чём и я.

Мы ели баранину, приготовленную на березовых ветвях, и дравле: Суннива переняла рецепт этого десерта у своего отца.

– У тебя получается намного лучше, – улыбнулся папа.

Я молча доел дравле и перевел взгляд с безучастного морщинистого лица деда, которого Суннива терпеливо и аккуратно кормила с ложки, на противоположную стену, где висел чудовищный трофей: голова рогатой козы, грубо прибитая к старой деревянной доске. Когда и отец увидел ее, он побледнел.

– Пернилла! – воскликнул он.

Суннива посмотрела на чучело, рассмеялась и кивнула. Она сказала, что коза составляет ей компанию на острове.

Несколько раз обед прерывался из-за того, что Сунниве нужно было проверить маяк. После смерти дяди Эйнара она взяла эту обязанность на себя – дед уже давно был не в силах работать.

– Хочешь, помогу тебе? – предложил мой отец. – Думаю, что до сих пор помню, как это делать.

Он как будто удивился собственным словам.

Потом мы отправились к могилам. И пока мы шли под палящим солнцем, я подумал, что остров совсем не такой, как я его себе представлял: ни лучше, ни хуже – просто другой. Я родился и вырос в северном лесном Эльверуме, и потому в моем воображении остров был скорее небольшим лесом посреди моря. На самом же деле он больше походил на самодельный плот, плывущий по течению. Дикий каменистый остров без деревьев. Хрупкий и беззащитный. Потому что некому было его защищать. Элиза смотрела по сторонам, стараясь запомнить каждую деталь, чтобы сохранить этот остров в памяти и оставить его себе навсегда. У нее была эта особенность: запоминать пейзажи или предметы и еще долго находиться под впечатлением от увиденного.

Мы подошли к одинаковым надгробиям, покрытым диким вьюнком и убеленным цветами ежевики.

Здесь покоилась Гюнхиль – далекая, неземная, живущая только в воображаемых воспоминаниях отца, и Эйвинд – папин старший брат, которого он помнил молодым и живым. Средний брат Эйнар был похоронен справа от них. Я стоял в тишине и думал, каким бы словом я мог описать дядю, покидая его могилу и оставляя вечно молиться за нас.

Стоик. Эйнар-стоик.

Я мысленно рисовал историю своей семьи и, не подозревая об этом, выкраивал себе будущее.

Попрощавшись с могилами, мы с Элизой решили найти пещеру Вассмо. Может, она и вправду существовала, но в тот день мы ее не обнаружили.

Перед отъездом мой отец долго сидел рядом со стариком и молчал, а мы в это время разговаривали с Суннивой, понимая, что скоро расстанемся на долгое время.

Небо раскраснелось от солнца, и вскоре за нами вернулся рыбак на лодке. Все разговоры закончились, и мы попрощались – тепло и без стеснения, не так, как по приезде.

Мы отдалялись от острова, разглядывали его неровные очертания, проступавшие за влажной дымкой. Чайки сопровождали нас почти всё время, пока остров не сделался совсем невидимым, только прерывистым светом маяка напоминая нам, что прошедший день не был сном.

6

Когда чайки умолкли, в лодке воцарилась тишина, нарушаемая только ритмичными всплесками волн. И в этой тишине я неожиданно стал представлять себе мост. За свое недолгое пребывание на острове я будто остановился посреди моста, соединяющего смутные воспоминания и игры ума с новой реальностью, полной вопросов и обещаний, реальностью, которую еще только предстояло осмыслить. И чем больше мы отдалялись от острова, тем сильнее я убеждался в том, что мне необходимо сдвинуться с этой точки – в любом направлении, пока еще есть выбор. Нужно только найти, куда идти.

Остров меня не разочаровал, а скорее заинтриговал. Я размышлял о жизни, оторванной от всего на свете, об изоляции и одиночестве, об отсутствии социальных условностей и – как следствие – о свободе для развития и поиска. Я рассказал об этом Элизе, и, оказалось, ее мысли были схожи с моими. Она призналась, что хотела бы пожить на острове. Остров дарит смелость и мужество. Таковы были ее слова. Но когда я спросил Элизу, что она имеет в виду, какой такой смелости ей недостает, сестра словно растерялась и замолчала.

На следующий день мы отправились в управление судоходства. Один из служащих, грубоватый и несдержанный чиновник, сказал моему отцу, что со смертью Эйнара Бьёрнебу должность смотрителя маяка стала вакантной. Арне уже слишком стар и болен – такая работа больше не для него. А что касается Суннивы, то еще никто и никогда не слышал о женщине-смотрителе! Чиновник, конечно, признавал ее навыки и опыт, но не мог позволить женщине стать смотрителем и остаться в доме. По правилам, Сунниве предстояло покинуть остров.

– Но ей же некуда идти! – возмутился мой отец. – Она родилась в доме на острове!

– Этот дом никогда не был собственностью семьи Бьёрнебу, – сухо произнес служащий. – Он принадлежит администрации Арендала и передается смотрителю маяка в аренду.

– Она может переехать к нам в Эльверум, – предложила мама.

Я подумал, что в этом случае нужно будет перевозить в Эльверум и старого Арне.

– Надеюсь, вы меня поняли. Мы должны назначить нового смотрителя, – заявил чиновник. – Где будут жить женщина и старик, нас не касается.

Отец осуждающе взглянул на него, но тот даже не заметил этого, а вернулся к бумагам, давая понять, что разговор окончен.

Мы зашли в кафе, чтобы немного успокоиться и привести мысли в порядок.

– Я не допущу, чтобы Суннива оказалась на улице! – сказал отец.

Дорожные