Остров Немого - Гвидо Згардоли

так радостно, что трудно даже сдержать это чувство. Я ликую от того, что возможности каждого из них – безграничны. Их чистота, сила сходят на нет не сами по себе, а от превратностей жизни, от лицемерия и компромиссов взрослых.

Оставайся ребенком, если сможешь, очаровывайся миром. А что касается наших родителей, знай, что они понимают больше, чем ты думаешь, бесконечно любят тебя и не хотели бы видеть своего сына несчастным».

Пришло лето, а вместе с ним и время возвращаться домой. Я как раз собирался связаться с бригадой лесорубов, чтобы повторить опыт прошлого года, когда с юга страны пришла телеграмма. Она была адресована Эмилю Бьёрнебу. Я обратил внимание на печать почтового отделения Арендала и заметил, что отец взволнован. Он прочитал послание в одиночестве, а нам передал его содержание в конце обеда. В телеграмме, написанной канцелярским слогом сотрудника управления судоходства, сообщалось о смерти Эйнара Бьёрнебу. Он скончался около месяца назад, как сказал врач, от сердечного приступа.

Позже я узнал, что в телеграмме говорилось еще и о назначении нового смотрителя маяка. Но он посчитал, что нас это не касается, и ничего не сказал.

– Ваш отец отправится на остров, где он вырос, – сообщила нам мама. – Чтобы почтить память своего брата. И я поеду с ним.

Родители решили, что Гуннар останется во главе завода, а мы с Элизой можем поехать с ними, если захотим. Всё равно у нас летние каникулы. Гюнхиль от поездки отказалась: ей нужно было присматривать за детьми в Йомфрубренне, да и вообще остров не имел для нее особенного значения.

Я же мгновенно позабыл обо всех планах на лето и так называемом контробразовании, противоположном университетскому. Я думал только об острове – с ребяческим задором, далеким от настроений и стремлений юноши. Кажется, я снова стал ребенком, сидящим на коленях у отца и мечтающим о невероятных приключениях. Наконец-то у меня появилась возможность увидеть своими глазами остров из детских фантазий! Я понимал, что разочарование, скорее всего, неизбежно, но это не мешало мне донимать бедную Элизу разговорами о предстоящем путешествии и заражать ее своим внезапным безумием. Отец отправил сообщение на остров, в котором предупредил о нашем приезде своего отца Арне и его внучку, дочь Эйнара, Сунниву. С острова вернулся исчерканный невнятным почерком лист бумаги. Однако на нем можно было разобрать: «Добро пожаловать. Мы ждем вас».

Записка была без подписи.

5

Поездка длилась неделю, и вот наконец мы добрались до Арендала и договорились с каким-то рыбаком, чтобы он отвез нас на остров и вернулся за нами до обеда. Я надеялся, что мы останемся подольше, – меня одолевали ожидания от встречи с прошлым отца, мне хотелось побыть на острове, почувствовать его.

Любопытные птицы, названия которых я не знал, с криком слетелись к нам навстречу, и мы увидели вдалеке на горизонте маяк. Казалось, он вырастал из моря и каким-то чудом стоял прямо на воде. А потом мы разглядели скалы, темные от падавших теней, похожие на вытянутые лезвия, защищающие остров и его сокровища. Я различал чередующиеся полосы на маяке, желтые и красные, которые походили на слои горной породы. Я обрадовался, что эта деталь оказалась реальной, а не плодом воображения отца: если маяк и в самом деле такой, как он рассказывал, то – решил я – и каждое слово, воспоминание об острове, история, которую мы слышали в детстве, тоже правдивы.

Наша лодка наконец причалила к острову, и вдалеке я увидел женщину. Она стояла около маяка и как будто совершенно не двигалась. Только юбка и волосы развевались на ветру. Издали женщина показалась мне высокой, статной и величественной. Внезапно и с неожиданной ловкостью она скрылась за краем утеса. Мы молча переглянулись с Элизой, она была так же заинтригована, как и я.

Удивительная женщина, и в самом деле величественная, ждала нас на причале с веревкой в руках. Как только лодка остановилась, она бросила канат в сторону рыбака.

Это была Суннива.

Мы нерешительно поприветствовали друг друга, и Суннива – ей тогда было около тридцати лет – поклонилась нам чуть ли не до земли. Это выглядело как-то неуместно, и наша мать вежливо попросила ее выпрямиться. Суннива казалась простой женщиной, которая очень хотела произвести хорошее впечатление и, вероятно, нервничала из-за встречи, как, впрочем, и мы. Хрупкой и нежной я бы ее не назвал – скорее, в ней таилась какая-то сила. Мы поняли это по тому, как она взглянула на хозяина лодки, когда тот собирался отплыть. Видно было, что моряки и рыбаки уважают Сунниву.

– Это твои двоюродные брат и сестра, – представил нас отец. – Элиза и Сверре.

Он взял ее за крепкие, натруженные руки и посмотрел ей в глаза.

– Ты была ребенком, – произнес он. – И помещалась в тазик.

– Я не помню, – сказала Суннива, и ее лицо покраснело – не от палящего солнца, а от смущения. – Отец рассказывал мне о вас, дядя Эмиль.

Мы последовали за ней по тропинке среди скал, в трещинах которых росла дикая трава и лишайники водянистого цвета. Мы шли и шли по жаре – под плеск волн и оглушительный крик морских птиц – до маяка: в его тени стоял старый дом смотрителя – место, где родился мой отец. Суннива распахнула дверь, приглашая нас войти. Из-за резкой темноты, сменившей ослепительный солнечный свет, мы поначалу ничего не увидели и замешкались. Но понемногу наши глаза привыкли к полумраку, и мы уже различали и узнавали не только предметы, но и запахи, запертые в этой темноте, как животные в клетке. Под окном в луче пыльного света сидел человек – на стуле, таком же древнем, как и он сам. Одна сторона его тела как будто обвисла вниз, он выглядел дряхлым и больным. Отец подошел к нему и положил руку на его склоненную лысую голову. Старик как будто ничего не заметил и даже не поднял головы. Если бы не его шумное дыхание, я бы подумал, что он умер.

Этот старик – мой дедушка,