Девушка жимолости - Эмили Карпентер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь никого не было. И тем не менее здание наполняли человеческие жизни, горести и смерти. Миллионы судеб.
Я села на мраморную ступеньку и открыла папку. Первая страница была ксерокопией листка посещений Колли, там значилось всего два имени – Дэвид Крейн и Линди Вейд. Муж Колли, Дэвид, мой дед, посетил ее лишь однажды, 12 июня 1962 года, пробыл час. Линди Вейд была у нее ровно через неделю, 19 июня 1962-го. Она приехала утром и осталась на весь день, покинув больницу в 9 вечера, как значилось в документе. Возле ее имени в графе «статус» было вписано «подруга».
Я открыла вторую страницу в папке. Это была история болезни Колли, официальная форма, заполненная медиком. Слова «шизофрения», «депрессия», «мания» сразу бросились мне в глаза. Я вчиталась: «У пациентки наблюдается нарушение поведения, одержимость смертью матери. Навязчивые мысли проявляются в повторении молитвы на латыни. Пациентка признает наличие слуховых и зрительных галлюцинаций. Бредовые идеи на религиозной и расовой почве, наблюдаются проявления паранойи и суицидальные наклонности».
Я подняла глаза от бумаги, дальше было читать просто страшно, сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот проломит ребра. Молитва на латыни. Галлюцинации и бредовые идеи.
Вроде красного ворона и золотой пыльцы на ручке расчески?
Как будто обо мне писали.
Я снова посмотрела в документ: галдол, торазин, хлозарил. И тут глаза остановились на строчке, от которой я похолодела. «Лоботомия»…
«Операция успешно проведена медперсоналом госпиталя 22 июня 1962 года. Пациентка стала спокойнее, послушнее, хотя эпизодические проявления паранойи все же повторяются».
Упоминания о смерти не было. И конечно, ни слова об «умышленном причинении вреда».
– Боже мой…
Лист выпал у меня из рук.
Накачав Колли наркозом, они провели лоботомию? Меня накрыл ужас, и слезы хлынули ручьем. С ними я все же, справилась, но спокойнее дышать не получалось: я слышала свое дыхание, оно было поверхностным, с перебоями отчаяния. Меня охватило не просто горе. Это был всеобъемлющий страх.
Что они хотят сделать со мной? Напичкают таблетками? Применят электрошок? Я слышала, его применяют до сих пор. А может, мне уготовано что-то более изощренное?
Я хватала воздух, глядя в потолок. Так недолго и задохнуться. Потеряю сознание в этом доме с привидениями.
Остановись, хватит.
Я собрала бумаги, сложила на коленях, заставляя себя дышать размеренно. Переложив историю болезни в низ стопки, я взглянула на следующую бумагу: регистрация Коллирин Крейн при поступлении в больницу.
3 июня 1962 г., в 8:35 утра доставлена братом, мистером Уолтером Вутеном. Ни врачебных предписаний, ни направления, никаких сопутствующих медицинских документов при себе не имела. Причина госпитализации – «деменция». Внизу, на полях, была приписка, сделанная красивым почерком: «По просьбе брата пациентки, мистера Уолтера Вутена, размещена в палате с чернокожими пациентами».
Я снова вернулась к странице с посещениями: мозг начал нащупывать связи, наконец-то кое-что вставало на свои места. Я подумала о картинке с двумя дамами и инициалами «ЛВ». Л. В. – Линди Вейд – имя посетительницы Колли.
Это она, Линди Вейд, нарисовала ту акварельку, на которой были бабушка и еще какая-то женщина.
«Линди Вейд – подруга».
Глава 21
Октябрь 1937
Долина Сибил, Алабама
До конца месяца Хауэллу Вутену предстояло еще трижды съездить в Хантсвилл. Рабочие из Гражданского корпуса охраны природы сажали сосны, прокладывали дорожки в парке Монте-Сано, строили горные хижины для туристов, и, хотя Хауэлл ворчал, что он фермер, а не какой-то там чиновник, Джин понимала, что им очень повезло, что он получил эту работу. Для того чтобы ее получить, ему пришлось сказать, что он не женат, но он рассудил, что вряд ли кто станет карабкаться на гору Бруд-Маунтин и проверять, не сидят ли за столом в его домике жена и дети.
Когда Хауэлл уехал в Хантсвилл, Джин отправилась к Тому, дождавшись, пока Уолтер уйдет в школу, а Колли – к Эгги. Она неспешно прошлась по старой дороге через кладбище, чтобы убедиться, что соседи не видят ее с веранды или с поля. Если все в порядке, то она отправится к нему домой. Большой кирпичный дом уже не вселял в нее трепет, и она уже не смущалась, ступая на широкое крыльцо. Возможно, потому, что лицо Тома при виде ее озарила счастливая мальчишеская ухмылка. От нее сердце у Джин готово было выпрыгнуть наружу.
Когда она пришла к нему впервые, Том отвел ее в укромный уголок под лестницей, чтобы из окон не было видно. Они стояли, прижавшись, целовались, гладили друг друга, чувствуя все изгибы тела, которые можно почувствовать через одежду. Он горячо нашептывал ей про Калифорнию, Голливуд и Тихий океан; хотя она и не сказала «да», но все равно поцеловала его в шею под воротником. Там солнечно круглый год, нашептывал Том, скользя губами по ее скуле к уху и ушибленному виску. Там даже камин не нужен. Там пальмы, и тысячи машин, и замки на скалах. Потом они целовались снова.
Они никогда не поднимались в спальню. Он не хотел. Ждал, пока она станет его женой, он так ей и сказал.
Она не соглашалась, но и не говорила «нет».
Когда Джин уже уходила, Том поймал ее руку:
– Вечерний экспресс «Сансет лимитед» едет из Нового Орлеана в Лос-Анджелес. Я могу купить два билета для вас с Колли и два для себя и Вилли.
Она снова вспомнила о Хауэлле и своих обязательствах перед Богом. Вспомнила об Уолтере и растянутом на горе теленке, казавшемся черным на фоне неба. Она улыбнулась Тому и покачала головой.
Той ночью душа ее матери наконец-то покинула измученное тело и отлетела к лучшей жизни, и Джин почувствовала невероятное облегчение. Через пару дней все жители долины собрались в церкви на отпевание и похороны. Хауэлл на церемонию не успел, но Джин подумала, что это и к лучшему: ему показалось бы странным, что она не плачет на похоронах собственной матери.
* * *Во второй раз Джин поднялась по Старокладбищенской дороге, и Том провел ее на задний двор; пока она наслаждалась видом, он показывал поочередно всех коров, пасущихся на каменистом склоне:
– Это вот Салли, это Кит, Нат, Гал и Булочка.
– Булочка? – переспросила Джин.
– Точнее Булочка с Изюмом, так ее Вилли назвал.
Том не сказал, что будет с коровами, если они уедут в Калифорнию. Джин подумала, что деревенские, скорее всего, коров уведут. Но не Хауэлл, этот не таков: он будет стоять на этом самом месте, где они сейчас вдвоем стоят, и, прицелившись и сощурив глаз, будет спускать раз за разом курок – снова и снова, пока все коровы Тома Стокера не попадают.
– Если мы уедем в Калифорнию, чем ты там займешься? –
