Девушка жимолости - Эмили Карпентер

казалась старше, но выглядела элегантнее. Белое пальто с широким воротом, рыжие волосы плавной волной ниспадали на спину. На бледном лице ярко алели губы. В нижнем правом углу картинки значились инициалы «ЛВ».

Колли сидит с посторонней женщиной, у них, видимо, встреча, видимо, обе поглощены беседой. Вспомнилось, как мама встречалась с некой дамой в парке Бьенвиль-Сквер. Роув назвал ее провидицей или как-то в этом духе.

Ее девушкой-жимолостницей.

Я сложила картинку и огляделась. Торчать еще четыре дня в «Багровой террасе» и дегустировать жареную курицу из KFC всех степеней переперченности? Еще три ночи прятаться от тараканов, скрючившись в коротком спальнике? Ну уж дудки!

Я не собиралась идти на такие жертвы. Не могла себе этого позволить.

Сунув картинку в сумочку, я вышла на улицу.

* * *

Направляясь на запад по 215-му шоссе, я старалась не думать о том, что мне только что пришлось использовать кредитку Джея, чтобы заправить его же машину. И что в тот же миг ему на телефон пришло извещение, где и как потрачены его 37 долларов.

Выхода у меня не было. Но, когда я вставила эту карточку в щель на заправке, внутри у меня взметнулся целый вихрь мотыльков. Если Уинн и доктор Дункан через пару дней нападут на мой след, будет ясно, что Джей – по ту же сторону баррикад. Если нет, придется признать, что я зря подозревала его в предательстве, что о встрече в Бирмингеме он договорился из благих намерений и хотел убедить Уинна прекратить меня преследовать.

Высокие столбы из красного кирпича при въезде на старую территорию Причарда я увидела издалека. Я свернула между двумя столбами, оплетенными мертвыми лозами. На обоих были одинаковые бронзовые таблички: «Лечебница Причард, основана в 1851 г.». Одна из створок старинных ворот, увитая такими же коричневыми безжизненными лозами, была приоткрыта и подперта камнем. Я ехала между величественными рядами вечнозеленых дубов, подпрыгивая на разбитом асфальте. Подъезжая к круговой дороге перед главным входом, я притормозила: перед зданием красовался огромный ржавый металлический фонтан. Я неспешно обогнула его, поражаясь этой детали, потом припарковалась и вышла из машины.

Здание было колоссальным. Готический замок красного кирпича с эркерами, украшенными каменными наличниками, венчала, пронзая горячее облачное небо, великолепная центральная башня с колокольней. Другие башни и шпили высились над флигелями по сторонам главного здания. У конца каждого из крыльев стояло на страже по огромной магнолии. Общий вид портил заросший бурьяном газон. В полуденной жаре звенели цикады, на горизонте клубились серые тучи: в воздухе можно было уловить привкус дождя.

Если Вэл говорила правду, моя мама была заточена в этих самых стенах. И бабушка Колли тоже. А потом обе умерли где-то здесь, спрятанные от мира в лабиринте башен и шпилей, окон и комнат. Когда-то эти стены вмещали уйму людей – сотни пациентов, врачей, медсестер, администраторов. Но, вглядываясь в темные окна, я сознавала, что мои мама и бабушка умерли здесь в одиночестве.

Печаль, их бесконечная печаль передалась мне, заполнив пространство между кожей, сосудами и внутренними органами, так что я уже не знала, смогу ли шевельнуться.

Но я все же заставила себя сдвинуться с места. Обогнув восточное крыло, я пошла по обширной территории по заросшей тропинке, которая выглядела вполне многообещающе. Кладбище располагалось на макушке голого, выжженного солнцем холма в четверти мили от госпиталя. Большая резная металлическая арка над входом была, судя по всему, новой: «Кладбище старой лечебницы Причард». Проходя под аркой и оглядывая ряды аккуратных металлических крестов, усеявших холм, я уже заливалась потом.

Ветерок просвистел под аркой и приподнял мои мокрые волосы. Я стояла как вкопанная и не верила собственным глазам: кладбище было огромным, оно раскинулось на множество акров. Там было не менее тысячи могил, может, и больше, они тянулись до видневшегося вдали ряда деревьев, их разделяли крестообразные, заросшие травой тропинки. На табличках – некоторые из них были украшены выцветшими на солнце шелковыми цветами – значились двух-, трех- и четырехзначные числа. Имен не было.

Мне ни в жизнь не найти здесь Колли.

* * *

– Официальные экскурсии по кладбищу только по вторникам. – Женщина за стойкой сосредоточенно облизывала зубы, не отрывая глаз от монитора.

Мне удалось найти функционирующую часть больницы в дальнем конце территории. Она располагалась ближе к федеральной автостраде, напротив небольших полей и разбросанных по ним фермерских домиков. Администрация размещалась в приземистом кирпичном строении цвета спелой тыквы. Сразу за администрацией виднелось трехэтажное приемное отделение – жуткого вида здание в форме подковы из того же кирпича тыквенного цвета. Окна были темными, задернутыми серыми стальными жалюзи. Над всем этим издалека возвышались готические башни старой лечебницы.

Изнутри здание оказалось чистым и хорошо освещенным, правда грязноватыми светильниками. Примерно как во всех нарко- и психдиспансерах, где я побывала. Запах тоже был знакомым – пахло безнадежностью.

– Про вторники я в курсе, – сказала я, – и мне неудобно просить об исключении, но во вторник меня уже не будет в городе. Я подумала, – тут я понизила голос, – вдруг это не так страшно, если я сама попробую найти могилу? Если вы посмотрите регистрационный номер моей бабушки, я туда сгоняю, сфоткаю и мигом испарюсь. Никто не узнает. Буду молчать как рыба.

Я одарила ее ослепительной улыбкой. Женщина продолжала смотреть на меня пустыми глазами.

Я повисла на стойке:

– В общем. Если бы вы только дали мне ее номер. Коллирин Вутен Крейн, умерла в 1962-м.

Она еще раз провела языком по зубам, на этот раз ей удалось извлечь оттуда беспокоивший ее предмет двумя заостренными ногтями кораллового цвета. Добычу она сняла с них салфеткой, лежавшей возле клавиатуры.

– Официальные экскурсии только по вторникам.

Она вернулась к работе, а я изо всех сил продолжала улыбаться. Хотя на самом деле мне, конечно, хотелось от души врезать ей по обеим толстым щекам.

Я услышала, как в коридоре открылась дверь: афроамериканка лет двадцати в целомудренно застегнутом халате и головной повязке, удерживавшей буйный сноп кудрей, подошла к окошку и встала рядом со мной. Глаза за стеклами очков в черной оправе были добрые.

– Ну, как вы сегодня? – осведомилась она.

– О, – сказала я, – спасибо, хорошо. – Хотя это было далеко от истины. Но ведь ласковый теленок двух маток сосет и так далее… Я округлила глаза для пущей невинности: – Я тут пытаюсь родственника найти.

– Наш пациент?

– Бывший. Умерла в 1962 году.

– А, ну что ж, Дениз вам с этим поможет. – Девушка, кашлянув, обратилась к коллеге за стойкой: – Дениз, я отбегу ненадолго.

– Угу. – Дениз возобновила свои стоматологические манипуляции, на этот раз сосредоточившись на коренных зубах. Меня слегка подташнивало.

– Не можешь заодно последить за моей линией? Я весь день жду звонка от Фоули, но не знаю, что у них там, может, они заняты. В любом случае я