Младший брат - Салтанат Бодыкова

свои семнадцать лет. Услышав вопрос, тут же, забыл все свои обиды, вскочил с места и всю дорогу до дома объяснял, какие преграды стоят на пути к его мечте.

— В Алмате такого училища, тоже, нет, сынок. Надо ехать в Оренбург или Рязань. Я узнаю, не переживай. Сначала нужно получить паспорт тебе, маме, всем. Я добьюсь, я же воевал все-таки.

В тот же вечер Канабек, начал серьезный разговор с женой, на что она горько улыбнулась. Кажется, её муж пытается признаться ей в любви.

— Ты не веришь? — Заглядывал ей в глаза Канабек.

— Я понимаю, последние дни вам пришлось нелегко, и вы просто ищете утешения.

— Я клянусь прахом отца и матери.

— Хорошо и что дальше? — Тусклым голосом говорит Жумабике. — Детям нужно учиться, Алтынай говорит, что в городе есть Учительский Институт, хочет туда пойти, Жаныл собирается стать врачом, а Жатим мечтает танцевать.

— Детей устроим, не переживай, и девочек, куда они хотят, и Амана отправим в Россию, учиться, я с ним уже поговорил. Сначала я уйду с шахты, заберу свой паспорт у начальника и уйду. Договорюсь и выправлю паспорт тебе и старшим детям. Запишусь на курсы киномехаников, а через год, как ты и хотела, мы можем ехать жить в город. Поверь мне, Бикеш, родная.

Жумабике вздрогнула, услышав ласковое обращение, впервые за все время их совместной жизни, да еще то, каким называл ее Шалкар.

— Хорошо, я согласна, но только ради детей. Справим годины вашего отца и брата и уедем. Время покажет, с вами или без вас.

Думая о своем старшем брате Айнабеке, Канабек ощущал какую-то незавершенность в их отношениях. Как будто не сказал ему то, что должен был сказать, ни разу не поговорил он с братом по-человечески и теперь, ему и брату необходим был этот последний разговор.

Канабек стоял у мазара, вслушиваясь в особую тишину, что устанавливается в жаркий полдень в степи. Уже прочтены все молитвы, а главного, все еще, не сказано.

— Брат мой, Айнабек, мы могли бы прожить другую жизнь, но из-за моих мелких обид, я пропустил ее. Я упустил дружбу с тобой и чуть было, не потерял семью и любовь. Когда ты рассказал нам про Туркестанский легион, я так радовался этому, как последняя сволочь. А если бы, я тебя любил бы и уважал, мне было бы больно. Как больно мне сейчас… Я прошу у тебя прощения, но только за это. Не обижайся, брат, но за предательство я тебя простить не могу. Ты мой брат по крови, а там, в России, в земле лежат мои братья по оружию. Они и погибли может, потому что ты воевал на другой стороне, их кровь на твоих руках. И за это я не могу тебя простить, брат, но я люблю тебя и скорблю о тебе. И буду просить Аллаха, чтобы там, — он поднял голову, — твою душу не мучили сильно. Может, он тебя простит и избавит от страданий. Аминь.

Все так же держа голову запрокинутой, он прошептал в самую синь неба.

— Я был плохим братом, но обещаю, нет, надеюсь, отцом буду хорошим.

Канабек вздохнул глубоко и счастливо в полной уверенности, что теперь-то он свободен от демонов, терзавших его душу. Так и было, до тех пор, пока, как-то раз, измученный бытовыми проблемами, неизменными спутниками переезда и жизни на новом месте, не пожаловался жене:

— Не выходит у меня по задуманному, бьюсь, бьюсь, а толку мало. Да это ладно, переживем, плохо, что всю жизнь в своей семье был как чужой. Да, Бикеш, порой, мне казалось, мои родители, братья и сестры мне не родные.

Жумабике, вздохнув, подошла к понуро сидящему мужу, тронула его за плечо и сказала:

— Не переживай, я рядом и дети подросли, помогут. А насчет того, что не родной… Я тебе не говорила, но однажды Айнабек признался мне, что подслушал один разговор между родителями. Оказалось, что когда они поженились, Аллах долго не давал им детей и тогда они взяли на воспитание мальчика, родившегося в семье их дальних родственников и оставшегося сиротой. Этим мальчиком был Айнабек. А потом у ваших родителей, один за другим, стали рождаться дети и первым родился ты. Еще наши предки говорили: если нет детей, приютите сироту, тем самым искупите грех и Всевышний подарит вам много детей.

Канабек потрясенно уставился на жену, потом заскулил, бормоча при этом:

— О, Алла, какой же я глупец, безмозглый осел. Как же я несчастен, за что мне это?

Жумабике обняла мужа, прижимая к себе и поглаживая его поседевшую, в висках, голову. Затем, до конца не понимая, чем вызваны его слезы, стала успокаивать ласковыми словами.

И каждый день, всю оставшуюся жизнь, чувство вины могильным червем, точило изнутри, а раскаяние, как ржа, разъедало его душу. И это несмотря на то, что уже давно он не винил отца, в своем стремлении уберечь от разочарования старшего сына, заставивший страдать младшего, как оказалось, родного. Так бывает: человек, сам того не понимая, становится на дорогу, вымощенную благими намерениями, что, как известно, приводит в ад. Простивший отца за любовь, которой не узнал, себя простить не смог. В возрасте пятидесяти пяти лет, Канабек умер от долгой, мучительной болезни.

Глава 23 Красная Поляна

На пути искупления вины перед отцом и братом Канабек сделал все возможное, до чего смог додуматься. Отстроил мазары родным из красного кирпича, установил гранитные плитки с надписями и датами. Каждый год поминал их, чтением сур из Корана.

Детей своих окружил такой плотной заботой, что они не знали, как отвязаться от него, всячески стараясь избегнуть излишнего отцовского внимания. Жумабике посмеивалась, глядя на это, уж лучше так.

Канабек был твердо убежден, что ничто не заставит его снова взяться за карандаш. Только любовь захватила его с такой силой, что он, не помня себя, весь во власти вдохновения, воссоздал на бумаге лицо любимой. Видимо, сама любовь водила рукой Канабека, когда он выводил столь милые сердцу, черты: с портрета Жумабике смотрела так живо и пронзительно, что, казалось, еще мгновенье и она улыбнется и заговорит.

Полноценного признания в любви, Канабек жене так и не сделал: облечь чувство в слова, стало тяжким испытанием. Подошел к ней и молча вложил в руки Жумабике лист плотной бумаги. Жумабике внимательно рассмотрела произведение рук ее мужа, и будничным тоном, словно, каждый день получает в подарок свой портрет, произнесла.

— Хороший рисунок.

Канабек был уязвлен до глубины души,