Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

проблемы тебе докучают. И тогда я вольна сгинуть точь-в-точь как в моем сне.

— Я просто пошутил, Клио.

— Вот именно, в зубах навязли эти твои вечные шутки. Не удосуживаясь вникнуть в непритворные тревоги собеседника, ты отшучиваешься. Шути себе сколько влезет в своих книгах, но не со мной. По-моему, ты просто законченный эгоист.

— Я искренне убежден, что это не так. Более того, это самое несправедливое обвинение в мой адрес. Если кто и не вправе упрекать меня в эгоизме, так это ты. Я всю свою жизнь перевернул ради тебя.

— Купив несколько костюмов и рубашек под цвет моих меховых пальто? Поздравляю, Илья. Ты настоящий альтруист.

— Я поехал с тобой в Венецию.

— Только потому, что я настояла. С тобой всегда так. Ты никогда ничего не сделаешь для другого по собственной инициативе.

— Помнится, это я уговорил тебя отправиться в Венецию. Ты вообще поначалу не хотела соглашаться на эту должность.

— О да, теперь он ставит себе в заслугу собственное желание переехать в Венецию, в угоду которому вынудил меня бросить работу. Весьма благородно. Ты истинный джентльмен. Только вот что я тебе скажу, Илья: чтобы быть джентльменом, недостаточно иметь в шкафу пару-тройку костюмов и галстуков. В тебе это либо есть, либо нет, так что тебе все равно не понять, что я имею в виду.

— Ты противоречишь сама себе.

— Отнюдь.

— Сначала ты меня упрекала, что я не уговариваю тебя переехать в Венецию, а теперь обвиняешь меня в том, что я тебя заставил. Эти упреки противоречат друг другу.

— Ненавижу твои риторические экивоки. Я пытаюсь по-человечески с тобой поговорить.

— Хорошо. Выражусь иначе: я с энтузиазмом поддержал принятое тобой решение. Подобная формулировка тебя устраивает? Если да, то объясни мне, что в этом эгоистичного.

— Что в этом эгоистичного? Да ты все перевалил на меня.

— Что ты имеешь в виду, Клио?

— Эту квартиру, все. Ты и пальцем не пошевелил.

— Эту квартиру по сходной цене предоставил нам твой работодатель. Шевелить пальцами не требовалось. Поэтому я этого и не делал.

— Хорошо устроился. Как же у тебя всегда все легко. Ты даже не помог мне распаковать книги.

— Что с тобой сегодня, Клио? Почему ты такая взвинченная?

— Я уже сказала. Ты меня даже не слушаешь. Очевидно, мне следует к этому привыкнуть.

— Тебе приснился кошмар.

— Мне приснилось, что ты эгоист и в любой момент готов бросить меня на произвол судьбы.

— Мне что, сейчас оправдывать свое поведение в твоем сне?

— Можешь не беспокоиться.

— Сны не всегда отражают реальность, Клио.

— Разве нет? Почему же мне это снится? Раньше мне не снилось ничего подобного, а приснилось только теперь, когда мы вместе. Неужели это просто случайность?

— Об этом лучше спросить у тебя. Почему тебе снятся неприятные сны с моим участием? В конце концов, они ведь продукт твоего сознания. Согласись. Это мне следует негодовать, что ты, очевидно, столь плохого обо мне мнения и что твои мысли преследуют тебя даже во сне.

— Ты не сдерживаешь своих обещаний. Вот что преследует меня во сне.

— Каких таких обещаний я не сдерживаю? Назови хоть одно.

— Могу назвать сколько угодно.

— Например?

— Ты до сих пор не написал обо мне стихотворения.

— Клио, это не было обещанием. Ты непременно хотела обнажиться. Я все еще благодарен тебе за ту твою головокружительную инициативу, но я тебя об этом не просил и никогда бы не осмелился. А это стихотворение я еще напишу. Но оно должно быть лучшим из когда-либо написанных. Стихи не пишутся на скорую руку. Они требуют времени.

— И не свозил меня на Мальту.

— На Мальту?

— Видишь, ты даже не помнишь.

— Я обещал свозить тебя на Мальту, когда мы были с визитом у твоих родителей.

— Ну вот, наконец, ты и сам признаешь, что не сдерживаешь обещаний и что ты ненадежный человек. Кстати, у меня на следующей неделе отпуск, если тебя это хоть сколько-нибудь интересует.

2

В тот же день я заказал билеты и гостиницу.

— Ты хоть знаешь, зачем мы летим на Мальту? — спросила Клио.

Мне стоило невероятных усилий не рассмеяться. «Это уже не имеет большого значения, — хотел сказать я. — По-моему, ты не оставила мне выбора. Но это неважно. Я все равно тебя люблю. Мы летим на Мальту потому, что я не хочу, чтобы ты снова обвинила меня в своей приснившейся смерти». Но я этого не сказал. Я ответил так, как она хотела.

— Да, — согласилась она, — верно. В первую очередь мы едем посмотреть на «Усекновение главы Иоанна Крестителя», которое Караваджо подписал кровью Иоанна. Только я тебе еще не рассказала, что эта картина — лишь мелкое звено в цепочке событий и частичка великой тайны.

Она уже совсем не гневалась, да и мое негодование невольно растаяло под теплом ее энтузиазма. Особый свет в ее глазах, когда она говорила о великой тайне, и маленький рот, с важным видом акцентирующий значение этих слов, меня растрогали. В ту пору я был слишком влюблен, чтобы проявлять непреклонность. Я осознавал эту свою слабость и справедливо считал ее достойным восхищения достижением.

— Рассказать?

Я ответил, что хочу знать все о великой тайне.

— Это довольно длинная и запутанная история, но я постараюсь доходчиво ее изложить.

— Я весь внимание.

— Слушай и запоминай. Уверена, ты захочешь использовать ее в своей книге. Пусть это будет новая глава, потому как сейчас начнется нечто важное.

— Я ведь не пишу о предшествующих событиях, ибо не пишу о тебе, ты это знаешь. Я тебе обещал. Ты, безусловно, носишь имя музы, но музы обычно не вмешиваются в композицию сочинений, на которые вдохновляют.

— Я муза нового типа. Муза 2.0. Не перебивай. Ты хочешь услышать историю или нет?

— Я слушаю.

3

— Жизнь и творчество Микеланджело Меризи, названного Караваджо в честь городка, где родились его родители, окутаны множеством загадок, но величайшая из них связана со смертью художника. Как тебе