Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никто никогда не смел обвинить меня в трусости!
Грек взял со стола упавший финик, надкусил его и, разглядывая косточку, сказал:
— Никто не смеет и до сих пор. Разве что, ты сам. Я не берусь судить обо всех подданных твоей огромной империи в этом вопросе, но не удивлюсь известию об очередных провидцах какого-нибудь еще города. Хочу спросить тебя, Александр, ты никогда не думал о халдеях, живущих в Карфагене или обитающих на Сицилии? А ведь, если я не ошибаюсь, эти земли входят в твои планы?
Царь не ответил, и тень сдвинутых бровей опустилась на глаза.
— Давай по чести, Александр, — продолжил Анаксарх. — Хоть это не в моих правилах, я повторюсь. Ты — величайший из героев, и ты объявил себя сыном Амона.
Тут философ поперхнулся, и легкий оттенок усмешки блеснул в его глазах.
— Амон, — овладев собой, продолжил грек, — объявил тебя своим сыном. Следовательно, ты – бог, — произнес Анаксарх.
От царя ускользнуло некоторое напряжение говорящего.
— Это так, — Александр немного склонил голову к плечу.
— Ты — потомок и вершина Ахиллесовой линии.
— И? — поза царя стала надменной, взгляд потяжелел.
Грек встал, медленно обошел кресло царя.
— Ахиллес жаждал славы и вошел в Трою через Скейские Ворота. Тебе это известно. Чаша его жизни опрокинулась, наполнив чашу бессмертия, а ее нельзя ни испить, ни исчерпать. Страх остаться бесславным смертным превзошел страх самой смерти. Да, и был ли он ему ведом? Но мимрмидонцу (11) была ведома судьба. Великие сражения ты оставил позади. Мужество безумца, где оно теперь? Ты боишься протянуть руку, чтобы взять свое, спрашивая разрешения у кого угодно. Показав уязвимое место, свою Ахиллесову пяту, ты позволишь всем тыкать в него копьем, пока не истечешь кровью на задворках империи. Власть не прощает слабости. Не мне тебя учить.
Царь вскочил, вскинул голову. Молнии метнулись в глазах, осыпавшись по щекам багровеющими пятнами.
— Я — царь царей! — голос Александра сорвался. — Я завоевал этот мир!
Философ перебил, чуть повысив голос.
— Теперь мир завоевывает тебя. Бессмертие дается избранным, и даже смерть не в силах что-либо изменить. Проливши честь в пыль, вряд ли сможешь после отделить их друг от друга.
— Ты явился, чтобы сказать мне это?!
— И за этим тоже. Вавилон не просто город. Это город царей. Ты сам признал это. Он не звал тебя и в первый раз, но разве ты думал об этом? Вкусивши тогда мягкого пирога, разве мечтают о черствых крохах?
Уходя, Анаксарх столкнулся с темнокожим рабом, несущим поднос с ароматной запеченной рыбой. Философ остановился и, не оборачиваясь, сказал своим обычным до тонкостей рассчитанным тоном:
— Если болезнь поразит голову, нет смысла вскрывать гнойник на хвосте. Подумай об этом, Александр.
(1) Врата Иштар — восьмые ворота внутреннего города в Вавилоне. Построены по приказу царя Навуходоносора в северной части города.
(2) Стадий — мера расстояния, равная приблизительно 180 м.
(3) Плефр — мера длины, равная приблизительно 31 м.
(4) Пентера — — боевое гребное судно с пятью рядами вёсел, расположенных один над другим или в шахматном порядке.
(5) Гелеспонт — так в древности назывался пролив Дарданеллы.
(6) Лисипп — придворный скульптор Александра.
(7) Катафракторий — древний воин, обмундирование которого было набрано из металлических пластин, сплошь покрывающих тело.
(8) Аид — бог подземного мира.
(9) Тартар — название подземного мира.
(10) Таис — имеется в виду Таис Афинская. Имеются немногочисленные свидетельства, что у Таис были дети от Птолемея.
(11) Ахиллес был царем мирмидонцев.
Погребальный костер.
Утренние птицы гнали ночь. Опасливо озираясь, она ползла прочь, прячась в уголках и укромных местах. Загнанная в щели темнота таяла, впитываясь в камни и просачиваясь сквозь пробуждающуюся землю. Александр устало поднялся от стола и остановился напротив окна. Монотонные крики торговцев будили день, и он лениво расползался, окрашивая мир пока еще нерешительными красками. Царь задумался, скользя безучастным взглядом по темным пятнам оконных проемов. Жизнь вместе с империями, войнами, запахами и звуками казалась бессмысленной и остановившейся. «Уже нет Гефестиона, — подумал Александр, — не станет и меня, а Вавилону ровным счетом наплевать, кто после будет потрясать оружием, сплевывая кровавые брызги под его стенами».
— Ненавижу тебя! — вырвалось из груди. — Ты не стоишь того, что требуешь в уплату за свою благосклонность!
— Повелитель, — позвал Багой, встрепенувшись со стола, на краю которого дремал.
— Багой, — Александр повернулся, и перс увидел слезы, соскользнувшие из распухших красных глаз. — Что должен чувствовать тот, чья мечта превратилась в пыль? Я стремился к Вавилону всю жизнь, а теперь вижу, что мечта — это лишь груда старых промасленных камней.
— Любой город — это камни. Лишь правители делают их мечтой, наделяя смыслом. Камни становятся символом, и люди стремятся к обладанию им.
— Но ведь ты счастлив, вернувшись сюда?
— Я покинул его рабом, спасаясь вместе с хозяином, а вернулся свободным человеком. Я был лишь мальчиком для услад, безропотно склоняющимся перед тем, кто обладал мной, а теперь склоняюсь лишь перед тобой, и только потому, что сам хочу того. Сколько бы не прошло времени, я явлюсь по первому зову, потому что до конца дней буду считать тебя повелителем.
Перс упал на колени, склоняясь к самому полу.
— Прими этот жест, как проявление величайшего уважения и преклонения перед тобой, ибо он идет от самого сердца.
Улыбка благодарно тронула краешки губ царя, но тут же исчезла, словно скатившиеся слезы стерли ее.
— Ты выглядишь уставшим, — вновь сказал Багой. — Приляг, повелитель. Ты всю ночь не смыкал глаз.
— Это последняя ночь, когда я мог видеть его. Сегодня погребальный огонь навсегда скроет его, и мне останутся лишь воспоминания.
— Да, но никто не сможет отнять их у тебя.
Александр тяжело опустился на ложе.
— Отдохни, повелитель. Я побуду с тобой. Тебе нужно немного поспать.
— Смогу ли?
— Не думай об этом. Просто закрой глаза.
Багой пристроился в изголовье, нежно поглаживая волосы царя. Уставшее тело отозвалось на ласку, и перс ощутил как, чуть качнувшись, расслабленно отклонилась голова Александра. Брови слегка разошлись, распуская страдальческий излом, но лицо осталось напряженным. Багой смотрел на Александра и думал, как сильно он изменился с тех пор, как впервые коснулся его тела. Молодой еще человек, плечи которого выдерживали столь тяжелую ношу власти, увеличенную многократно тяжелейшими ранениями и лишениями, непомерным горем и страданиями, казался ему не человеком, не героем и даже не богом. Александр постарел. Седина лучилась в обесцвеченных волосах, огрубевшая кожа навсегда впитала запах крови и пыли. Сейчас он спал, но перс видел, как мысли продолжали управлять им, проскальзывая по лицу и заставляя дрогнуть веки. Горе, разлитое по уставшему телу, прорывалось едва ощутимыми движениями пальцев, и сон лишь на время притуплял боль.
Багой подумал о Гефестионе. Сегодняшний день нес Александру тяжелое испытание. Перс уже однажды пережил с повелителем смерть хилиарха, а сейчас это предстояло опять. Отношения с Гефестионом всегда оставались для Багоя му′кой. Македонец никогда не скрывал презрения, а вспыхивающая в нем ревность только усиливала отвращение. Багой побаивался сына Аминты, и даже мертвый, тот все еще внушал ему страх. Нет, не физический, а какой-то внутренний, душевный, скрытый глубоко и оттого постоянно точащий изнутри. К нему густо примешивалась досада и непонимание. Багой знал, что Александр всегда предпочитал неотесанную грубость македонца тонкому изяществу. Роскошь мало интересовала его, и он всякий раз удивлялся, когда Александр, завоевав полмира, мог довольствоваться своей палаткой и жестким походным ложем. Надо признаться, что Гефестион искренне разделял эти пристрастия, ни разу не упрекнув того. Багой тоже молчал. Частенько в каком-нибудь потерянном богами крае, ежась от холода и страдая болями в желудке от непривычной грубой пищи, он доставал из сундука свои украшения и подолгу рассматривал их при свете тусклого прокопченного светильника.
Не так давно в отсутствие царя, находясь в его покоях, Багой вдруг испытал необъяснимое волнение, словно чей-то тяжелый взгляд скользнул по спине. Оглянувшись, перс встретился глаза в глаза с бронзовым взглядом
