Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Мне с рассветом в лагерь возвращаться надо, а меня туда ноги не несут. Александр ждет от меня доклада, как все к его возвращению готово, а тут такое.
- Ладно, - весело перебил его Птолемей. – Чему быть, того не миновать. Завтра, по ходу разберешься. А сейчас, предлагаю тебе не думать об этом. Я тебе мальчика пришлю. Детеныш еще, но до чего развратен! Готов спорить, ты до утра не то, чтобы об Александре, о себе забудешь!
Пердикка хихикнул в плечо.
- Птолемей дело говорит. Проверено.
- А, - махнул рукой Неарх, - давай мальчика, а то мне совсем тошно.
(1) Копейщик – пехотинец, вооруженный легким копьем.
(2) Пелтаст –легковооруженный пехотинец.
(3) Таксиарх, синтагмарх – разновидности офицерских званий в македонской пехоте.
(4) Иларх –офицерское звание в македонской коннице.
(5) Талант – единица веса и счетно-денежная единица древней Греции, равнялась приблизительно 16,8 кг. Золота.
(6) Александр был уверен, что его и Гефестиона судьба сложится так же, как судьба горячо любимых им гомеровских героев Ахиллеса и Патрокла.
(7) Агема. – элитное конное подразделение личной охраны царя.
(8) Наварх –офицерское звание на древнегреческом флоте.
(9) После возвращения из индийского похода Александр принял решение сместить Антипатра с регенства в Македонии, заменив его Кратером. Направляясь в Македонию, Кратер вел с собой возвращавшихся домой ветеранов.
(10) Храм Бэла в Пальмире — храм, посвящённый местному верховному божеству, повелителю молний и грома, Бэлу.
(11) Геркуле́совы столбы́— название, использовавшееся в Античности для обозначения высот, обрамляющих вход Гибралтарский пролив.
(12) Барсина — дочь персидского сатрапа Артабаза и любовница Александра Великого, от которого родила сына Геракла.
Анаксарх.
Эвмен чуть не поперхнулся стилосом, что нервно грыз, когда в палатку ворвался Неарх. Жалобно взвизгнуло кресло под тяжестью обрушившегося тела. Жадно выхлебав остатки вина из килика Эвмена, наварх протяжно выдохнул.
— Брось ты свою канцелярию! — срывающимся на хрип голосом взмолился Неарх. — Пустое это!
— Боги! — воскликнул секретарь. — Что должно случиться, чтобы на тебе лица не было?!
— Если б только лица! Он встряс меня так, что кишки на мозги намотались! Дай еще вина! Да, побольше, а то я в себя никак не могу вернуться!
— Тихо. Тихо. Не горячись. Объясни все по порядку.
— По-порядку?! Как я могу объяснить тебе по порядку, когда у меня мозги из ушей до сих пор капают?!
Проглотив одним глотком содержимое второго килика, Неарх немного успокоился.
— В Вавилоне ко мне принесло этих стариков, как их там?! Халдеев! Хитрые такие, выхоленные, явились и говорят, что скажи, мол, Александру, что б в Вавилон не ходил!
— Погоди, ничего не понимаю. Какие халдеи, и почему к тебе явились?
— А ты у них спроси, чем я такой почести удостоился! Звезды они, видите ли, читали! А на звездах написано, что не след Александру в Вавилон являться. Смерть его там ожидает!
— Боги! Какая свежая новость! А где она его не ждет, они случайно не уточнили?
— Постой, Эвмен! Ты что, все знаешь?!
— Ничего я не знаю! Только не припомню ни одного города, где бы смерть его не поджидала! Чего Вавилону-то стесняться!
— Тьфу ты! Я-то уж думал! Нет, ну ты представь, явились ко мне, плешивые бородки поглаживают, хитрыми глазенками хлопают и радуются, что не надо им самим все это Александру объяснять. Звезды, понимаешь, нашептали с чьей-то помощью, что надобно царю мимо Вавилона топать, если долго жить хочет. Или храм там какой-то восстанавливать. Тогда, может, что другое на звездах обозначится!
— А что Александр?
— Александр? А то ты не знаешь! Орал так, что я думал, небосвод на голову осыплется. Я с коня только одной ногой слезть и успел, как он меня обратно заслал…
— Погоди ты! Ничего не понимаю.
— Будь он неладен, этот Вавилон! Он нужен мне, как собаке колесо! Я, значит, назад. Прибыл в храм, вежливо поклонился, еще рта не успел приоткрыть, как эта пересушенная мумия первая мне и говорит…
— Какая мумия? Ты не в себе, что ли?
— Я-то как раз в себе, а вот Александр!
— Погоди, Неарх. Я всегда знал, что рапсод из тебя не выйдет, складно слагать ты не сможешь, но тут даже переводчик запнется.
— Хорошо тебе насмехаться! Я бы посмотрел, как бы складно ты говорил, когда бы тебя так тряханули. Этот ихний… Тьфу ты! Я даже забыл, как его звать! Тощий, одни только кости, да и те, похоже, шакалы обглодали, говорит, что с места не двинется, не смотря на всю Александрову божественность. Мол, надо царю, пусть сам к ним и прибывает! К халдеям этим! Пусть, говорит, ваш царь лагерем под стенами встает и, коли поперек судьбы не пойдет, то, так и быть, посетят они его лично. Может быть. Ну, тут я не выдержал, давай угрожать, а он мне в ответ спокойненько так, что знает свою судьбу, и плевать хотел на все мои угрозы.
— Ну, и?
— Что «ну, и»? Собирай свои пожитки, переезжаем. Будем на Вавилон издали любоваться! Так сохраннее будет!
Эвмен почесал стилосом за ухом и как-то неопределенно заметил:
— Я так и думал. Интересная получается история. Лет, эдак, через двести, будут это приблизительно так пересказывать: бесстрашный Александр победил мир, но дряхлый старик победил его. Надо бы записать фразу, а то потом не вспомню.
Неарх словно пропустил слова мимо ушей. Задрав хитон, он старательно выуживал из кудрявых завитков на животе обломки сухих стебельков.
— Кто бы мог подумать, что еще вчера я размокал с Птолемеем в банях!
— Да. Мы, верно, специально собираем со всего света грязь, чтобы было, что отскребать в банях. Иногда до них так далеко, что я начинаю чесаться, как шелудивая псина.
— Только начинаешь? — поддел его Неарх. — А я не перестаю вот уже лет десять.
— Чего удивляться! Вон, какие заросли на брюхе вырастил!
— Что б ты понимал! Зато брюхо не сотрешь!
— Обо что? Или об кого?
Эвмен едва успел уклониться от дружеской затрещины.
— Хотя, — он лукаво улыбнулся, - я, пожалуй, потерся бы еще о спинку Птолемеева подарка.
— Он что, подарил тебе кресло? — изобразил удивление секретарь. — Никогда не думал, что ты теперь так развлекаешься.
— Эх, — Неарх мечтательно запрокинул голову, — жаль, Багой не видел. Я бы дорого заплатил, чтобы посмотреть, как его перекривит.
— Заплати мне! Я вмиг изображу, а после подкину идейку Птолемею, да еще проценты возьму за организацию представления. Жаль, зрелище не полным выйдет. Приложи ко всему еще и Гефестиона, вот бы тема получилась!
Отдав приказ обойти Вавилон и встать лагерем в двухстах стадиях с другой стороны, Александр верхом направился во главу строящейся на марш колонны. Он был не в настроении. Мысли о Гефестионе невнятными обрывками терлись в голове, смешивались, заставляя страдать. Он понял, что боится вновь увидеть застывшие немые губы и закрытые неподвижные веки. Боль, заснувшая ненадолго, вновь поднималась в груди, и страданья крепче сжимали безжалостные объятья. Ладони, так недавно ощущавшие упрямое сопротивление спутанных прядей, теперь едва хранят легкое воспоминание. Голос, еще столь недавно звучавший привычно, стал дуновением ветра, что неуловимо коснулось и растворилось.
Завеса пыли истоньшалась, вычерчивая силуэт разморенного жарой Вавилона. Солнце неуклюже растекалось, растворяясь в скучающем обесцвеченном небе. Казалось, оно и радо бы пасть за горизонт, но медлит, лениво зависнув в высоте. Городские стены дремали, подставив старческие кости согревающим лучам и безучастно поглядывая бойницами на людскую суету у подножья. Человеческий муравейник втекал и вытекал из города, шурша ногами и грохоча хромающими телегами. Ароматы благовоний смешанные с прогорклостью испаряющегося масла, шлейфом тянулись за повозками. Настоявшийся запах мочи и навоза невидимыми пластами прорезал пыльный раскаленный день. Пар над городскими банями плавил воздух, и он дрожал, возбужденно обласкивая древние стены.
Александр миновал Врата Иштар (1). Казалось, недоуменные львы косятся с голубой глазури,
