Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич

Однако политический режим в Швеции стал довольно жестким. Необычные для Европы того времени широкие гражданские свободы, в том числе и свобода печати, существовавшие в Швеции в 1760-х годах, были после переворота урезаны. Густав III создал и тайную полицию.

На первых порах, в 1770-е годы, Густаву еще удавалось преодолевать серьезные экономические трудности страны. Во многом этому содействовало введение новой денежной системы, основанной на серебряном риксдалере. Однако в 1780-е годы, к концу которых король в значительной степени потерял доверие дворянства, временную поддержку оказывали лишь иностранные субсидии, главным образом французские. Король слабо разбирался в финансах, он умел лишь тратить деньги. А на вопросы своих советников:

- Что будем делать, ваше величество? Расходы давно превысили доходы по всем статьям нашего бюджета!

- Не знаю! – наивно разводил руками. – Ну, напечатайте еще денег!

А сам судорожно начинал искать выход во внешнеполитических интригах. Племянник Фридриха Великого и величайшего интригана всех времен и народов. Родная кровь, что ни говори! Не раз он подумывал отнять у соседней Дании принадлежавшую той Норвегию, не оставляли короля мысли и о России…

Глава 16. Последнее величество Франции.

Государь не волен выбирать себе народ, но волен выбирать знать,

ибо его право карать и миловать, приближать и подвергать опале.

Никколо Макиавелли.

А в Париже умирал Людовик XV… Последний из череды Людовиков запомнившийся истории не только прозвищами , но и поистине королевским величием. У постели умирающего держали совет два самых известных парижских врача – Анн-Шарль Лори и Теофиль де Борде. Посовещавшись вполголоса на вечной латыни, два медика вынесли вердикт и сошлись в методах лечения. На рецепте после диагноза начертали: «Надлежит принимать…» и далее, абракадабра латинская, одним лишь эскулапам, понятная.

- Дайте сюда! – еще повелительно прошептал умирающий. Врачи переглянулись, и Лори почтительно вложил рецепт в чуть шевельнувшуюся руку короля. – Ну-ка, что вы там понаписали. – Людовик с трудом преподнес рецепт к слабеющим глазам:

- Надлежит принимать… - рука с рецептом упала на одеяло, - Боже, мне надлежит! Кому? Мне королю и надлежит… Бедная Франция, что тебя ждет… - король затих. Рецепт выскользнул из его пальцев и медленно кружась упал на ворсистый ковер. Лори нагнулся за клочком бумаги, а де Борде приблизился к лицу Людовика. Прислушался, потом достал из кармана маленькое зеркальце и приставил ко рту его величества. Убедившись, что стекло не запотевает, он повернулся к Лори, застывшему за его спиной с бесполезным теперь рецептом в руках, и пожал плечами. Лори кивнул понимающе, но все же подошел к телу усопшего и пощупал его пульс.

- Король умер! – тихо произнес Лори, опустив на место кисть Людовика.

Весть разнеслась моментально по всем закоулкам Версаля, оттуда в Париж, и дальше, дальше, по дорогам Франции, уходящим за ее пределы. Скакали курьеры, торопившиеся известить европейские дворы, капитаны судов выставляли все паруса, стремясь преодолеть морские и океанские просторы, и донести новость до колоний.

Последняя фаворитка короля, мадам Мари-Жанна Гомар де Вобернье Дю Барри тихо и незаметно удалилась к себе в замок Люсьен, оставшийся ей от покойного мужа, всего в паре лье от Версаля и мирно прожила там до самой своей кончины в 1793 году.

А на престол вступил несчастный внук усопшего короля – Людовик XVI, жизнь которого закончиться самым ужасным образом под ножом гильотины.

Первым делом удалили Эгильона. Любовник фаворитки короля, отправился вслед за ней. Из Стокгольма вернули Вержена и сделали министром иностранных дел. На первом же балу новый король подозвал к себе Ивана Сергеевича Боротянского, нового русского посланника:

- Князь, - король обратился к нему доверительно, - какая мне скажите нужда, что ваша императрица ведет войну с турками, а в Польше одни сплошные конфедерации.

- Никакой, ваше величество! – почтительно склонился перед Людовиком Боротянский.

- Вот и я так же думаю, князь! Идите, я вас боле не задерживаю, - отпустил недоумевающего посланника король.

А своей очаровательной Марии-Антуаннетте шепнул:

- Это все система герцога Шуазеля. Франция должна поддерживать всех. По-моему, Франции пора подумать о себе! Не так ли, ваше величество?

- Вы абсолютно и во всем правы! – ответствовала молодая королева, - я не могу даже позволить себе заказать лишний десяток платьев, а вы, сир, обещали мне еще подарить Трианон.

- Моя дорогая, моя королева, вы ни в чем нуждаться не будете!

- Но я хочу скорее отремонтировать мой Трианон, чтоб даже духу там он осталось от этой невыносимой Дю Барри. – капризно протянула Мария-Антуанетта.

- Вержен! – тут же позвал новоиспеченного министра король, - Вержен, мы прекращаем давать какие-либо субсидии, пенсионы и прочее, Турции, Польше, Швеции и еще кому…? Забыл, напомните!

- Дании, - ошеломленно отвечал Вержен.

- Вот-вот, и Дании.

- Но… - попытался возразить Вержен.

- Никаких но! – король был непреклонен. – В первую очередь Франция должна подумать о себе. И передайте Тюрго о том, чтоб ремонт Трианона завершился очень и очень быстро.

Как не хотелось Людовику отделаться от внешней политики, ему это не удалось, ибо она, то есть политика, королевским мнением не интересовалась. Это игра, и здесь решают те, чей опыт и склонность к интригам, к расчетливой авантюрности, позволяет взять игру на себя. Король Франции по натуре своей не был игроком, он был скорее… картой, пусть даже козырной. Конечно, Трианон отремонтировали, но субсидии продолжились. Это была традиция, а их нарушать не принято.

А что Швеция? С какой радостью встретил Стединк и его друзья-сослуживцы весть о королевской революции в стране. Густав все-таки сдержал свое слово и вызвал Стединка в Стокгольм. Но обещанная и полученная должность камергера не могли удовлетворить честолюбивого барона. Это была придворная жизнь, в которую можно окунуться на время, но утомительная и не приносящая удовольствия настоящему солдату, коим себя считал Курт. Бесчисленные переезды королевского двора от одного замка к другому – Экульсунд, Грипсхольм, Ульриксдаль менялись один за другим. Вся жизнь протекала в бесчисленных переездах, не взирая на время года и погоду. И в дождь и в снег король срывался с места, а все должны были следовать за ним. Балы следовали за театральными представлениями, маскарады за пиршествами. Король хотел во всем следовать парижской моде. Разгоряченные танцами все высыпали вслед за королем на улицу и мчались дальше, к следующему замку, к следующим развлечениям. Такие скачки вызывали у Стединка лишь острые приступы инфлюэнцы, приковывавшие на недели к постели. Да и нахождение рядом с королем было утомительно и психологически и физически. Густава III обуревала ненасытная жажда деятельности, в его голове клубились идеи и замыслы, иллюзия и реальность смешивались в его планах, порой абсолютно сумасбродных. Какая либо система в подходе к делам, в том числе и военным, у короля отсутствовала напрочь. По крайней мере внешне. Но вскоре мир ожидали большие перемены…

А незадолго до этого, декабрьской темной ночью 1773 года, сотня американцев отправилась в бостонскую гавань. Они пробрались на три английских клипера и вышвырнули за борт 342 ящика с чаем. «Boston Tea Party» означало протест против владычества Англии в ее североамериканских колониях. Ах, какой соблазн для врагов владычицы морей, вот так, просто, без объявления войны, нанести удар в спину коварному Альбиону.

Людовик XVI морщился:

- Не пристало монарху поддерживать мятежников.

Его уговорили:

- Возможен компромисс, ваше величество! Займы, поставки оружия, добровольцы… Нельзя упускать такой момент. Англия наш традиционный враг.