Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич

Австрийцы и правда метались, как крысы по всем закоулкам континента, стараясь выгадать что-то и для себя. Постаревшая мегера Мария-Терезия, уступила престол сыну Иосифу, и благочестиво изливала фонтаны крокодиловых слез, оплакивая те потоки крови, что пролились по ее вине. Всю жизнь она ненавидела всех – Пруссию с ее проклятым Фридрихом, так беззастенчиво отобравшим жемчужину Австрии – польскую Силезию, Россию с ее так некстати умершей Елизаветой и оставившей бедную австрийскую империю один на один с кровожадным прусским королем. Ох, эта непонятная варварская страна, вместо того, чтобы быть раздавленной ненасытными полчищами османов, грозящая выбить их даже с берегов Босфора. Но даже ни это бесило дряхлую императрицу, а то, что во главе России, стояла, как и она – женщина! И Марии-Терезии было не выносимо, что нашлась другая, которая превзошла ее саму. Австрии не было дела до северной Швеции – слишком далеко, но нужно урвать хоть что-то из всех интриг – хоть кусок ослабленной Польши, хоть Валахию с Молдавией у Турции.

- Ах, как много пролилось крови! – вздыхала старуха, - но можно пролить еще одну маленькую капельку, лишь бы насолить всем.

Вот в какой внутренней и внешней обстановке вступил на престол Густав III. Ему хотелось быть Цезарем, полководцем и покровителем искусств. Конечно, театра, в первую очередь. Ему хотелось пригласить в Стокгольм великих зодчих и художников, драматургов и философов, композиторов и… актрис. Как хотелось молодому королю превратить свою столицу, нет, не превратить, а сделать ну чуть-чуть похожей на Париж. Но кроме унижения своей королевской власти Густава ничего более не ждало в родной стране. Но он был очень упрям, вот это-то упрямство и дало ему возможность кое-чего добиться! Нужно было начинать ломать все.

Он выступил сам перед сеймом, чем уже нарушил традицию, обычно королевскую речь зачитывал государственный советник.

- Я призываю все сословия прекратить вражду и проникнуться одной лишь мыслью – нуждами нашей страны! Преодоление раздоров возможно лишь единением нации и ее короля!

Это сильно озадачило Россию. Екатерина распорядилась:

- Дать еще денег! Не жалеть, дабы не лицезреть потом в Швеции самодержавие и получить войну с ней посредством французских денег и интриг. Пусть сейм подтвердит удержание в целости шведской фундаментальной формы правления, а во-вторых, отвратит короля и всю шведскую нацию от предприятия и учинения нам диверсии в продолжение войны нашей с Оттоманской Портой.

Густав изливался в искренности своих братских чувств к императрице и клялся в вечной дружбе и любви к русской нации. Одновременно в секретном королевском послании шведским государственным чинам Россия была представлена им, как держава пребывающая в крайнем изнеможении, а потому абсолютно неопасная Швеции, а при том, особое внимание уделялось огромным субсидиям Франции, приписанным пребыванию в Париже самого Густава.

- Пора подумать о престиже Швеции! Россия ослаблена, но она коварна. Теперь у нас есть деньги, займемся флотом и крепостями.

Сделано было главное – в умах поселилось сомнение, а нужно ли существующее умаление королевской власти, если сам король говорит правильные вещи о единстве нации, и так печется о престиже Швеции?

Густав разъезжал по стране, стремясь привлечь симпатии простых шведов. Он запросил сенат о разрешении вместе с посещением Финляндии навестить и свою сестру – императрицу России.

- Шеффер, - обратился он к советнику, - пусть прусский посол Денгоф съездит к послу России Остерману с просьбой употребить все его влияние на наших государственных чинов дать позволение мне посетить Петербург.

- Почему Денгоф? – удивился советник.

- Мы успокоим оба двора. И в Петербурге и в Потсдаме относительно нашего миролюбия. Надо быть хитрыми, мой дорогой Шеффер!

Екатерина хмыкнула:

- Пусть передадут королю, что его приезд мне не противен будет. Токмо сообщит пусть в каком году и в каком месяце быть думает, дабы по крайней мере не двойные нам издержки были, ибо летние приготовления к тому приезду весьма различны от зимних. – Поморщилась, - Однако, на мой взгляд ветрено, имея серьезные хлопоты и голод дома, государю рыскать по чужим краям!

Король зажил в полном согласии с сенатом, но исподволь готовился к перевороту. Нужны были верные и преданные люди. Они нашлись! Выбор короля пал на братьев Спренгпортенов – старшего Якова и младшего Георга. Выступления должны были начаться одновременно на юге, в Скании, и на востоке, в Финляндии. Активность заговорщиков вызвала опасение сената и братьев Спренгпортенов удалили в Финляндию, что как нельзя лучше отвечало их планам. С верными драгунами братья подобрались на шлюпках к стенам Свеаборга, ворвались в крепость, арестовали коменданта и привели гарнизон к присяге на верность одному королю.

- Теперь очередь за Стокгольмом! – воскликнул Яков.

Но, как назло, задул противный ветер и все попытки выйти в море провалились!

Между тем, выступления на юге тоже окончились неудачей. Положение было критическим… И Густав рискнул! С горстью преданных ему людей он захватил арсенал, привлек на свою сторону два пехотных полка. Сенат в отчаяние вызвал в столицу Упландский полк, но король бросился навстречу и пламенной речью обратил солдат и офицеров на свою сторону:

- Шведы! Нам угрожает та же участь, что и Польше! Отчего ее несчастия? От нетвердости законов, от постоянного унижения королевской власти, и отсюда неизбежное вмешательство соседних держав. Нам угрожает Россия, нам угрожает Дания! Я, ваш король, готов умереть для спасения отечества, но не принять недостойного ига в пустой надежде сохранить тень могущества, которую заставит исчезнуть указ из Москвы! Я ваш новый Густав-Адольф! Идите за мной, храбрые шведы!

- Гип-гип, ура! Ура! – проорали в ответ сотни луженых солдатских глоток, в небо взлетели шапки и блеснули на солнце штыки.

- Вот они, мои легионы! – Густав восторженно смотрел на беснующуюся вооруженную массу людей.

***

- Нет, ну что вы скажете! – воскликнула Екатерина, получив известия из Стокгольма, - В четверть часа или еще менее народ лишился и своей конституции и своей свободы.

- Майор Кузьмин, комендант Нейшлота, через Выборгского коменданта доносит, что к присяге приводят лишь к королю, а не сенату и парламенту. – Подсказал Панин.

- Что еще сказывает Кузьмин?

- На шведской стороне, говорит, многие недовольны. Особливо среди офицерства.

- Ежели кто изъявит просьбу к нам переходить – дозволять! Так мой полоумный брат, - усмехнулась, - и вовсе армии лишиться.

***

Двери сената были взяты под стражу, все видные члены противной королю партии арестованы. Стокгольм находился в полной власти короля.

На второй день все принесли присягу королю. На третий день, 21 августа 1772 года, все сословия сейма, окруженные войсками, за двадцать минут выслушали все 57 пунктов новой конституции. Обсудили их и… приняли!

Король имел право созывать и распускать сейм, единолично назначал всех гражданских и военных чинов, свободно распоряжался армией, флотом и финансами, подписывать международные трактаты. Наступательную войну он имел право объявлять лишь с согласия сената, а вот оборонительную – самостоятельно.

Европа затаила дыхание… Что теперь-то будет?

***

Шеффер поспешил к русскому посланнику:

- Мой дорогой граф, - советник взял Остермана аккуратненько под локоток, - король приказал уверить вас, что приобретенная ныне им власть вместо умаления согласия между Россией и Швецией будет служить к его утверждению. И хотя его государство стало теперь намного сильнее, король отнюдь не намерен прямо или косвенно препятствовать всем предприятиям и завоеваниям императрицы Екатерины. – Намек на Турцию.