Поверь. Я люблю тебя - Изабель Филльоза

3. Уйти от идеализации

Процесс деидеализации происходит по мере осознавания пережитого нами в реальности. Бывает и наоборот: только свергнув родителя с пьедестала, мы позволяем нашим эмоциям проявиться. Идеализация – защитный механизм, включающийся бессознательно, чтобы выжить в семье и не слишком страдать. Чем дальше он отступает, тем теснее становится наш контакт с детскими переживаниями.

Марк, которого отец бил, запер внутри себя и страх и ярость. Он равнодушен и к физической боли, но главное – еще и к страданию от недостатка ласки, бесчувствен и к унижению, связанному с чувством своего бессилия перед градом ударов, и ужаса перед этим человеком, которому надо бы защищать его, а он так его колотит. «У меня толстая кожа, мне не больно». Он оправдывал отца: «Он делал так ради моего же блага, ведь я был лентяем».

Ребенок в плане выживаемости полностью зависит от родителей. Он не знает, что закон защищает его и что родители не имеют права убить его или просто бросить. И когда родители говорят ему «Я сейчас тебя убью» или «Я ухожу, а тебя оставляю одного», он в это верит!

«Папа, я помню, как однажды ты вышел из машины и сказал маме: „Лучше оставь меня здесь, а забери когда будешь ехать обратно, а то я его пришибу“. Как мне было страшно, папа. Я поверил этому. Я был уверен, что когда ты вернешься, ты меня пришибешь. Я всего лишь забыл портфель дома. И сейчас, разумеется, я без конца забываю свои вещи».

Тьерри своей головкой маленького мальчика понял так: «Сейчас я тебя пришибу». Он не мог сообразить, что отец вышел из машины вдохнуть свежего воздуха именно для того, чтобы НЕ БИТЬ его. Он ведь так часто его бил. Слова, произнесенные родителем в порыве гнева, могут оставить отметину на всю жизнь в плоти ребенка. Тьерри по-прежнему забывает вещи, чтобы не испытывать тот же ужас и ярость от того, что с ним так обращаются. Он забывает вещи как бы оправдывая этим отца.

Ребенок так нуждается в родительской любви, что готов принести ей все мыслимые жертвы – даже чувство собственной идентичности и осознание самого себя. Он сделает все, чтобы сдержать свои эмоции и защитить родителей. Он согласен видеть во сне кошмары, полные чудовищ, вместо того чтобы сказать отцу: «Ты не имеешь права ни высокомерно кричать на меня, ни бить меня». Он скорее будет терпеть астму, чем скажет матери: «Я задыхаюсь». И его папа останется самым сильным папой на свете, а мама – самой ласковой из мам. Даже если при знакомстве с приятелями, привыкшими к иному стилю общения с родителями, в них могут закрасться некоторые сомнения. Малыш еще слишком зависим, чтобы ставить эти отношения под вопрос. Ситуация, которой некоторые родители злоупотребляют.

«Он сам меня к этому вынуждает», «Он меня провоцирует! Он сам ее хотел, этой порки!» Есть дети, обладающие даром вызывать ярость родителей. Из-за чего они должны сами хотеть порки? По какой причине ребенок мог бы желать, чтобы ему было больно? Находятся и такие, кто говорит: «Они проверяют пределы терпения!» Укрепляя родителей в их полном праве рукоприкладства. Нет. У насилия не бывает точно определенных границ. И если дети действительно ведут себя вызывающе, то ни в коем случае не ради их же пользы. Ребенку так необходим любящий родитель. Не в силах выразить это словами, ребенок чувствует тоску своих родителей, и он старается угодить их бессознательным эмоциональным потребностям. Он воспринимает это как бессознательную миссию – облегчить переполняющее их насилие. Он периодически «доводит до кипения» папу или маму, чтобы в этой автоматической скороварке родителя немного ослабло давление. Отец, который не в силах вылечиться от собственных проблем, выплескивает излишек аффектации на собственного ребенка. Который ее впитывает.

«Он и меня до астмы доводит!» Эта мамаша не могла выразиться яснее. Да, Арно вызывает астму[23] у своей матери. Он воспринимает ее тревожность, не будучи в силах назвать ее словами. До астмы, которую она сдерживает и скрывает от себя самой, перемещая ее на семью. Арно своей астмой подтверждает навязчивый характер своей матери. Теперь она всюду вытирает пыль «ради здоровья Арно». И приступы сына ее очень тревожат. Такая мама, не способная исцелиться от собственных проблем, никогда не признававшаяся и, уж конечно, не выражавшая собственным родителям своего гнева и своих страхов, – такая мама, до краев переполненная тревожностью, переносит ее причину на своего ребенка. Щадя собственных родителей и не желая взглянуть в глаза собственным эмоциям.

Часто и много винят матерей (странно, что отцы на скамеечке для подсудимых оказываются редко), говоря им: «У вашего ребенка астма, потому что вы сами его удушаете». Это еще хитроумнее. Если верно, что некоторые матери активно удушают любую робкую попытку ребенка проявить самостоятельность, то большинство мамаш, чьи дети страдают астмой, ничем не отличаются от остальных. Процесс сложен и, главное, бессознателен. Обвинять тут бессмысленно – это значило бы сделать еще хуже и для матери, и для ребенка.

Все дети склонны брать на себя родительские страдания и безропотно сносить побои, унижения, недооценку, случайные фрустрации от тех, кто произвел их на свет. Идеализация – отчаянная попытка удовлетворить родителя. Она тем сильнее, чем меньше любви. Идеализация позволяет сохранять иллюзию добрых и любящих родителей. Ребенку необходимо чувствовать себя защищенным, он не может смириться с мыслью, что зависит от родителей, которые не любят его.

С тех пор как родители четырнадцатилетней Клотильды развелись, она почти не видится со своим отцом. Это причиняет ей немало страданий. Каждый раз он обещает ей зайти. И каждый раз находит причину отменить визит, даже просто забывая встретить ее на выходе из коллежа. На приеме у терапевта Клотильда роется в сознании и наконец осознает реальность: отец не испытывает от общения с ней никакого удовольствия. Она не является приоритетной частью его бытия. И вот уже довольно давно она спрашивает себя: «Да любит ли меня папа?» Она пытается заставить его полюбить себя, делать ему приятное, успевать в школе, полагая, что он будет ею гордиться. И в то же время ненавидит его за то, что он не уделяет ей больше времени и внимания. Наконец, она осмеливается взглянуть правде в лицо: он ее не любит! Какое ошеломление. Какая боль. И при этом – какое облегчение! Больше нет напряжения, нет потребности всячески, и руками, и ногами, барахтаться для того, чтобы ему понравиться. Он не любит ее по причинам, от нее