Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина

– Допустим, – буркнул Ли, опустил голову, но руку подал.

– Спасибо.

Но тут опять подошел Ангел.

– Так ты собираешься делами заниматься?

– Да. Просто мне тут… Мне… В общем, мне надо было перед Ли извиниться.

– Ничего не понял, но и неважно. Давай собирай поэтов.

Ждановских сидел в окружении девушек и что-то пел. Девушкам нравилось.

– Эй, давай сворачивайся. Через пятнадцать минут у костра.

Он обернулся, кивнул, я пошла искать Дрона и Хоббита. Я заглядывала под все кусты, но их нигде не было. Художники общались с публикой. Проходя мимо куста Васи, я услышала ее резкий голос: «Пизда – самый красивый человеческий орган…» Наконец у одного из костров я нашла Дрона и Хоббита. Хоббит спал.

– Ну твою ж мать! Пьяный?

– Тс-с-с, – ответил Дрон, – просто спит.

– Нам уже скоро на сцену! Буди его давай и пошли к костру Ангела.

– Хоббит, Хоббит! – потрепал Дрон его за плечо.

– М?

– Вставай, дружок. Идем.

– Куда?

– Выступать.

– Сейчас, еще пять минуточек…

– Хоббит, пора!

– Ироды, – Хоббит поворочался, но встал и пошел, еле переставляя ноги.

На костре Ангела что-то готовили в котелках. Хоббит принюхался.

– Это что там у вас?

– Картошка с тушенкой. Будешь?

– Давай.

– Нет, нет, нет, – вмешался Ангел. – Кормить только после выступления!

Я начинала первой. Залезла на сцену. Публика была совсем другая, не арбатская, то есть арбатская, но с другой, с нашей стороны. На Арбате мы все-таки работали для праздной публики, а здесь все были свои. Читала не подкидышей, а шесть новых, которые писались очень тяжело, со скрипом. И вот мои друзья и люди, которых я знала, вглядывались в меня все более пристально и внимательно прислушивались к моему голосу. И опять это офигенное чувство власти. Они слушают! И слышат!

Я сошла со сцены, ко мне подскочил Ангел:

– Ну что, мать. Отметим твою премьеру?

– Ну какая премьера… Я на Арбате читала…

– Но такого шоу же не было никогда!

– Уговорил.

Ангел открыл бутылку зеленого стекла, на этикетке было написано «Агдам», достал стакан и налил почти с верхом.

– Ну, с почином.

Признаться, что я никогда в жизни не пробовала алкоголь, было стремно. За спиной раздались аплодисменты – Ждановский закончил программу. Я отпила треть горькой жидкости со вкусом чернослива. Ангел прислушался.

– Все-таки Хоббит тихо читает.

– Ну а вообще, как ты считаешь, это успех?

– Успех.

Я глотнула еще раз.

– Такого же никогда не было.

Голова у меня стала горячая. На сцене между тем уже оказался Дрон, и народ начал скандировать его стиш про мента.

– И все-таки мы очень разные. Дрон вот звезда.

– Ты тоже звезда.

– Не…

Я отхлебнула еще.

– Ты столько-то не пей.

– Ты же мне сам налил.

Говорила я с трудом. Потом почувствовала, как закружилась голова. Сильно закружилась.

Тем временем на сцене появились три мужичка в белых балахонах. В руках у них были валторна, гобой и саксофон. То, что они заиграли, лично я музыкой назвать не могла.

– Это джаз?

– Да. Импровизация.

– А как будто кошку режут.

Мужичок выщелкивал из своего саксофона трели, валторна рыдала, а гобой перешел на визг.

Я допила, попробовала встать и не смогла. «Мать, ты, главное, сиди», – раздался откуда-то голос. Я уже и так сидела. Захотелось лечь, но как только я легла и закрыла глаза, пространство вокруг закрутилось с бешеной скоростью. Я повернулась на бок – не помогло. Опять на спину. Вокруг меня говорили, а мне, кроме того, чтобы забраться куда-нибудь под кустик, проблеваться и сдохнуть, не хотелось ничего. Я встала на четвереньки и поползла. В голове было только слово «вертолетики». Меня вырвало. Потом я почувствовала, что меня кто-то поднял… Прикосновение холодного к лицу… Визг кошки… Меня вырвало еще раз… Вертолетики кружились и кружились, пока не наступила глухая тьма.

5

Нинка со свойственным ей упорством вызвонила меня и забила стрелу на Чистаках. Поговорить действительно было о чем. Собрались на скамеечке с видом на пруд. Даже Ленка пришла. Вообще за последнее время мы, даже не обсуждая это, начали отводить Ленке совершенно другое место в нашем небольшом коллективе.

– Ну что у нас, ребята? – спросила она. – Я же вас почти два месяца не видела.

– Коля поступил, – ответила Нина.

– А ты?

– Нет. Проходной балл высокий, и фамилия не та.

– И что дальше?

– Пойду работать. Потом опять на курсы.

– И это нас возвращает к вопросу о том, что мы все будем делать дальше, – сказал Коля. – У меня тоже теперь гаудеамус…

Мы взяли паузу. Молчали долго, потом Володя хлопнул себя по коленке.

– Есть два решения – простое и сложное. Зависит от того, что кому ближе. Простое решение – расходимся. Сложно решение – оставаться группой, тащить друг друга. И Володарского. Я привык к нему за год.

– И я, – сказала Лена.

– Про тебя-то вообще разговоров нет.

– Ну, допустим, я тоже не готов так со всеми расстаться, даже несмотря на то, что буду занят.

Ниночка вздохнула.

– То есть остаемся? Ну, хорошо. – Видимо, Володя был единственным, кто все лето действительно пытался решить эту проблему. – Тогда мы понимаем, что для нас важны две вещи – чтение и чтение. То есть в студии и на Арбате.

– Что это нам дает?

– Это нам дает хотя бы то, что мы знаем, чего хотим. Согласись, все же лучше, чем ничего?

– Правда.

– А дальше что?

– Дальше многое зависит от того, как устроена бухгалтерия Дворца пионеров, – ответила Нина. – У Володарского часы. Мы эту расчасовку точно не потянем, нам собираться раз в месяц для чтения – за глаза. Притом что мы еще и на Арбате будем.

– Так, а он что будет делать? Его тогда попрут.

– Тогда к нему два вопроса. Во-первых, будет ли директор хотеть от него, чтобы мы продолжали ездить на погребения, а во-вторых, собирается ли он набирать следующий состав.

– Погребения – это очень неудобно будет, – сморщилась Ниночка.

– Мне тоже неудобно, но если речь идет о спасении студии… Надо же находить какие-то компромиссы. Ну, откатаем мы еще несколько спектаклей, не развалимся, а Володарскому будет чем отчитаться.

– И пусть набирает студентов в следующий состав! – сказала Леночка.

– Ты понятно, что там будешь делать, а мы все? Думаешь, нас можно оставить участниками студии? Мы же не будем принимать участие в спектакле, – сказала я.

– С другой стороны, есть разные формы работы. Например, написание сценария.

– Тоже правда. Один раз написал и потом всю дорогу правки вносишь.

– Володя, ты маме позвонил?

Коля протянул двушку, и Володя побежал в сторону будки.

– Остался только один вопрос. Мы более-менее понимаем, что будем делать дальше. Володарский еще ничего