Автономное плавание - И. А. Намор

немцев за автономию или воссоединение с Австрией воспринимались Матвеевым на уровне скорее периферийном, чем целенаправленно. Не давал покоя вопрос: кто из двоих?

В том, что произошедшее связано с его друзьями, он не сомневался.

«Неужели Олег? Не выдержал, сорвался в Прагу. Прикончил эту падаль и погиб сам. Нет. Стоп. Гнать лошадей погодим. Не Витька. Точно. Тот собирался „пощупать за мягкое“ какого-то чекиста-нелегала. Значит, Олег. Не похоже на него. Он всегда был везунчиком. И в танке не сгорел, и вообще… Остановимся пока на этом. Будем считать, что все живы и началась Большая игра. Без предупреждения».

«Когда я начну – не скажу. Настоящая война всегда начинается вдруг»[46].

«Олежка, Олежка… что ж ты так. Решил грех на душу в одиночку взять. Понял, что неизбежно каждый вступивший в бой с Драконом сам превратится в рептилию, – тут в глазах у Степана защипало, и он резко сморгнул, взяв еще одну сигарету, – и методы изберет соответствующие. Ты решил начать этот путь один. Ланселот гребаный. Ассасин-любитель, вперехлест тебя через коромысло, за ногу и об угол».

Пепел падал на метлахскую плитку. Голый, на краю роскошной ванны Матвеев не замечал ни холода, ни жесткости и неудобства импровизированного стула, ни почти переставшей парить воды.

Поймав себя на том, что вот уже добрых пять минут ругается вполголоса матом по-русски, Степан попробовал успокоиться. Нужно выстраивать новую линию поведения Майкла Гринвуда, четвертого баронета Лонгфилда. Время ненароком, а может, и вполне осознанно пущенное вскачь Ицковичем, начинает гонку.

Мыться в холодной воде – занятие не для слабых духом, но в нынешнем теле Матвеева не напугать подобными житейскими мелочами. Прибрав за собой остатки нервического свинства, Степан прошел в свои комнаты и попросил дворецкого не беспокоить его минимум до вечера и принести «прямо сюда чего-нибудь пожрать» – от этих слов лицо старого служаки явственно перекосилось, но и только.

Мысли о дальнейших действиях неожиданно натолкнулись на отсутствие хоть сколь-нибудь внятно изложенной информации об истинных политических раскладах в межвоенной Европе. Здесь даже феноменальная память баронета не всегда могла помочь. Нет, конечно, Майкл Мэтью был в курсе нынешнего мэйнстрима, обладая, однако, хоть и многочисленными, но лишь разрозненными фрагментами столь необходимого знания. Сейчас же нужно решать уравнение с таким количеством переменных и неизвестных, что Матвеев воспринял это как нешуточный вызов своим математическим способностям.

«Попробуем разбить одно уравнение на несколько и решить его по частям, – тут в ход пошла бумага и карандаш, – может, что и выйдет».

Уже через несколько часов на столе образовалась внушительная кипа исчерканных листов со схемами связей и взаимовлияний, а пепельница была полна настолько, что гора окурков грозила повторить участь Вавилонской башни. Пришлось распахнуть окно – в дыму можно уже было вешать не только отсутствующий в апартаментах молодого джентльмена топор, но, пожалуй, и всю коллекцию холодного оружия из парадного зала на первом этаже.

Взять ситуацию в лоб, кавалерийским наскоком не получалось, да еще практически неконтролируемый Майкл, как партизан, то тут, то там вылезал с совершенно несвоевременными мыслями.

«Партизан? Так-так-так. Не можешь победить честно – победи, как можешь. Особенно при таком неравенстве возможностей, сил и ресурсов. Трое против… А кстати, против кого? Похоже, из союзников у нас только руки, ноги и головы. Зато все остальные – в лучшем случае недоброжелательные нейтралы».

Незаметно для себя и, судя по всему, не без помощи Гринвуда, Степан начал бурчать – поскольку мурлыканьем звуки, издаваемые рассерженным мужчиной, назвать никак нельзя, – себе под нос нечто вроде:

Знавали мы врага на всякий вкус:Кто похрабрей, кто хлипок как на грех,Но был не трус афганец и зулус,А Фуззи-Вуззи – этот стоил всех![47]

«Это что еще такое?»

«Это сэр Редьярд Киплинг, – сказал кто-то изнутри, – лучший поэт Британии».

«Ага! Стихи о партизанах… Как там дальше?»

Он из кустиков на голову кувыркСо щитом навроде крышки гробовой –Всего денек веселый этот цирк,И год бедняга Томми сам не свой…

«Чем-то мы похожи на тех суданцев – с голой пяткой на голую шашку лезем. Но! За нами опыт, отсутствие идеализма, и как это в книжках? Послезнание, вот». – Даже такое слабое утешение подняло настроение совсем было отчаявшемуся Матвееву. И плевать ему, куда теперь пролег путь британского пехотного полка…

С тактикой все понятно. Решению подлежали самые неочевидные сейчас, периферийные части Большого уравнения.

«Не нужно дожидаться, пока чайник вырастет в паровоз. Надо давить его, пока он маленький. Тот же Гейнлейн – слабая фигура, его значимость в большой политике стремится к бесконечно малой величине. Это сейчас, а через два года? – Степан горько усмехнулся. – А через два года его почти целиком съедят черви».

Ни в коем случае нельзя увлекаться игрой в одни ворота.

«Нельзя помогать ни одной стороне явно – мы сами себе сторона. Партия потомков. Для симметрии нужно что-то предпринять в отношении, скажем… Ну, советского руководства, например. Тем более что там сейчас упырь на упыре – пробы негде ставить. Компромат взять неоткуда. Даже в родной МИ-6 вряд ли что-то найдется. Видите ли „джентльмены чужих писем не читают“. А если повернуть иначе? Джентльмены чужих писем не читают? Да-да-да. Они их пишут».

* * *

– Отлично, Майкл. Значит, на эту неделю у меня не будет болеть голова из-за того, что нам нечего поместить на полосе о мировой экономике.

Редактор еще раз просмотрел пачку машинописных листов, лежавших на его массивном столе. Майкл видел, как двигаются глаза начальника. Мистер Крэнфилд прекрасно владел умением читать по диагонали. Без этого его работа редактором «Дэйли Мейл» стала бы попросту невозможной. Майкл ничего не ответил – он хорошо изучил своего нового шефа и видел, что тот еще не закончил «своей партии».

– Пожалуй, нам стоит продолжить этот цикл, – в голове редактора рождался очередной замысел. – Раз мы начали представлять читателям конкретные страны, не стоит ограничиваться Голландией… – Иногда мистер Кренфилд позволял своим мыслям выходить на обозрение собеседников. – Пройдемся и по остальным… мнэ… участникам фуршета. Да, именно так. Я нашел вам, Майкл, хорошее занятие на ближайший месяц! – идея обрела реальную форму. – Майкл! – редактор поднял глаза на сидящего напротив собеседника. – Вы слушаете меня?

– Разумеется, сэр, – кивнул Майкл Гринвуд.

– Отлично! Итак – я вижу цикл статей не только о Нидерландах. Это будет целый подвал на нашей международной странице. Общий заголовок: «Британия и ее соседи». В том же стиле, что и ваши «Не только тюльпаны» – о перспективах экономических связей Британии с государствами Европы. Испания, Италия, Франция… по Франции, пожалуй, одной статьи будет маловато… Да, по Испании не забудьте упомянуть про визит Черчилля по пути в Касабланку… Пара фраз в стиле «интересно, понравились ли сэру Уинстону барселонские анархисты», – мистер Крэнфилд оскалился в подобии «доброй» улыбки. – Германия. Когда будете писать о Германии, обратите внимание на новые перспективы англо-германского