Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

Между тем, находясь в лабиринте, лирический герой рассчитывает на помощь извне: «Кто меня ждет — / Знаю, придет, / Выведет прочь» — однако в гербарии он уже понимает, что никакой помощи не будет: «Но кто спасет нас, выручит. / Кто снимет нас с доски?», — и нужно действовать самому: «За мною — прочь со шпилечек, / Сограждане-жуки!».

В стихотворении герой вместе со своей спасительницей выходит к свету («Свет впереди! Именно там / На холодок / Вышел герои…»), а в песне он вместе со своими собратьями вырывается на свободу: «Но нас свобода вылечит» (АР-3-14). Оба эти образа в поэзии Высоцкого синонимичны.

Тему стихотворения «В лабиринте» продолжает вышеупомянутая «Чужая колея» (1972), также имеющая многочисленные сходства с «Гербарием»: «Попал в чужую колею / Глубокую» = «…но в насекомые / Я сам теперь попал»; «Теперь уж это не езда, / А ёрзанье» = «Я на пупе ворочаюсь» (АР-3-12); «Крутые скользкие края / Имеет эта колея» = «Берут они не круто ли?!»; «Не один я в нее угодил» = «Кругом жуки-навозники / И мелкие стрекозы»; «Значит, в общей одной колее» (АР-12-69) = «Я с этими ребятами / Лежал в стеклянной баночке»; «Скоро лопнет терпенье мое» = «Мне с нервами не справиться» (АР-3-6); «И склоняю, как школьник плохой / Колею, в колее, с колеей» = «Стыжусь, как ученица»; «И засосало мне тоской / Под ложечкой» /3; 450/ = «А я лежу в гербарии — / Тоска и меланхолия» (АР-3-12); «Стало жутко

— подумалось мне / В неуютной чужой колее» (АР-12-69) = «В мозгу моем нахмуренном / Страх льется по морщинам»; «Смеется грязно колея» (АР-2-148) = «Все надо мной хихикают», «И безобразно хмыкают» (АР-3-20); «Условья, в общем, в колее / Нормальные» = «Всё слюбится да стерпится»; «И я прошелся чуть вперед / По досточке» = «И пальцами до боли я / По досточке скребу» (АР-3-13), «В конце концов, ведь досочка — / Не плаха, говорят» /5; 73/; «Авось подъедет кто-нибудь / И вытянет?» = «Но кто спасет нас, выручит, / Кто снимет нас с доски?»; «Эй, вы, задние! Делай, как я! / Это значит — не надо за мной!» — «За мною — прочь со шпилечек, / Сограждане-жуки!».

Интересно также отметить сходства между «чудаком», покорежившим края чужой колеи, и лирическим героем в «Гербарии», затеявшим скандал: «Чтоб не мог он, безумный, мешать / По чужой колее проезжать» /3; 449/ = «Пищат: “С ума вы спятили”»*1 /5; 368/; «Здесь кто-то крикнул, черт чудной: / “А ну, пусти!”» (АР-2-146) = «Но подо мной написано: / “'Невиданный доселе”»; «И начал спорить с колеей…» = «Пищат: “С ума вы спятили, / О чем, мол, свиристели?» /5; 369/; «…По глупости» = «“Достукался, болван!”» (АР-3-20), «“Мышленье в нем не развито”» /5; 72/.

В ранней песне лирический герой говорит: «Как неродная, колея» /3; 450/. А в «Гербарии» этот же мотив примет противоположную форму и будет выражен при помощи сарказма: «В моем родном гербарии / Клопы кишат — нет роздыха» (АР-3-18). Поэтому колею герой называет чужой, а в гербарии ощущает себя изгоем: «И тараканы хмыкают, / Я и для них изгой» (АР-3-20).

Еще одно произведение 1972 года, которое содержит массу параллелей с «Гербарием», — это «Затяжной прыжок»: «Я попал к ним в умелые, цепкие руки» = «.. но в насекомые / Я сам теперь попал»; «Но и падать свободно нельзя потому, / Что мы падаем не в пустоте» = «А я-то думал: спутали, / Ведь мы живем не во поле»** /5; 368/; «А теперь некрасив я…» = «Теперь меня, дистрофика…» (АР-3-18); «И звук обратно в печень мне / Вогнали вновь на вдохе…» = «В меня гвоздочек вдели» (АР-312); «Упруги и жестоки» = «Мучители хитры» (АР-3-14); «Веселые, беспечные / Воздушные потоки» = «Все надо мной хихикают» (АР-3-20); «…И обожгли мне щеки / Холодной острой бритвой / Восходящие потоки» = «Мы все живьем приколоты / Калеными иголками» (АР-3-14); «Но рванул я кольцо на одном вдохновенье» = «Сорвемся же со шпилечек, / Сограждане-жуки!» (АР-3-14); «И крутил я без лонжи десятки сальто» (АР-9-130) = «“А здесь он может разве что / Вертеться на пупе”».

Теперь обратимся к сопоставлению «Гербария» с «Памятником» (1973), в котором лирический герой констатирует: «Прикрепили меня и согнули, / К постаменту прибив Ахиллес» (АР-5-133). В «Гербарии» же он оказался «к доске пришпилен шпилечкой» (подобная ситуация была и в «Приговоренных к жизни»: «Мы к ней для верности прикованы цепями»).

Ранее герой был гордым: «Я хвалился косою саженью» = «Заносчивый немного я»; но теперь он удивлен и обозлен тем, что его насильно поместили в гранит и в гербарий: «И обужен, и обескуражен» (АР-5-133), «Командора шаги злы и гулки» (АР-6-38) = «Я злой и ошарашенный / На стеночке вишу».

Помимо того, он предстает приглаженным, то бишь «исправленным»: «И приглажен я, и напомажен» (АР-5-131, 133) = «Оформлен, как на выданье». Таким же оформленным он оказывался в песне «Вот главный вход…» (1966), где его арестовали и поместили в КПЗ: «И меня, патентованного, / Ко всему подготовленого, / Эти прутья печальные / Ввергли в бездну отчаянья» (об этом отчаянье он будет говорить и в «Памятнике»: «Мой отчаяньем сорванный голос…»).

Заканчиваются же «Памятник» и «Гербарий» прорывом героев на свободу: «Когда вырвал я ногу со стоном <.. > Я за это на время свободой / Поплатился» (АР-11-122) = «Но нас свобода вылечит, / Мучители хитры. / Сорвемся же со шпилечек, / Сограждане-жуки!» (АР-3-14); «Прохрипел я: “Похоже, живой!”» = «Пора уже, пора

81 А в песне «Мосты сгорели, углубились броды…» (1972) поэт с горечью констатировал: «Ничье безумье или вдохновенье / Круговращенье это не прервет». Да и в «Письме с Канатчиковой дачи» «вся безумная больница» сетовала, что у них «настоящих буйных мало — вот и нету вожаков».

88 А поле у Высоцкого — это как раз синоним пустоты: «Посреди большого поля — глядь, три стула» («Жил-был добрый дурачина-простофиля»), «Ветроснежное поле, сплошное ничто, беспредел» («Райские яблоки»; АР-3-157).

уже / Напрячься и воскресть», — поскольку до этого они были мертвыми: «И с меня, когда взял я да умер <…> Я при жизни не клал тем, кто хищный, / В пасти палец» = «Когда в живых нас тыкали / Булавочками колкими…».

В