Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

– Да, – тихо подтвердил Скофилд. – Именно по этому следу шли мы с Талейниковым. Но как это удалось тебе?

– Многие месяцы, даже годы мы не могли понять истинный смысл этих слов. Затем, наконец, меня осенило.

– Во имя всего святого, как?

– Снова фактор Левита – верховный жрец оказался предателем.

– Не понял?

– Среди тех, кто был убит в тот день, был почетный гость конференции, состоявшейся в Эпплтон-холле. Прямой наследник династии Эпплтонов, торжественно встреченный новыми хозяевами поместья.

– Значит, ты знал, кто это, – произнес Скофилд – как утверждение, а не как вопрос.

– Я приближался к разгадке. Этим почетным гостем был сенатор Джошуа Эпплтон Четвертый, которого все уже видели следующим президентом Соединенных Штатов. Никто не подвергал это сомнению; этот факт воспринимался как прописная истина. Эпплтон был самой популярной фигурой на политической сцене. Он должен был стать наиболее могущественным лидером свободного мира.

– И?

– На самом деле почтенный сенатор вовсе не имел никакого отношения к Эпплтонам; многие годы до этого он был другим человеком. Это был Джулиан Гуидероне, сын Пастушонка, миропомазанный Гийомом, бароном Матарезе.

– Я-то это знал, но как это удалось узнать тебе?

– В этом мне помог ты, Брэндон. Давай вернемся назад и снова пройдем шаг за шагом весь этот путь, как, не сомневаюсь, в свое время двигался ты сам.

– Я просто зачарован, – прервал его Скофилд. – Жаль, что с нами нет Тони.

– А где она? – спросил Прайс, прислонившись спиной к фальшборту.

– Задает вопросы, – предпочел не вдаваться в подробности Скофилд. – Продолжай, Фрэнк, по какому следу ты пошел?

– Во-первых, зная тебя, я предположил, что ты, пробираясь туда, куда тебе было нужно попасть, принял личину другого человека, – это была отправная точка. Как мне удалось выяснить, ты, как всегда, проявил изобретательность: согласно документам, ты являлся «помощником» самого сенатора Эпплтона. Затем, поскольку ты продолжал блуждать в потемках, тебе пришла мысль повидаться с выжившей из ума матерью Эпплтона, живущей в Луисберг-Сквере.

– Она к тому времени уже больше десяти лет страдала от хронического алкоголизма, – добавил Скофилд.

– Да, знаю, – продолжал Шилдс. – Миссис Эпплтон находилась точно в таком же состоянии, когда я встретился с ней двадцать один месяц спустя.

– Тебе потребовалось так много времени?

– От тебя никакой помощи ждать не приходилось… Начнем с того, что тебя она не вспомнила. Однако, когда я уже собирался уходить, мне повезло. Ни с того ни с сего, как гром среди ясного неба – точнее, скажем, из алкогольной дымки, вдруг прозвучала загадочная фраза, произнесенная нараспев: «По крайней мере, вы не требовали, чтобы я показала вам бывшую комнату Джоша». Моя первая удача, потому что я знал, что предыдущим гостем миссис Эпплтон мог быть только ты.

– Значит, ты сделал то же самое, что и я.

– Разумеется, и это привело меня к удаче номер два. Последние сомнения рассеялись, когда миссис Эпплтон сказала, что не была там с тех пор, как Джошуа давным-давно впустил моего предшественника.

– Я полагал, Эпплтон умер, – вмешался Прайс.

– На самом деле настоящий Эпплтон действительно умер. Это вмешались призраки, порожденные обилием виски.

– Так что же это была за удача номер два? – нетерпеливо спросил Скофилд. – Комната представляла собой лишь фальшивый храм памяти, наполненный бесполезными реликвиями. Фотографиями, школьными грамотами, трофеями, полученными за участие в парусных регатах. Фальшивым я назвал его потому, что настоящий Эпплтон никогда не жил в Луисбург-Сквере. Он вернулся с войны в Корее с несколькими серьезными ранениями и после госпиталя удалился в родовое поместье.

– Не забегай вперед, Брэндон; давай все по порядку. Однако ты все-таки упомянул волшебное слово – «фотографии». Как только мы вошли в комнату, выжившая из ума старуха бросилась к стене и заорала, что одна фотография пропала. Она кричала что-то вроде: «Это была любимая фотография Джоша!»

– Ну-ну, Косоглазый, вот ты нашел и очередной след, оставленный зверем, не так ли? Ты расспросил бедную старушку и выяснил, что это был снимок Эпплтона вместе с его лучшим другом. Два рослых парня на фоне яхты, оба одного роста, оба с внушительной мускулатурой, оба по-юношески красивые – их можно было бы принять за близких родственников.

– Нет, согласно миссис Эпплтон, они были похожи друг на друга еще больше. Как родные братья. Но только один из них отправился на войну, а другой внезапно отказался идти в армию и удрал в Швейцарию. – Сунув руку в карман, Шилдс достал небольшую записную книжку, помятую, с пожелтевшими от возраста страницами. – Я отыскал ее в своем архиве. Мне хотелось в разговоре с тобой называть четко все факты и имена. Итак, на чем мы остановились?

– На фотографии… – ответил зачарованно слушающий Камерон. – На той самой фотографии.

– Ах, да, – вспомнил заместитель директора, листая страницы записной книжки. – Это произошло уже после Кореи. Эпплтон учился на юридическом факультете университета, когда на Массачусетской платной магистрали попал в страшную автокатастрофу. Он был доставлен в Центральную клинику Массачусетса с множественными переломами, обширным внутренним кровоизлиянием и жуткими травмами лица. Состояние его было оценено как критическое. Родные собрали лучших врачей, которые не отходили от раненого днем и ночью, но, несмотря ни на что, его положение казалось безнадежным. Однако, как выяснилось, это было не так. Поэтому следующий твой шаг, Брэндон, был достаточно очевидным. Ты направился в Центральную клинику Массачусетса, прямиком в архивное отделение. Заведующая отделением, хоть она уже и вышла на пенсию, прекрасно тебя помнит.

– Из-за меня у нее были неприятности?

– Нет, но, как старший помощник сенатора Эпплтона, ты пообещал ей письмо с выражением личной благодарности от человека, который вскоре должен был стать президентом страны. Она этого не забыла, вот почему она тебя помнит.

– Проклятие, у меня не было времени писать письма, – пробормотал Скофилд. – Продолжай, мне нравится тебя слушать.

– В архивном отделении ты ничего существенного не выяснил – на восьмидесяти с лишним страницах перечислялись операции, процедуры и прочая медицинская тарабарщина, которая была для тебя темным лесом. Ты же хотел большего. Тебе были нужны имена. Поэтому заведующая направила тебя в отдел кадров, который к тому времени был уже полностью компьютеризован. В архиве были собраны личные дела всех сотрудников, работавших в клинике в течение многих лет.

– Там техническим специалистом работал один чернокожий паренек, без которого я бы до сих пор сидел в полной заднице, – прервал его Скофилд. – Он учился в Массачусетсом технологическом институте и подрабатывал в клинике, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Странно, но имени его я вспомнить не могу.

– А должен был бы. Сейчас паренек зовется доктором наук Амосом Лафоллетом – он один из ведущих специалистов в стране в области ядерной медицины. Когда я наконец на него вышел, он попросил меня, если я когда-нибудь увижусь с тобой, спросить, понравилось ли тебе посвящение на его первой книге.

– Я понятия не имел, что он пишет книги.

– Ну, а я разыскал ее и купил. Это монография по ядерной медицине. Хочешь услышать посвящение? Оно записано у меня тут.

– Давай читай.

– «Посвящается великодушному незнакомцу, который просил мало и дал очень много, тем самым позволив молодому студенту окончить институт, сделать карьеру и, в частности, написать эту книгу»… Неплохо для человека, который никогда не слышал подобного от своей родной матери.

– Моя мать считала, что я или гангстер, или профессиональный шулер. Вернемся лучше в Бостон.

– Разумеется, – согласился Шилдс, снова обращаясь к записной книжке. – Доктор Лафоллет, в то время молодой студент, работавший техником в компьютерном центре клиники, установил, что двое хирургов, лечивших Эпплтона, были заменены, и далее он был поражен, узнав, что один из тех, кто пришел на замену, вскоре умер, а фамилия второго стерта из архивов.

– Не забывай про медсестер, Фрэнк, – тихо добавил Скофилд, глядя Шилдсу в лицо. – Для меня они стали настоящим прорывом.

– Ты совершенно прав, – согласился заместитель директора.

– А что насчет медсестер? – спросил Прайс.

– Предположительно по требованию родных Эпплтона, штатный персонал клиники был заменен на трех частных медсестер, которые все втроем утонули, катаясь в заливе на прогулочном катере. Причем произошло это за четыре дня до того, как Джошуа Эпплтона выписали из клиники и перевезли в родовое поместье, которое в то самое время, по чистой случайности, было выставлено на продажу. И приобрел его очень старый, очень состоятельный банкир по фамилии Гуидероне, давний друг семейства Эпплтонов, знавший о плачевном состоянии их финансов.