На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями - Михаэль Штайдль

— Жан-Пьер? — Майк зовет хирурга-травматолога, сидящего на своем месте за компьютером перед открытой дверью. — Можешь посмотреть?

Жан-Пьер не колеблется ни секунды. Он знает, что Майк зовет его только тогда, когда это действительно необходимо.

— Добрый вечер, — зайдя в кабинет, он сразу же обращается к пациенту: — Вы сегодня у нас были?

— Эй, можете не разглагольствовать? У меня болит нога.

Жан-Пьер осматривает лодыжку и спрашивает, что случилось. Пациент рассказывает о своем падении с велосипеда. Но все его ответы путаны, иногда противоречивы, перемежаются нытьем и оскорблениями. Жан-Пьер ощупывает, проверяет, что именно болит и насколько подвижны лодыжка и пальцы ног.

— Выглядит не очень хорошо, — говорит он через несколько минут. — Надо сделать рентген, потом посмотрим.

Минуту спустя мы втроем выходим из операционной, Жан-Пьер составляет на компьютере задание для коллег-рентгенологов: «Левая лодыжка, в двух плоскостях».

— Сильный отек, — замечает Майк, когда принтер, вибрируя, начинает печатать.

— Я думаю, потребуется хирургическое вмешательство. — Жан-Пьер кивает. — Но можно будет точно сказать, только когда увидим снимки.

Я помогаю Майку переместить пациента на кушетке из операционной до зоны рентген-обследования. Распечатанное заключение мы отдаем ноющему пациенту в руки.

— Где тот, кто сегодня накладывал мне швы? Он настоящий мастер, он знает свое дело. И он был добр ко мне.

В огромном кабинете с рентгеновскими аппаратами темно и пусто. Скоро появится ассистент рентгенолога и проведет нашего пациента за тяжелую раздвижную дверь. Для нас это означает хотя бы несколько минут отдыха.

— …«Лоразепам» подействовал… утихло возбуждение и рвотный рефлекс… Наконец-то я смогу получить доступ к шее и взять кровь…

Терапевт стоит со Свеньей и старшим врачом. Из-за фонового шума отделения неотложной помощи — стука клавиатуры, поспешных шагов резиновых подошв по линолеуму, звуковых сигналов устройств мониторинга, голоса Жан-Пьера, который бормочет в микрофон задание, — до меня долетают лишь обрывки разговора.

— …Откуда взялась тошнота?

— …Был похожий случай… связанный с употреблением наркотиков в прошлом… не стоит этого исключать.

— …Ждать результатов лабораторных исследований… в больницу…

Я смотрю на экран перед собой: там все еще отображается план загруженности операционных. Не так давно полоса второй операционной поменяла цвет.

Итак, операция у мужчины с двумя ножами в груди окончена. Каков результат? Это не указано, так как обычно не имеет значения для тех, кто пользуется планом. Они хотят узнать, где и когда есть свободный временной интервал, есть ли в настоящее время задержки или отсрочки. Все остальное для краткости опускается.

В воображении у меня вновь возникает образ пропитанного кровью тампона, затем я вижу на полу капли крови: сначала блестящие и живые, а вскоре высохшие, тусклые и мертвые.

«Семейная ссора», — сказал Майк. Это очень банальное слово для совершенно абсурдного события, которое привело к попытке самоубийства. Но я не могу подобрать другого. Отчаяние, гнев, разочарование, кровь — все это заключено в горизонтальной полосе, которая раньше была зеленой, а теперь стала желтой. Она лишь одна из многих, ими заполнен весь экран. У каждого своя история, и слова, которые появляются на табло, иногда дают ключи к сюжету: холецистэктомия, перелом шейки бедренной кости, мастэктомия.

— Оставьте меня в покое! — прорывается голос сквозь полузакрытую дверь операционной. — Говорю тебе, если бы я мог встать, тогда… Ах, забудь. Вот черт!

Рентген подтвердил, что у мужчины с опухшей лодыжкой сложный перелом. Не сказать, чтобы перспектива операции особенно улучшила его настроение. С ним Майк, которому приходится несладко. Принтер рядом со мной выдает заключение врача. Я беру лист и передаю Жан-Пьеру. Он складывает его и кладет в конверт, который передает пациенту с дредами.

— Спасибо за все.

Жан-Пьер пожимает руку пациенту, другая, сломанная рука которого висит перед животом на закрепленной Майком синей повязке. Пациент обменивается парой слов с хирургом-травматологом, а затем, что удивительно, поворачивается ко мне:

— И вам спасибо. С вами я действительно чувствовал себя в надежных руках.

Я не могу принять благодарность. Точно так же, как нескончаемая тирада из операционной, она «рикошетом» попадает в меня — наблюдателя, который в медицинской одежде очень похож на медбрата. Но это не важно. В конце концов, это первые действительно приятные слова, которые я слышу от пациента за эту ночную смену. Поэтому я не собираюсь пускаться в длинные объяснения и просто приму их как временно исполняющий обязанности. Ночь длинная, и в какой-то момент я обязательно найду возможность выразить свою благодарность тем, кому она действительно адресована.

— До свидания, — отвечаю я, немного задумавшись. — И выздоравливайте.

Мужчина исчезает через автоматическую входную дверь. В следующий момент Майк выходит из операционной и качает головой.

— До свидания? Что, правда? Лучше бы сказал: «Pfüa Gott[13]».

После работы

Это называется вытеснение

— Действительно, звучит безумно, — говорит Зепп и делает глоток из бутылки с пивом. — Если бы я прочитал что-то подобное в книге, я, наверное, подумал бы: все это нереально.

Мы находимся на высоте 950 метров, перед нами раскинулась широкая равнина, залитая теплым светом заходящего солнца. Автомагистраль проходит через фермерские угодья и леса. Между разбросанными деревнями блестит озеро, а немного дальше на заднем плане виднеются очертания города.

Мы с Зеппом катаемся здесь на горных велосипедах после работы. Летом мы часто ездим вместе.

Маршрут можно преодолеть за 80 минут: он не требует особых усилий, однако достаточно интересный, чтобы разгрузить голову после работы. Поднимаясь сюда, на Альм, мы пьем пиво и наслаждаемся видом. Часто в тишине, иногда разговариваем. Но о работе мы почти никогда не говорим, потому что иначе не получится «выбросить все из головы».

Но сегодня я ничего не мог поделать. История, приключившаяся несколько часов назад, до сих пор не дает мне покоя. Днем к нам пришла женщина со своей 23-летней дочерью, которую мучили сильные спазмы желудка. Чуть позже дежурный терапевт провел ультразвуковое исследование, и диагноз