Характер победителя - Михаил Нестеров

«Принять меры к задержанию всех подозрительных лиц предположительно славянской национальности в возрасте от двадцати до сорока лет. Они могут передвигаться группами до трех человек и поодиночке. Преступники вооружены и представляют угрозу безопасности Грузии. При задержании применять огнестрельное оружие и стрелять на поражение. Передать экстренное сообщение по всем радиочастотам, включая диапазон FM, телеканалам местного и государственного телевещания. Привлечь население к бдительности и содействию службам безопасности и полиции; не вступать в контакт с подозрительными личностями; о всех подозрительных случаях немедленно сообщать по телефону или обращаться в ближайший полицейский участок. Проверять весь автотранспорт без исключения. Преступники могут использовать поддельные документы граждан Грузии, включая паспорта, водительские удостоверения и удостоверения личности, справки регистрации и временного гражданства. Председатель чрезвычайной комиссии полковник Министерства госбезопасности Зия Селиани».

Марковцев разбил группу на части и приехал в столичный аэропорт на машине директора аэропорта «Северный»; спустя несколько минут он убил его выстрелом в затылок. Но основную задачу он выполнил: вооруженный, использующий естественное прикрытие – оружие, черную униформу и маску, все то, чем были экипированы спецназовцы госбезопасности во главе с майором Ашубой, уже находился на расстоянии выстрела от трапа. И когда по нему стали спускаться подрывники, он сделал свою работу. Он был обречен, тогда как в дело вмешался случай. И имя ему – Серго Ашуба.

Прошло восемь лет. Просто трудно представить вторую встречу Марковцева и Ашубы запланированной. Но что скажет на это сам полковник Артемов?

Шавхелишвили, которому досталась роль злого, но пассивного следователя, ждал ответа на свой вопрос.

Михаил Артемов покачал головой:

– Впервые слышу об этом. В анналах нашей разведки факт знакомства Марковцева и Ашубы не зафиксирован. Иначе в планировании этой операции мы пошли бы по пути меньшего сопротивления. Не готов ответить, как именно, но что-нибудь придумали бы.

– Это не ответ.

– Отчего же? Я ответил прямо: лично я не знал о столкновении – в прямом смысле этого слова – вашего полковника и нашего подполковника.

Шерхан покатал по столу шприц с обезболивающим для Артемова. Подходило время для укола. Артемов, заметив этот невольный, может быть, знак, рассмеялся.

– Это не ответ, – повторил Шавхелишвили. Еще свежи были воспоминания о неудавшемся штурме. В этой комнате были два свидетеля его позора, и обоих Джемал был готов разорвать голыми руками. Он признал, что получил пусть не исчерпывающий, но категорический ответ, однако обладал правом принимать его или нет.

Он подошел к Артемову сзади и отодвинул его от стола вместе со стулом. Сместившись в сторону, Шерхан сильно вынес ногу вверх и обрушил ее на бедра Артемова. Удар был такой силы, что стул под Артемовым сломался. Он корчился на полу среди обломков и молил бога только об одном: потерять сознание. Боль пронзила все его тело, но очаг ее в раненом бедре был просто нестерпимым.

– Говори, мразь, как спутались эти двое?

– Ты не в своем уме, – синими губами еле прошептал Михаил Васильевич. – Один убил другого. Или тебе изменяет память?

Шерхан склонился над Артемовым и рывком поднял его с пола. Закрутившись вместе с ним, он отпустил его в конце поступательного движения. Артемов отлетел к стене и, ударившись, сполз вдоль нее на пол. Его молитвы были услышаны: он потерял сознание.

Гвидо Терон смотрел на Шавхелишвили до тех пор, пока тот не ответил ему взглядом.

– Никто не бьет мертвую собаку. – Он придвинулся ближе, как будто с близкого расстояния хотел найти что-то общее между ним и экстравагантным человеком, из которого он сотворил себе кумира, о котором писали книги, да и сам он написал свою знаменитую «Книгу Пяти Колец». «Четырехсотлетний ронин» убил человека, когда ему было всего тринадцать лет. Шавхелишвили, кажется, ухлопал свою жертву раньше: швырнул на землю, ударил палкой по голове, пришел домой, бросил портфель на стол и сказал: «Мам, я сегодня убил человека».

– Что? – переспросил Шавхелишвили, озадаченный пристальным взглядом Терона.

– Никто не бьет мертвую собаку, – повторил тот. – Так утверждал Дейл Карнеги. А еще он сказал, что нужно вести учет своим глупостям. – Американец кивнул на Артемова. – Он что-то недоговаривает.

– Он же не Дейл Карнеги, – усмехнулся Шавхелишвили, успокаиваясь.

– Мы не можем ждать, когда поймают Мар-ков-це-ва, – эта фамилия для него была труднопроизносимой. – Нужно форсировать работу. Может быть, с тем расчетом, что в список исполнителей мы внесем еще одно имя: кроме Артемова – Марковцева.

Терон выдержал паузу.

– Очень интересный материал. Я имею в виду диверсию в столичном аэропорту с участием Марковцева. Это было в 2001 году, да?

Шавхелишвили подтвердил кивком головы.

– Меня интересует вся информация по этому делу.

– Полный пакет можно получить только в Тбилиси.

– Ну так поехали.

Тбилиси

Шавхелишвили было интересно узнать больше о веществах, которые в плане «Метро» занимали ключевые позиции. С другой стороны, он видел эти вещества в действии – когда смотрел на умирающего министра обороны. Сам он не проявлял инициативы – настоящую предприимчивость в этом вопросе проявил Гвидо Терон. И только тогда стала понятна роль Лори Монро, этой куклы, – Джемал не спешил вычеркивать ее из списка людей под названием «терпимые условия». Он до сегодняшнего дня не скрывал неприязни к этой женщине, считая ее фальшивкой. Как не скрывал схожих чувств к гостевой комнате. Он менял ее название каждый раз, когда перешагивал ее порог: совещательная комната, комната страха (когда Лори Монро была без макияжа), лаборатория (когда на первый план выходил полукровка Стэнли Йошиоки, которому Джемал дал кличку Полураспад, с откровенным, как вырез на вечернем платье Дайаны Терон, намеком на него как на полукровку).

Гвидо Терон начал с того, что назвал Лори Монро девочкой. Шавхелишвили хмыкнул так громко, как будто сморкался. Самое подходящее для нее имечко – Fat Woman, Толстуха. Если ее сбросить с самолета – эффект будет не меньше, чем от плутониевого «Толстяка», который пророс на родине косоглазого агента этой четверки смертоносным грибом...

«Девочка» с готовностью отдалась теме отравляющих веществ, буквально посмаковав слова «зоман» и «зарин», а потом перекинулась, «к вящему удовольствию» Гвидо Терона, на Россию.

– В настоящее время суммарное количество химического оружия в России – это по массе отравляющих веществ – составляет порядка сорока тысяч тонн. И складированы они на семи специализированных объектах. Из них примерно тридцать две тысячи тонн составляют фосфорорганические отравляющие вещества нервно-паралитического действия, а остальное – это о-вэ кожно-нарывного действия. В 1993 году Россия, объявив себя правопреемником СССР, подписала Парижскую конвенцию. В соответствии с этой конвенцией Россия обязалась никогда, ни при каких обстоятельствах...

Монро подалась вперед и продолжила, акцентируя каждое «не», как будто зачитывала обвинительный приговор.

А Джемал подумал о том, что судейская мантия ей была бы к лицу.

– Не разрабатывать. Не производить. Не приобретать иным способом. Не накапливать. Не сохранять. Не применять. Не проводить любых военных приготовлений к применению. Не помогать, не поощрять или не побуждать каким-либо образом кого бы то ни было к любой деятельности, запрещенной государству... И все это о нем, о химическом оружии.

Лори приняла прежнее положение – откинулась на спинку стула – и продолжила:

– Конвенция также предусматривает следующий пункт: все существующие запасы химического оружия подлежат уничтожению. В Грузии, – Монро потопала ногой в пол, – на складах отдельных мотострелковых бригад в Гудауте и Урте хранились незначительные запасы химического оружия. В первую очередь это снаряды ствольной артиллерии от четырехсот сорока до трех килограммов трехсот граммов отравляющего вещества в боеприпасе. Конкретно речь идет о зомане и зарине.

Шавхелишвили выразительно посмотрел на Гвидо Терона:

– Мои подчиненные усвоили одну вещь: докладывать мне только то, чего я не знаю.

– Это вводная часть, – оттянул нижнюю губу американец. – Продолжай.

«Продолжай, девочка», – мысленно подкорректировал его Джемал.

– Зоман, зарин – стойкие отравляющие вещества, – пробасила Монро, меняя тональность. Глотнув виски, она как будто перековала голосовые связки и стала вещать голосом доброй бабушки, не преминул отметить Шерхан. Его не устраивал такой вариант беседы, где ему буквально втолковывали прописные истины. Он хотел услышать ответы только на интересующие его вопросы. И он, остановив Монро жестом руки, спросил: