Характер победителя - Михаил Нестеров

Ему было знакомо состояние: ты жив, а окружающие считают тебя мертвым; он не раз переживал эти чувства.

Когда ему надоедал однообразный пейзаж за окном, Сергей задергивал занавески и ложился читать. Его увлекли копии писем и записок Сталина. Когда он переключался на карты и схемы сражений, всегда задавался одним и тем же вопросом, адресованным Шавхелишвили и Терону: «Что же вы задумали, ребята?» Размышлял над этим, меряя шагами ковровую дорожку железнодорожного вагона.

Однажды он, задремав, увидел короткий сон. Он и Сосо встречаются на колокольне. Марк звонит к заутрене и маскирует свои слова за оглушительным перезвоном: «Теперь я работаю один. Если кто-то обратится к тебе от моего имени – это провокация. Бойся человека по имени Коба...»

Кто сдал «грузинское подполье» – уже не важно. Хотя бы по той причине, что с меньшим риском можно было контактировать с прокаженным. На свободе Сосо и Мастер бесполезны. Если не оба, то один точно парится в камере. А второй скрывается.

Сергей уже забыл вкус чая из стаканов с подстаканниками. Он был глубоко убежден, что вкус у чая из одного чайника, разлитого в стаканы, бокалы, чашки и пиалы, разный. Пакетный чай был наполнен ароматом чего угодно, только не чая. Он бы с удовольствием заварил настоящего грузинского – по семьдесят шесть копеек за пачку. Первый, второй, третий сорт – не важно. Заварил бы крепкий чай, чтобы вязало небо и вызывало легкую тошноту, чтобы пальцы потом чуточку подрагивали. Вот ведь пробивал раньше напиток, удивлялся Сергей.

«Теперь я работаю один».

Вместе с Артемовым исчезла возможность запросить у него тот или иной материал. Марк вспоминал то, чему не придавал особого значения. Артемов еще в Цхинвале загружал напарника выдержками из досье Джемала Шавхелишвили. Мол, он считается мастером кендо. Сергей усмехался в ответ: «Ну молодец он, этот Шерхан. Только я с ним на мечах биться не собираюсь. Потому что я не самурай». Артемов стоял на своем, сыпал цитатами: «Настоящим мастером меча может считаться лишь тот, кто без колебаний может шагнуть навстречу собственной гибели». Для Артемова это экзотика, и ему было интересно копаться в ней. Он что-то черпал для себя. Но пригодятся ли ему знания о том, что «духом битвы пронизана вся повседневная жизнь Шавхелишвили, и возможность близкой смерти не кажется ему чем-то необычным»? Помнится, Марк прервал тогда Артемова: «Он прямо какой-то оголтелый фанатик. Если он, ко всему прочему, запоями слушает японскую музыку и на его мобильнике японская мелодия, то нам надо разворачивать лыжи. Для него лучший киллер – психиатр. Кстати, чем он похмеляется? Саке?».

Сейчас Сергей с удовольствием выпил бы и горячего саке из деревянного стаканчика, и ответил бы на звонок по телефону. Но он теперь работал один. Никаких контактов.

Он держал в голове разговор с Ашубой. Если опустить интерес Шавхелишвили – грузина, то интерес американца Гвидо Терона распростерся до границ с так называемыми бедными кварталами. А если говорить более точно – густонаселенными районами. Подразделения 58-й армии и авиация столкнулись с тактикой, которую успешно применяют палестинские боевики: размещают там ракетные установки. Готовят новую заварушку? Можно ли представить, что однажды жилые кварталы заволочет дым от пусковых установок и в сторону Южной Осетии полетят ракеты? Легко. Ответный удар будет точечным. Собственно, этот урок мы уже проходили, размышлял Марк. Если исходить из того, что знание – это законченный круг, то для Марковцева он был разорван в нескольких местах. Секретной операцией руководит агент ЦРУ, и он не повторит ошибок прошлого. Артемов назвал его мастером провокаций. На одном этом далеко не уедешь. Как не уедешь далеко в этом вагоне.

Он был бронированным и считался особым экспонатом дома-музея Сталина. Сергей смотрелся в зеркала из венецианского стекла, как когда-то это делал «великий и ужасный». Он был разделен на две части: кабинет со столом и диваном и ванная. Никаких переделок. Все осталось, как при жизни Сталина. Ванная не функционировала, но на диван не могла пожаловаться даже сказочная принцесса.

Эта часть музея находилась на реконструкции, однако соответствующие работы не велись по неизвестной причине. Марк заметил это еще во время первого посещения музея на второй день пребывания в Гори. Он не мог не посетить дом генералиссимуса, собственными глазами увидел личные вещи Сталина, его форму и посмертную маску. И – бюсты Сталина из камня, дерева, гипса.

Это был дом-музей Сталина, построенный в 50-х годах вокруг дома сапожника по имени Виссарион. В конце позапрошлого века этот каменный дом с высокими потолками находился на окраине Гори. И если исходить из правила «прятать письма лучше в почтовом ящике», то скрываться от госбезопасности Грузии лучше всего было в доме «кремлевского горца». Кто кроме русского посмеет нарушить покой живущего здесь призрака?..

Сергей проник на территорию этого богатого дворца в готическом стиле, который выделялся на фоне старых построек Гори, спустя полчаса после перестрелки. И сразу занял бронированный вагон. В нем он мог выдержать настоящую осаду. Освоившись, он позаимствовал в шкафчиках реставраторов чай, кипятильник, пакет сухарей; он грыз их, отчего-то вспоминая разговор между ним и начальником военной разведки, и было это восемь лет тому назад. Это была их первая встреча. Спрута не интересовала полная автобиография Марковцева, который в данный и конкретный момент работал на контрразведку. Он задавал ему вопросы, касающиеся текущей операции. «Вам предложили большие деньги?» – «Когда-то я работал за большие деньги. Сейчас я беднее церковной мыши. Для меня главное – не опускаться до общепринятого».

Сейчас он походил на музейную мышь...

Но главное – в том разговоре начальник военной разведки сказал золотые слова: «Я никому не помогаю. Победи, а я подхвачу твою победу». Его слова сводились к тому, что без поддержки не выжить никому, даже самому сильному. И тогда Марк подумал: «Вот я и дома. Там, где говорят с ужасающей прямотой: «Иди, Сережа, заработай наше теплое отношение к тебе. Победи, а мы разделим с тобой победу». Помнится, он на пороге главного кабинета «Аквариума» обернулся, назвав шефа ГРУ по имени-отчеству: «Игорь Александрович, у меня к вам личная просьба». И тут же получил подобающий вопросу ответ: «По личным вопросам я принимаю по средам, с двух до четырех».

Марк о многом пожалел за последние часы. Например, о том, что не узнал от Артемова «окончание истории Валерия Кознова». И стал додумывать, начав с ключевой фразы: «Тебе о чем-то говорит аббревиатура ОПУ?»

Когда он услышал ее по телефону, не сразу сообразил, что обрадовался... по той причине, что отец давно на том свете, а на этом никто не отведет его в главк к генералу и не дернет того за веревки, и «тот» не разразится сталинскими «честностью» и «надежностью». Шестое чувство подсказывало Марку, что существовал еще один вердикт («официально признан умершим»), и совпадение почерков двух экспертиз – в 1983 году и в нынешнем – даст Марку шанс отомстить за Кознова. Некоторые плохо переваривают незаконченные дела, некоторые не переваривают их вовсе.

Потом Сергей понял: нет, Артемов не стал бы стимулировать его таким способом. Иначе Марк уподобился бы Шерхану: не успел остыть от старого задания, как начал форсировать новое. Горячие пирожки.

Нет, история с Козновым закончена. Или имеет законченный вид. А поставить в этом деле точку означало прочитать последнюю страницу истории. И пусть она окажется не красочной и короткой, но она – завершающая.

Марк, словами классика, пытался нести груз прошлого и будущего, и он заставлял его спотыкаться и сбиваться с дороги.

Валерка так и остался молодым, и Марк, почти достигший пятидесятилетнего рубежа, чувствовал вину перед ним. Он ставит свой нолик на замороженное стекло, а крестик поставить некому. Некому.

Память всколыхнулась...

Утяшев. Подполковник Утяшев. Член военно-криминальной группировки. Не верится.

Не верится, что он бесследно исчез. Или без вести пропал. Он взял отпуск и отбыл в неизвестном направлении. С тех пор о нем ни слуху, ни духу. Может быть, жив еще подполковник Утяшев? Поплевывает себе семечки на завалинке, развлекает деревенских старух. Ему сейчас... шестьдесят пять. Не старый еще. Хотя так обычно говорят про покойников. 60 – молодой еще. 70 – жить да жить. На пять лет больше – не старый. 90 – ну нормально пожил, хотя мог и еще. Но как Утяшев рискнул провести такую махинацию в далеком 1983 году? Готовился?

Еще Артемов говорил что-то о судебном медике, которому Сергей Марковцев в 83-м чуть не выбил зубы, автору этого «эпохального» ОПУ. По словам Артемова, который читал досье Кознова как увлекательный роман, медэксперт был на откупе у каракалпакской мафии и дал такое заключение, которого от него потребовали. Чтобы прокуратура через убийство Кознова не вышла на его жертву, а дальше на членов преступного клана. Интересно, кто был Валеркиным клиентом и хлопнул ли он его? («Кого ты хлопнул-то, Валера?») Кого заказал Утяшев?