Характер победителя - Михаил Нестеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Американец покачал головой:
– Нет, я не салютую. Считаю. Два человека остановили твою группу.
– Хороший снайпер с хорошей позиции сдержит батальон. – Он опередил Терона. – Ничего не говори. Я наперед знаю, что ты хочешь сказать. Я не стану извлекать из этого никаких уроков. Я не аналитик, ясно?
«Ты педераст», – улыбнулся американец.
– В следующий раз я наплюю на схемы, построения и правила, – пообещал Шавхелишвили. – Вся эта дрянь сажает мое нутро. Я сегодня должен был руководствоваться не схемами, а шестым чувством. Как ты. – И это прозвучало похвалой. – Шерхан усмехнулся: – Знаешь, Гвидо, сегодня инстинкт бойца чуть не спас Винсента...
Полная зачистка, в которой не сомневался Шавхелишвили, превратилась в полный провал. Но он не отступил от правил и запросил по рации доклад каждого члена группы. «Как ты?»... Это вопрос о состоянии здоровья. Восемь человек на него не ответили. Как не ответили бы на любой другой вопрос. Два человека, да и он сам, нуждались в медицинской помощи. Пострадали все. Кроме американца. Последний получил свое satisfaction. Шерхан – свою долю растерянности.
Не изрядно потрепанная, но выпотрошенная группа «Delta G-Force» покидала объект впервые так: не произведя окончательный осмотр с полной проверкой тех мест, где еще могли укрываться злоумышленники. Но не все так плохо. Шавхелишвили в актив записал поимку полковника Главного разведывательного управления. Он стоил восьми бойцов, родственникам которых вскоре вручат аккуратно сложенные национальные флаги Грузии. В конкретной ситуации – да, стоил. И хватит об этом.
Глава 17
«Взаперти»
Поджидая Джемала, Гвидо Терон предался воспоминаниям. Он не раз возвращался к теме ронинов, а точнее – образ Шавхелишвили, его поведение и манеры заставляли его снова и снова касаться этой темы. Оказывается, ронины были разными. Лично Шавхелишвили особо почитал тех ронинов, которые, считаясь элитой, не имели средств к существованию; и лишь немногие владели замками и землями. Некоторые из них вложили мечи в ножны и примкнули к другой элите: художников, музыкантов, артистов. Другие, наоборот, «устремились к идеалу воина» в жажде познать совершенства на опасных путях Кендо. Дуэли стали обычным явлением, а школы фехтования вступили в эпоху расцвета. Но и они разделились: одна школа готовила учителей Кендо, а другая со временем превратилась в тайную полицию.
Духом битвы была пронизана вся повседневная жизнь самурая, и возможная смерть не казалась ему чем-то необычным; близость смерти его не пугала. Можно ли то же самое сказать о Джемале? – задался вопросом Терон. Настоящим мастером меча он был вряд ли. А вот по духу – несомненно. Джемал был готов без колебаний шагнуть навстречу собственной гибели. Но такое положение вещей просуществовало только до вчерашнего дня, когда Джемал попрал это правило и отступил. Мало того, он прикрылся товарищем, убив его. Но он спас свою жизнь. Он не спасовал в отдельно взятой ситуации, нашел выход, проявил смекалку, постиг суть ситуации. Вот!
Как-то раз он заговорил о практике, направленной на постижение сути вещей. В ней нет церемоний и поучений, сказал Джемал. Совершенствование в этой практике ведет к осознанию природы обычной жизни. Конечная точка – это начало, а наибольшая добродетель – простота. И эта фраза заставила Терона надолго задуматься. Еще он сказал, что знание – это законченный круг. Новичок тренируется, как одержимый, отражая тысячи атак утром и вечером. Мастер тоже продолжает шлифовать простейшие упражнения, отдавая им всего себя, как ежедневной молитве.
Мастер.
Джемал, оставив Гвидо Терона одного в кабинете «Филиала», спустился в подвал.
...Мастер вдруг почувствовал головокружение. Как будто у него резко упало давление. Как будто он отошел от самогипноза. Он был близок к истине. Он не подумал только об инструментах – этой камере с ее самобытной атмосферой, коридоре за толстыми стенами, скромной вывеске на фасаде здания.
Он встрепенулся – как будто прозвучал голос медсестры из кабинета тюремного стоматолога: его очередь вырывать зуб. Открылась дверь. На пороге вырос полковник Шавхелишвили. Мастер же грешным делом подумал о том, что больше его не увидит.
– Не все так просто, – сказал Джемал.
Одна эта фраза послужила росчерком ко всему, о чем подумал Мастер, о чем успел он написать сутками раньше.
Вот оно...
Губы и язык его занемели. Он впервые попробовал на вкус вязкий воздух подвала, последний его глоток.
Шерхан взвел курок пистолета и трижды выстрелил в Мастера.
Глядя на тело, сползшее с койки, он убрал пистолет в поясную кобуру. Усмехнулся. Ведь он держал в голове мысль об автокатастрофе. Зачем? Что скажет этот факт соседям Мастера, его близким и родным? Только то, что он попал под машину. Несчастный случай. А может быть, не такой несчастный. «Аннушка уже пролила масло». Нет, это не ерунда. Но это слишком сложно. Три пули в грудь и голову скажут близким, родным и соседям Мастера чистую правду. Три пули в чужое тело выгонят из них все затаенное: злобу, ненависть, желание отомстить.
Мысль об автокатастрофе могла прийти в голову одному человеку, но одобрение могла получить только в большом коллективе. Один человек думает и действует проще. Его мысли и устремления прямы, как стрелы. Но горе ему, если он свернет с прямого пути: у него нет помощи со стороны. И он в конце концов сгинет, пропадет.
Шавхелишвили невольно перенес свои мысли на операцию «Метро». Она была проста. По сути своей – двухходовка. И он не придал значения тому, что она увеличилась на один ход, а значит, и он сворачивал с прямого пути. Просто потому, что в полковнике Артемове, которого он расценил как дар небесный, он не увидел «примеси» – как человеческого фактора. Он не уводил с пути, но украшал его.
Покидая подвал, Шавхелишвили сказал дежурному:
– Вы знаете, что делать.
– Да, господин полковник.
Гвидо Терон встретил Джемала настороженным взглядом.
– Ты где был?
– С другом надо было пообщаться.
Этот ответ поначалу озадачил Терона. Он не собирался устраивать тотальный контроль. Но когда они вместе, этакой сиамской парой, действительно напарники, пусть даже в русской интерпретации – «Я начальник, ты дурак», то будь добр, отчитайся.
И ответ Шавхелишвили не заставил себя ждать.
– Я устраивал небольшое дорожное происшествие. С нашим парикмахером случился инцидент.
– Правда? – фальшиво удивился Терон. – Когда же ты успел?
Он представил более чем реальную картину. Шерхан берет Мастера за шиворот и выводит из «Филиала», ждет, когда мимо проедет грузовик на средней скорости или легковушка на высокой, и швыряет парикмахера под колеса.
Он мог запросто сделать и такое. А мог толкнуть его на рельсы. Гори – крупный железнодорожный узел.
– Когда я зашел к нему в камеру, он осветил меня реальным светом своих глаз. Я потерял управление.
Такой стиль не шел Джемалу. Он говорил как педик. Терон тотчас поправился: почему как?
После этого глубокого вывода мысли американца вздыбились, но он быстро взял себя в руки. Дважды за короткий промежуток времени Джемал Шавхелишвили показал характер. Или проявил, черт его знает, как правильно по-русски. Но не вышел из-под контроля. Об этом говорить рано. Он все сделал по-своему. Его поступки было легко объяснить – нужно было лишь немного времени на анализ.
Гвидо Терон сравнил себя с секундантом, а Шавхелишвили с боксером. Он дает ему установку на бой. Но точно знает, что «по месту» его подопечному будет виднее. Главное – победа. Обнимашечки после боя.
Он должен был ответить что-то Джемалу – тот смотрел на него не без вызова и не без иронии: «Ты начальник, но и я не рядовой. И я не дурак». И Терон ответил:
– Ну ладно. Главное, чтобы у тебя не поехала крыша.
* * *Михаил Артемов не раз возвращался в разговору в кабинете начальника управления. «Об этом должны знать только трое: ты, я и Сергей Марковцев». Еще в то время полковник мог задать вопрос: «А как же агенты, с которыми нам придется контактировать? Они должны знать суть задания. Иначе работать будут медленно и некачественно». Собственно, Спрут и давил на качество. «Должны знать трое» – это акцент на важность и прочее.
Артемов вздрогнул, услышав выстрелы. Ему показалось, они прозвучали прямо за дверью его камеры. «Не надо давить на меня, – нервно посоветовал он грузинским комитетчикам, – меня на такие вещи не купишь». Он был крайне взволнован, растерян. Об этом говорила другая его мысль: о пушечном залпе в тюремном коридоре.
Звукопроницаемость тут потрясающая, успел заметить Михаил Васильевич. Где-то капала вода. Вроде как признак катакомб или мрачных застенков. Скорее всего, она капала в конце коридора, образовав лужу. Но... Нет. Звук другой. Капли падали не в воду, а ударяли в камень. Слух у полковника Артемова обострился. Он реально представил себе Джека Николсона в роли оборотня. Вот и его, похоже, укусил волк.