Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероятные шаги германского правительства в связи с советско-польской войной рассматривал в докладной записке 26 июля 1920 г. Сект: мы не должны «вынудить Антанту покупать нашу помощь за уступки по договору о мире» или «принять сторону России <…>. Если же Россия нарушит границы Германии 1914 г., то нам <…> не нужно бросаться в объятия Антанты, а скорее следует привлечь на свою сторону Россию путем заключения союза». 31 июля Сект писал министру иностранных дел В. Симонсу: «В случае посылки войск Антанты <…> через Данциг <…> Западная Пруссия и Позен станут ареной борьбы Антанты и Польши, с одной стороны, России, с другой. Но даже если Антанта не высадит войска <…>, откатывающиеся польские войска превратят немецкие провинции в руины. Эта вероятность <…> должна нас побудить на обращение к русским». В дальнейшем последует предложение наших представителей на Лондонской конференции (запланированной на 1921 г.) о проведении плебисцита для отторгнутых провинций[522].
Польские правящие круги, раздувая антигерманскую и анти-российскую пропаганду, пытались доказать, что союз Германии и России – свершившийся факт: распустили слух о визите Троцкого в Восточную Пруссию[523]; сообщили, что 17 июля в Берлине Радек, Копп и Мальцан подписали секретный германо-большевистский договор, предусматривающий оккупацию Россией Польского коридора и Данцига с последующей их передачей Германии, и соглашение о военно-технической помощи России за подписями Г. Стиннеса и В. Коппа[524]. О «военном союзе между милитаристами Германии и большевиками России» и о намерении последних изменить западную границу Польши в пользу Германии писала французская пресса[525]. Но доказать факт официального советско-германского военного сотрудничества Сапега не смог[526].
После конференции в Спа Чичерин констатировал: «Германия на перепутье», отметив, что ее выступление против Советской России будет означать вступление германского правительства «в ту или иную форму гражданской войны»[527]. Немецкие собеседники Коппа возражали против попыток Запада «использовать Германию в качестве транзитной страны» и поддержали возможные советские действия, могущие помешать высадке войск Антанты в Данциге. По мнению Коппа, на сближение с Россией «буржуазное прав[ительств]о скорее пойдет, чем прежнее ублюдочное [с участием социал-демократов]». Позднее Копп сообщил Чичерину: «Спа оставило в Германии впечатление катастрофы <…> Антантофильские буржуазные круги <…> сдают свои позиции сторонникам <…> восточной ориентации», означающей «не сближение с русской реакцией, а соглашение с Сов[етской] Россией <…> Если мы используем победу над Польшей не только для того, чтобы заключить мир с Антантой, но <…> поднимем вопрос о свободном транзите через Западно-Прусский польский коридор <…>, то мы [будем] иметь в буржуазной Германии прочный базис для работы над хозяйственным восстановлением России»[528].
21 июля Копп предложил Симонсу возобновить официальные отношения, отметив в частности: «Ликвидация нашей войны с Польшей предполагает перемену польской ориентации» и поведет к «пересмотру вопроса о свободном транзите через З[ападно]-Прусский коридор». Министр положительно отреагировал на это предложение[529]. 12 августа Копп заявил Мальцану: советское правительство «уважает желание немцев» западных польских земель создать автономное государство и не против возвращения Германии этнографически немецких территорий «польским большевистским правительством» в случае образования последнего[530]. Советско-германские переговоры нашли отражение в указаниях руководства Красной армии от 9 и 14 августа: «Воспрещается переходить прусскую границу, существовавшую до войны 1914 г., за исключением перешедшего к Польше коридора на Данциг. В этот коридор ввод наших войск разрешается», поскольку там вероятно нахождение «большого количества военного имущества. Предревсовета указал на необходимость захвата этого имущества»[531]. В августе 4-я советская армия настолько углубилась в Данцигский коридор, что казалось, по словам французского наблюдателя, она «уже не принимает участия в войне с Польшей <…> и задалась целью восстановить мост из Восточной Пруссии в Германию»[532].
Кстати, немецкое население бывшей Западной Пруссии встречало красноармейцев как освободителей[533].
По донесению польской военной разведки, в Красной армии на северном участке советско-польского фронта в оперативном отделе штаба армии служили немецкие офицеры во главе с генералом О. Леттов-Форбеком. По их мнению, главными целями большевиков являлись: «.политическая – захват Варшавы, практическая – форсирование Гданьского коридора для соединения с Германией и отторжения Польши от моря»[534]. Оберндорф также сообщал 8 июня в МИД Германии о немецких офицерах, служащих в Красной армии[535]. Переговоры Коппа с Симонсом и Мальцаном не привели к конкретным соглашениям, но советско-германское сотрудничество неофициально осуществлялось, особенно в военно-технической области. Как далеко зашло сотрудничество в целом – этот вопрос остается предметом дискуссии. Позднее кандидат в члены Политбюро ЦК РКП(б) Н.И. Бухарин предлагал «оформить положение немецких формирований на западном фронте»[536]. Иоффе сообщал, что пленных «германских граждан – добровольцев красной армии» поляки расстреливали[537].
Отступление советских войск изменило позицию Германии, но, по мнению Коппа, Берлин не нарушит нейтралитет: «Образцовое поведение наших войск в коридоре» опровергло «сказки о Красной армии как о недисциплинированном сброде и о большевизме как о движении, разрушающем всякую культуру». Германия вступит в антибольшевистскую коалицию только при нашем «военном вторжении в Восточную Пруссию или при насильственной советизации коридора <…> ведущее просоветскую внешнюю политику правительство Симонса относится к рабочим значительно приличнее, чем правительство Носке <…> установление дружеских отношений с буржуазным правительством Германии и нами будет воспринято рабочими как их победа, а не как наш отказ от революционного пути»[538]. Вместе с тем 7 сентября 1920 г. Копп писал Чичерину: «Мы отброшены в Германии дипломатически на исходные позиции начала текущего года»[539]. 27 сентября Копп заметил: «Охлаждение явилось <…> реакцией на те преувеличенные надежды, которые возлагались <…> в Германии на освободительную роль Красной Армии в Западной Пруссии <…> медленно созревает более благоприятный для нас поворот»[540].
Поражение Красной армии вновь усилило внимание большевиков к Литве: Чичерин предложил Нарушевичиусу, когда тот приезжал в Москву, заключить военную конвенцию или позволить «нам» занять коммуникационные линии для обороны[541]. Копп просил литовского министра иностранных дел Ю. Пурицкиса, когда последний был в Берлине, разрешить транзит военных грузов из Германии в Россию через Литву
