Самсон - Маша Сандлер

Куземы. Или вот Юшково, — я показал рукой на вывеску с названием деревни, мимо которой мы шли, — явно принадлежит Юшке. А перед Куземкино как раз маленькая деревня Мишкино, то есть Мишки, медведя. Только она совсем маленькая и в ней даже автобус не останавливается…

Медведь ничего не отвечал мне, только шагал теперь не так широко, точно примериваясь к моим маленьким шагам. Капюшон давно свалился с его головы, а он и не поднимал его. Бинты на голове промокли, а на больной глазнице проступила сукровица. Он тоже устал, но всё-таки выглядел гораздо бодрее, чем когда сидел в карантинном боксе.

После Юшково шоссе закончилось и началась бетонка. Тут нас догнал трактор, за которым подпрыгивал прицеп с тугими рулонами сена. Обогнав нас, трактор пыхнул трубой над кабиной и остановился.

— Эй! — тракторист высунулся из кабины. — Браток, садись, подвезу, что ли, тебя с парнишкой.

Обращался он к Самсону, видно как к старшему.

Я толкнул Самсона в бок и быстро шепнул по-английски: «Залезаем».

— Да, — сказал Самсон по-русски трактористу и полез за мной в прицеп.

— Держитесь уж крепче, — предупредил тракторист и дёрнул мотором.

Ехать по бетонке в прицепе трактора так себе удовольствие, но всё-таки я радовался тому, как быстро мы проезжаем мост через реку Сосенку, высокие кусты сирени и пруды с плещущейся в них под мелким дождём рыбой. У самого леса тракторист притормозил и снова высунулся из кабины.

— Я на совхоз, а вам далеко, чай?

— Мы в Мишкино, — соврал я, спрыгивая с прицепа и морщась от боли в затёкших от тряской поездки ногах.

Тракторист кивнул.

— Бывай, браток, — снова сказал он Самсону. — Береги головушку!

И засмеялся неизвестно чему.

Трактор зачухал сильнее, съехал, немного переваливаясь на больших колёсах, с бетонки на грунтовую дорогу и покатил по краю леса. Нас же с медведем бетонка уводила в другую сторону.

День уже клонился к вечеру, солнце где-то за пеленой облаков светило тускло и слабо, точно умирающее. Я устал смертельно. Уже даже не смотрел по сторонам, только тупо переставлял ноги, стараясь не обращать внимания на ломящие пятки и колени. Я даже не сразу заметил, что Самсона нет рядом. А когда заметил — перепугался, огляделся и увидел, что он сошёл с дороги, стоит на краю леса у высокой сосны, едва заметный в сгущающихся сумерках. Он смотрел в лес. Я подошёл ближе и тоже посмотрел туда — ничего там не было, только чёрная непроглядь.

И вдруг медведь стал двигаться. Это трудно описать, но он сначала снял с себя одежду, а потом — человеческое обличье, и при этом делал всё так, что я не заметил, когда он закончил одно и начал второе. Это был танец или ритуал, он двигался плавно, всё время точно покачиваясь из стороны в сторону. Вдох и выдох. В какой-то момент я словно бы услышал мерный стук, поддерживающий ритм, шум ветра в ветвях деревьев, удары капель дождя по листьям.

Не знаю, сколько времени прошло. Почти совсем стемнело — это я помню. Очнулся, только когда медведь рыкнул и в темноте леса блеснул мне его единственный глаз.

— Самсон! — позвал я в отчаянии. — Самсон! Так нельзя! Мы должны спрятаться! Вернись!

Я кричал, пока не охрип. Честно говоря, это случилось довольно быстро. Потом я, делать нечего, попёрся по лесной дороге в Мишкино, а потом, уже даже и не помню как — был выжат, как отнерестившийся лосось, — добрёл до Куземкино. Хорошо ещё, что дом бабули стоит на самом краю деревни, почти в лесу.

Я отыскал ключ на дощечке под стрехой, отпер пахнущие сыростью сени, вошёл в дом и, повалившись на бабулину кровать, из последних сил скинув с себя окровавленные кроссовки, уснул мёртвым сном.

Проснулся я из-за яркого света. Каким-то образом в череде дождливых дней именно этот выдался ясным. Солнце встало ранним утром и тут же вдарило мне в глаза своими лучами. Какое-то время я сопротивлялся, надеясь, что оно отвяжется, но потом всё-таки продрал глаза.

Дом бабушки встретил меня ехидной ухмылкой, честно говоря очень смахивающей на медвежий оскал. Он был весь, с ног до головы, от пола до потолка, покрыт толстым слоем пыли, а теперь и я вместе с ним. Рот у меня пересох от жажды, голова болела, а едва я спустил с кровати ноги и попытался на них наступить — слёзы сами собой брызнули у меня из глаз. И тут, ко всему остальному, вспомнилось, что вчера потерял Самсона.

В общем, можете меня осуждать, но я снова сел на бабушкину кровать и разревелся.

Когда в окошко кто-то постучал — даже не сразу услышал. Да и стук был какой-то неотчётливый, так, не стук, а скребыхание.

Услыхав — я затих. Ночью я даже не успел ничего разглядеть кругом, мало ли что могло измениться в деревне, во дворе, в саду с тех пор, как я был тут в последний раз!

И точно — выглянув всё-таки в окно, я понял, что скребыхал по нему разросшийся по всему двору ракитник.

Так что, утерев последние слёзы, кое-как доковылял до электрощитка, включил электричество и поставил смарт заряжаться. Потом поискал в маленькой бабушкиной кухне ведро — нашёл — и босой — нечего и думать было пытаться засунуть распухшие ноги в кроссовки — пошёл к колодцу.

Куземкино — маленькая деревня. Побольше Мишкино, но не сильно. Половина домов точно используется как дачи — только летом. Кроме того, деревенские обычно встают гораздо раньше, так что у колодца посреди деревни я никого не встретил. Набрал воды и потащился, время от времени ойкая на острых камушках, обратно.

Вошёл в дом — и чуть ведро не выронил.

Посреди комнаты стоял, озираясь, Самсон собственной персоной. В гомункуле. И даже комбез снова натянул. Только повязки на голове не было и шлёпки он где-то потерял.

— Hello, — говорит, — Ёжик.

Глава 16. Ыыгрых

Мы с Самсоном прожили в Куземкино почти неделю. По ночам он оборачивался в аниму и уходил в лес, но утром всегда возвращался. Жить в деревне оказалось совсем не то что в городе. Я прикупил у соседки куриных яиц, сходил в совхоз за хлебом и консервами, порвал крапиву, которой густо зарос наш двор и сад. Вроде бы ничего сложного! Но на все эти простые действия, да ещё на походы к колодцу и недалёкие прогулки в лес за грибами, уходило у меня всё время, так что