Ненависть дождя - Анна и Татьяна Аксинины

Гриша на мотоцикле отвозил на базар – живые деньги. Я вернулась, а мне бабы говорят, что учительница приезжала за вещами, да на кордоне родила, ночью родила, в самую грозу, да чуть, бедняжка, родами не померла. Я прямо сразу бежать к ней хотела, а они, опоздала, мол, ее уже увезли в областную больницу, да не сразу, уж очень плоха была, а на третий день, как немного оклемалась.

Я себе неделю места не находила, переживала, как она там, жива ли. А Татьяна Николаевна, добрая душа, (царствие небесное!) мне письмо прислала, на двух листах, все и обсказала: и рост, и вес, и что Сашенькой назвала. А про свое здоровье совсем мало написала, одно ясно было, что она дома, но больше лежит, болеет. По два раза в день я то письмо перечитывала, пока до дыр не затерла. Я ей по обратному адресу ответ написала, поздравила. И потом еще на Новый год мы открытками обменялись.

В сентябре приехала новая учительница, не сравнить с Татьяной Николаевной, – вертихвостка, об учебе мало думала, все мечтала, как бы жениха найти, чтобы из деревни сбежать. А весной, кажется, в марте, нашла кого-то в райцентре на танцульках, бегом в ЗАГС – только ее и видели. Я про это Татьяне Николаевне письмо написала, ничего такого не подумала, хотела только ответ получить.

А она сама вдруг приехала на мартовские каникулы. А я крыльцо обметала и вижу, она идет, и глазам своим не верю! Пришла и спрашивает у меня, соглашусь ли я с ребенком нянчиться, если она на работу выйдет, а то детей жалко, недоучками будут. А я даже увидеть это дитя не мечтала, думала, она в город к матери насовсем переехала, и в школе там себе место нашла. Ну, стою с веником, как девка на смотринах, рот открываю, а сказать ничего не могу. Она меня не поняла и говорит, что не даром, конечно, за деньги. А я ей ответила, что за деньги не согласна, а даром – с радостью. А тут ребятишки сбежались со всей деревни. Их тогда много было, примерно двадцать, по два класса в каждую смену в одной комнате занимались. Дети обступили ее, кричат: «Ура! Татьяна Николаевна приехала! Здравствуйте! Когда в школу приходить, завтра?» А она улыбнулась и говорит: «Здравствуйте, дети! Приходите в школу в понедельник».

Как солнышком мою жизнь осветило! Ведь я себя семейным человеком почувствовала, вроде бабушки при Сашеньке. Она приехала слабенькая, худенькая, как есть, – недоношенная. А здесь на сосновом чистом воздухе, да на парном молоке так поправилась и зарумянилась, что не узнать».

У Марины из горла рванулся изумленный возглас: «Так Сашенька – это девочка?!» – но она задавила его и только слегка покашляла. – «Ну, хоть кто-нибудь называл ее мальчиком?! Нет, только – «ребенок», «дитя», «Сашенька». Но ведь и девочкой ни разу не назвали». Она снова включилась в рассказ бабы Лиды.

«Анна Петровна как приедет проведать, так и ахает. Татьяна Николаевна все меня учила по науке делать, не как в деревне. Сашенька росла в чистоте и холе. Я днем с ней гулять на солнышко выходила, а как она заснет в колясочке, во дворе возилась. А летом по травке она уже и пошла у нас, и лопотать начала. За всю жизнь я себя такой счастливой не чувствовала, а потом мое счастье таким горем обернулось!

До середины июня Татьяна Николаевна занятия вела, чтобы учеников подтянуть, в районо отпуск оформила, а сама работала. А потом простилась, приглашала в гости приезжать и уехала. А я как снова осиротела. Ночами спать не могла, тосковала, все, думаю, завтра же поеду, а днем за делами немного отвлекалась. Татьяна Николаевна снялась с Сашенькой в годик и мне фотокарточку прислала, как словно родне. Тут я и вовсе решилась съездить в гости, а чтоб не с пустыми руками, черники привезти, побаловать их. Да пока ягода поспела, ее уж и в живых не стало. Анна Петровна мне не сообщила, не вспомнила. Да как мне ее судить? Она ведь дочь потеряла. А случай-то какой страшный! Татьяна Николаевна с колясочкой гуляла и остановилась у прилавка яблок купить. И пока она рассчитывалась, коляска вдруг как покатится, да прямо на дорогу, а там – машина. А она, голубушка, оглянулась – да как бросится! Коляску из-под колес вытолкнула, а сама погибла».

Рассказчица умолкла. Она уже давно тихо плакала, не утирая слез, плакала и Марина, потрясенная трагической судьбой папиной сестры. Но в этом месте она собралась с духом и спросила:

– Лидия Ивановна, а как же вы узнали все это?

– От Анны Петровны узнала, а она – от милиции. Только не сразу. У Нины Седых сын после армии на «Скорой» шофером работал и как раз на той, какую вызвали. Он приехал через три дня и рассказал, что Татьяна Николаевна под машину попала, вроде, улицу переходила, а ребенок не пострадал. Как Нина мне это пересказывала, помню, а потом – ничего не помню. Очнулась в больнице в райцентре, какое-то состояние, забыла слово, перед разрывом сердца.

– Предынфарктное?

– Да, вроде так. Месяц пролежала. А как очухалась, поехала в город, Сашеньку проведать, сиротинку круглую. Дом нашла по адресу. Анну Петровну сперва не узнала, так она состарилась. Она мне рассказала, как дело было. Поплакали мы с ней вместе, я и спрашиваю, где же Сашенька? А она говорит, что ее забрали родственники отца из Кемеровской области. Я попросила адрес, чтобы съездить к ней. А она строго так посмотрела, нет, говорит, нельзя. Это хорошие люди, девочку удочерили, надо тайну сохранять.

С трудом проглотив комок в горле, Марина спросила, можно ли взглянуть на ту фотографию.

Лидия Ивановна тяжело поднялась и шаркающей походкой побрела в комнату. Она поскрипела какой-то дверцей, пошуршала и принесла фото, на которое Марина воззрилась, как верующий на чудотворную икону. Но никакого чуда не произошло. Она смотрела на черно-белую фотографию худенькой невзрачной женщины, держащей на коленях ребенка, и припоминала, что вроде бы видела ее дома, но не в альбоме. Кажется, она хранилась вместе с письмом. Пухленькая с «перевязочками» на ручках девочка, приоткрывшая ротик, казалась удивленной. Круглая, как шар, абсолютно лысая головка безо всякой шеи лежала на кружевном воротничке нарядного платьица, а на макушке каким-то чудом держался большой белый бант.

– А дома у вас что ли нет такой карточки? – вдруг подозрительно спросила Лидия Ивановна.

– Была, конечно, да только ее украли, – сказала Марина чистейшую правду, которая казалась столь невероятной, что пришлось добавить, – с другими вещами прихватили.

– Не уберегли, значит, – осудила Лидия Ивановна и спрятала фото