Ненависть дождя - Анна и Татьяна Аксинины

шишкой. И приехала она в Сибирь не просто, чтобы взглянуть на красоты Новосибирска и окрестностей и найти родственников, но, главным образом, чтобы собрать информацию.

Комната Пети и Сони сразу понравилась Марине: она была маленькая, уютная. Вся мебель только функциональная, ничего лишнего: платяной шкаф с зеркалом, диван, письменный стол, книжная полка. Покрывало на диване подобрано в тон шторам и маленькому коврику. На простых беленых стенах красиво смотрятся две керамические вазочки с сухоцветами. На самодельном абажуре верхней лампы – сложный растительный орнамент, от которого на потолке появляется красивая розетка теней.

Марина села к столу и включила настольную лампу. Она раскрыла блокнот и нарисовала 3 квадратика треугольником. В верхнем написала «директор», в двух нижних – «завод», «база». От «директора» пошли стрелки вниз: влево и вправо. К слову завод добавила «пассия», к базе «жена, несчастье». Какое несчастье? Жена узнала про измену и бросилась с обрыва? Пассия решила отравить жену, но не рассчитала дозу? Марина соединила нижние квадратики пунктиром и поставила знак вопроса. Была ли вообще измена? Если была, то не с Надеждой Дмитриевной, конечно. Краснов не вынес бы рядом с собой эту трещотку, властные мужчины скорее любят, что бы их слушали.

«Как эта история пересеклась с нашей семьей? Не могла же тетя Таня была любовницей директора Краснова? Он жил и работал в Новосибирске, а она в деревне, в 79-ом уже была замужем. Где бы они могли встречаться? В сельском клубе на танцах? И он что, приехал в деревню и сбросил дядю Сашу с крыши, а потом на машине наехал на тетю Таню? И его никто не узнал, так как он был в черной маске», – нет, голова явно отказывалась работать, да и вставать завтра надо было в 4 московского. Марина вышла в зал и посмотрела с Катей новости и прогноз погоды. В Москве обещали 18 градусов без осадков, в Новосибирске – 28. Мысленно отправила москвичам горячий сибирский привет.

…Жених и невеста, улыбаясь, шли рука об руку по лесной дороге. «Это тетя Таня», – узнала Марина. Простое белое платье облегало худенькую фигурку, на голове была длинная прозрачная фата. Она шла уже одна, ветер развевал фату. Стемнело. По бокам дороги стояли черные кусты, похожие на фигуры людей в черном. За ветки цеплялись какие-то клочья: то ли туман, то ли обрывки фаты. Стало жутко, хрупкая фигурка в белом побежала по дороге в глубь леса, все прямо и прямо…

Марина проснулась от звонка и не сразу сообразила, что надо заткнуть будильник. Маленькая комната была освещена утренним солнцем, лучи которого пробивались сквозь листья высокой старой яблони-полукультурки, рисуя на стене причудливый узор. «Без паники, это только сон», – Марина встала и, стараясь не шуметь, начала одеваться. Но сердце еще колотилось. Она знала, что там, в лесу должно было случиться что-то страшное.

5

Деревня Белый Яр была гораздо больше Овсянки, через которую проходила дорога в дачный поселок Галины Леонидовны. Она привольно раскинула свою длиннющую главную улицу вдоль выпуклого берега реки. Марину удивила чистота, отсутствие луж, потом она разглядела, что почва – сплошной песок, очень светлый, почти белый. «Наверное, с реки виден светлый песчаный откос – белый яр, отсюда и название». На въезде мелькали домики дачного типа, но в центре стояли большие деревянные дома, за которыми тянулись обширные огороды. Проехав несколько кирпичных зданий с вывесками: школа, амбулатория, контора, – автобус остановился у магазина, и Марина решила начать с него. В магазине продавалось все: от хлеба до гвоздей, – и была одна продавщица. Чтобы как-то начать разговор, Марина попросила триста граммов конфет «Ромашка». За ней тут же начала собираться очередь, почти весь народ из автобуса неторопливо втянулся в магазин.

– Вы давно здесь живете? – спросила она продавщицу, отвешивавшую конфеты.

– Да я и не живу вовсе. Это сестра живет, они с мужем магазин завели, а меня отдыхать зазвали. Да что это за отдых! По целым дням в магазине торчу, а они – то за товаром, то в налоговую. А что? Кого-то ищете?

– Да, я ищу бабушкиных знакомых. Кто-нибудь остался, кто двадцать лет назад в школе работал?

– Ну, старую школу давно разломали, это и я вам скажу, а кто здесь раньше жил, а кто новый, не знаю. – Она запросто обратилась к очереди: – Есть кто из старых жителей? Вот видите, никого нет. Да замолчи ты, Пашка, не ной! – вдруг резко обернулась она назад.

Марина только тут заметила сидящего на пустом ящике мальчика лет семи. Он сидел, положив одну ногу с перевязанной ступней на другую, и жалобно хныкал, а мать раздраженно выговаривала ему:

– Не видишь – очередь у меня! Хватит ныть, я ж тебя зеленкой помазала – заживет. Сейчас отпущу народ, отведу тебя к доктору.

– А давайте я отведу его, здесь же близко, – предложила Марина.

– Да нет, больница давно закрыта, в райцентр надо обращаться. Но можно к фельдшеру домой сходить, только живет Гавриловна на том краю, на самом яру. А ведь она здесь очень давно, – продавщица взглянула на Марину просительно. – А, может, вы с Пашкой к ней сходите, заодно и поспрашиваете?

– Схожу. А ты пойдешь со мной? – спросила Марина мальчика. Он подумал, поглядел на кулек с конфетами и кивнул.

Конечно, Марина не обманула надежды мальчика и сразу за дверью угостила его конфетой. Пашка ковылял довольно быстро, хотя и ступал на пятку левой ноги, оберегая пальцы, обмотанные грязным бинтиком. Марина слегка поддерживала его под локоть. Он показал Марине дома своих приятелей, новую школу и то, что осталось от старой. Улица все тянулась и тянулась, заметно повышаясь, а солнце, светившее слева, стало заглядывать в лицо. Марина надвинула пониже шляпу, и почти ничего не видела кроме дороги под ногами, которая становилась все более заросшей травой. А Пашка рассказывал, что перешел во второй класс, что в деревне ему очень нравится: можно купаться три раза в день и в лес ходить за грибами.

– Да вот сюда все и ходят по старой дороге, – наконец сказал Пашка, останавливаясь, и Марина подняла голову. Они стояли у забора последней усадьбы. Аромат сосновой смолы от прогретых солнцем деревьев в этом месте чувствовался особенно сильно. Улица кончилась полевой дорогой, которая здесь раздваивалась: правая дорожка сбегала с кручи вниз к невидимому отсюда берегу реки, а левая ныряла в сосновый бор навстречу солнцу. Молодые сосенки сразу скрывали ее из виду, но поверху виднелся узкий ровный просвет голубого неба. «Просека, только заросшая, – догадалась Марина, – и почему-то идет на юго-восток». Туристы, с которыми Марина ходила в поход, уверяли ее, что все просеки делаются с севера на