Ненависть дождя - Анна и Татьяна Аксинины

обрывалась. Лишь маленький черный прямоугольник обнаружился сбоку возле пунктира – условный знак «одинокое строение».

«Скорей даже – очень одинокое строение. Что это за избушка на курьих ножках?» – размышляла Марина. – «От нее хоть до базы, хоть до деревни – те же пять км. Надо же, равносторонний треугольник получился! Но не равноценный: до деревни нет болота, зато есть дорога. Кому вздумалось жить в таком глухом месте, где до ближайшей деревни – час ходьбы?»

Неожиданная догадка заставила Марину вскочить, грохнув стулом. «Кому-кому, леснику – вот кому! Это еще в бабушкином письме было: «…от кордона до Белого Яра – час ходу лесом». Надо же, не видеть то, что у меня под самым носом! Не удивлюсь, если где-то рядом найдется и Завражино», – едва подумала Марина, как у нее перед глазами возникло это слово, написанное белыми буквами на выцветшем синем фоне. «Конечно, рядом. И безо всяких «если»». Перед ней полностью всплыла надпись на указателе. Первый раз она не разглядела его, но на обратном пути полминуты смотрела на него в упор и невольно запомнила. Крупно: «База отдыха», ниже помельче: «завода такого-то», внизу снова крупно: «Завражино».

Марина схватилась за блокнот. Значит, есть связь! И все эти люди и события связаны, начиная с директора и кончая пропажей фотографии. Она обвела обе схемы овальной рамкой и подписала под ней «Маша». Двадцать лет назад здесь завязался какой-то непостижимый узел, а крайней сегодня оказалась Маша. Спокойная и добрая Маша – совершенно невинный человек, не совершивший никакого преступления, кроме того, что родилась в этом городе. А теперь на нее покушаются, как когда-то на Таню.

Марина убрала карту на место и раскрыла альбом. Таня-невеста выглядела очень счастливой и привлекательной. Простое милое лицо, русые волосы подняты в прическу, сверху – короткая фата. Марина сразу вспомнила свой сон и жуткое ощущение, что Таня обречена.

Она решила рассмотреть все под другим углом. «А с чего я взяла, что покушались на Таню? Если даже Саша упал не случайно, Тани там не было. Роды были тяжелые по причине слабого здоровья. А при аварии толкнули не Таню, а коляску. Если кого и хотели убить, так это – Сашеньку. Опять – покушение на невинного человека, младенца. Кстати, родившегося тоже в Новосибирске и в том же году. В том же году?..»

Опять забрезжило предчувствие какого-то озарения. Марина торопливо достала из сумки подарок бабы Лиды, развернула газету. Таня – похудевшая и осунувшаяся, волосы забраны в хвостик – серьезно смотрела прямо в объектив. Сашенька, похожая на Колобка, приоткрыв ротик, смотрела чуть выше, видимо, ее внимание привлекли игрушкой. Марина перевернула фотографию. Вот оно! На обратной стороне мелким разборчивым почерком было написано: «Сашеньке – 1 год. 1 июля 1981 г.»

…По лесной просеке шла тетя Таня в белом платье и длинной прозрачной фате. Стемнело, только небо еще светилось прямой уходящей вдаль полосой. На ветках висели какие-то клочья: то ли туман, то ли обрывки фаты. Хрупкая фигурка в белом побежала по дороге в глубь темного леса, туда, где притаилась опасность. Не фата, а светлые волосы развевались ветром. Да это же… «Маша! Стой!» – отчаянно крикнула Марина…

Она проснулась и подняла голову от стола. За окном светлело предрассветное небо. «Пять утра. Когда же я отключилась? Наверное, в час или в два. А еще думала, что до утра не усну – после стольких открытий!»

Когда-то маленькая Марина задала маме вопрос: «Почему люди обманывают?» Мама, всегда серьезно относившаяся к «детским вопросам», ответила: «Чаще – из-за выгоды, но иногда, чтобы уберечь человека от горя. Например, врачи не говорят больному, что он скоро умрет». Обман, который ночью раскрыла Марина, был именно ложью во спасение. Не было двух девочек и двух преследователей, все сошлось в одну линию.

«Но как они все ловко провернули!» – восхитилась Марина. – «Ведь мне было уже два с половиной, а я ничего такого не помню. По правде говоря, я даже переезд в Москву не помню. А почему, если вдуматься?»

Это было сознательное замалчивание младенческого периода жизни девочек. И про роды в Новосибирске мама рассказала только тогда, когда Маша паспорт получала. На прямой вопрос ответила, а никаких подробностей сочинять не стала. Все воспоминания Марины о детстве, даже фотографии – только вместе с Машей. И никогда никакой разницы в отношении. Все знакомые говорили, что Марина похожа на папу, а Маша на маму. А ведь Елена Алексеевна не была блондинкой, она осветляла волосы. Но Маша переняла у нее жесты, интонации, привычки, черты характера.

«Да, а как же бабушка Алла? Их с дедушкой невозможно было обмануть, приехать в Москву и заявить: «Познакомьтесь со второй внучкой, Машенькой, ей годик. Мы забыли вам раньше сказать, что она родилась». Значит, бабушка тоже все знала и молчала. Ну, так и я не проболтаюсь. Это у нас семейное. Господи, все тело затекло!» – Марина потянулась и снова уставилась на свою схему. Она пока не нашла никакой причины кому-либо желать смерти хоть Саше Потаповой, хоть Маше Белых. Удочерение, конечно, – тайна, но не та, за которую убивают.

«Предположим, что причиной, вернее, первопричиной был этот любовный треугольник. Кто-то совершил преступление в Новосибирске, а последствия выплыли недавно в Москве. Значит, опять сошлись или две, или все три части треугольника: Краснов-старший, кто-то за его покойную жену (например, Андрей, как это ни печально) и любовница, о которой мне почти ничего не известно. Только то, что она работала в заводоуправлении и регулярно ездила на автобусе в Завражино».

Марина пошла умываться, стараясь меньше шуметь, но Катя, оказывается, уже проснулась.

– Ты, что это ни свет ни заря поднялась? – спросила она, позевывая.

– Да, вот, нашла я это Завражино, поеду на заводскую базу, поснимаю. Там, говорят, места красивые. Только не знаю, что надеть. Опять жару обещали, а в костюме мне вчера было тесно.

– Ну, то белое с красным возьми, силуэт трапеция, оно новое, не ношенное, может, раз всего Соня одела. Его Валя отдала, по дешевке на барахолке брала, а оно ей узко оказалось. Прошлым летом было модно с такими буквами носить. А не нравится, давай в шифоньере посмотрим, Соня не обидится, она не жадная у нас.

Марине стало понятно, откуда в гардеробе Сони, девушки с хорошим вкусом, появилось платье такой кричащей расцветки. Все остальное было недорогое, но вполне приличное. Марина придирчиво осмотрела предложенные ей вещи Сони и выбрала серенькое сатиновое платьице.

– Да ты что? Соня в нем в огород ходит.

– Ну и что, зато в сатине не жарко. И косынку возьму, а то шляпу сдувает.

– Как хочешь, только потом не обижайся. Одеть что ли