Ненависть дождя - Анна и Татьяна Аксинины

этих окрестностях родилось три ребенка: тети Танин – это уже точно Маша – и два ребенка Краснова, из которых хотя бы один – девочка. Отсюда и пошла путаница, и теперь Машу ошибочно считают кем-то из этих двух детей.

Но если Надежда Дмитриевна не просто так брякнула про выкидыш, то остался только ребенок этой неведомой любовницы. Конечно, Красновым – старшему и младшему – совершенно ни к чему появление этого ребенка через двадцать лет. Старшему лишний скандал может помешать его карьере политика, младшему не нужна еще одна наследница. Как тот, так и другой, а может и оба вместе, могли пожелать избавиться от этой девочки. А может, имел место шантаж?»

Размышления Марины были прерваны фразой Киры:

–…когда мы ходили с мамой в Белый Яр…

– Простите, как вы ходили в Белый Яр? Здесь же болото, я по карте смотрела.

– Да, Марфино болото. Из-за него раньше дорога только зимой была, а сейчас болото высохло, и летом пройти можно, если не было сильных дождей. Здесь на базе многие из Белого Яра работают.

– А где начинается эта дорога? Может быть, я успею до следующего автобуса навестить подругу?

– Сейчас сколько? Пол-одиннадцатого? Конечно, успеете. Идите от нашего дома к реке, там беседка на берегу будет, а от нее – направо по лесной дороге, меньше часа ходьбы, не заблудитесь. И как раз в двенадцать – автобус.

«А с двенадцати до самолета – целых 7 часов. Успею». Сердечно распрощавшись, Марина не пошла к беседке, а дала круг и вышла к воротам. Надо определить, где преследователи, не уехали? Нет. Вот их синие «Жигули», пустые, стоят в тенечке. «Ах, чтоб вам ни дна, ни покрышки!» Марина приостановилась за кустом черемухи. По дорожке, равномерно помахивая метлой, удалялся сторож. Кроме него – никаких признаков жизни. Марина открыла капот и ловко выдрала провода зажигания.

Она легко нашла беседку, идя по указанной Кирой тропинке, а от ворот базы ее совсем не было видно. Лесная дорога, поднявшись на крутую горку, дальше снова спускалась с низину, заросшую кустарником и березами. Наверное, там и было непроходимое раньше Марфино болото. На самом высоком месте над обрывом и стояла беседка, вид на Обь из нее был замечательный. Но Марина села спиной к реке, лицом к лесу, к базе. Надо было хорошенько подумать, пока никто не мешает. Марина раскрыла блокнот на своих квадратиках. Она на верном пути, сомнений не было.

«Попробуем ответить на вопросы», – она нарисовала снизу три больших вопросительных знака. Вопрос первый: родился ли здесь у Краснова второй ребенок? Нет. Андрей никогда не упоминал ни о брате, ни о сестре. Он говорил: «Я рос один с бабушкой и дедушкой». Значит, остается, только дитя любовницы. Марина зачеркнула первый знак.

Вопрос второй: что же такое случилось в директорском домике, из-за чего могла приехать милиция? Это должно было быть что-то неординарное. После этого события пошли слухи о каком-то убийстве, но даже работники базы не знали, что произошло. Правильный ответ знал Краснов-старший, но у него не спросишь. Возможно, это и есть ключ к разгадке, но без помощи кого-то компетентного, типа дяди Бори, Марине ответа не найти. Надо идти дальше.

Вопрос третий: кто эта девушка в голубой куртке, тайная любовь Краснова? Где она сейчас? Где ее ребенок? К кому она приезжала сюда в Завражино по выходным? Нет, не в Завражино. Скорее всего, она приезжала к кому-то в Белый Яр. Местные не считают эту дорогу длинной».

Глаза устали смотреть на ярко освещенную страницу, Марина зажмурилась, под веками возникло негативное изображение – темный прямоугольник. А в нем – то самое, недостающее звено! Эта женщина с мальчиком! Ее лицо на фотографии она видела только мельком, но сейчас вспомнила и узнала. Теперь она знала, кому задать последний вопрос.

12

«Последний день – последний вопрос» – неотвязно билась мысль в голове Марины, пока она бежала по лесу в Белый Яр. Кажется, она взяла слишком быстрый темп, дыхания не хватало, в глазах стало темнеть. На миг дорога в лесу показалась такой же мрачной, как в ее снах. Она перешла на шаг, снова все посветлело, стих шум в ушах, она стала слышать не только свое тяжелое дыхание, но и пенье птиц.

«Только бы застать дома! Я уговорю или заставлю ее рассказать все, что она скрывает!» – Марина, запыхавшись, вышла из леса к крайнему дому. Она ошиблась. Зою Гавриловну уговаривать ей не пришлось.

Она не поздоровалась и не выразила ни малейшего удивления. Повернулась и молча прошла на кухню. Села, махнула рукой на стул напротив и сразу начала говорить. Лицо ее было неподвижным, как маска, глаза невидяще смотрели в угол, и голос звучал глухо и невыразительно.

«Я знала, что ты еще придешь. Всю жизнь я боялась, что это когда-нибудь вернется. Наташу я не как племянницу любила, а как дочь. Я у Васи в семье жила, он мне родителей заменил, вырастил, выучил. Он и жена его, Любаша, – святые люди. До сих по ним плачу. И с Наташей я с пеленок нянчилась. Она была такая хорошая девочка, добрая, ласковая. Это все приключилось с ней из-за той аварии. Когда Вася и Люба погибли, у Наташи была тяжелая травма головы. Не в себе стала, что я только ни делала, не помогало. Потом, вроде, полегчало ей, школу кончила, в институт поступила. Как я была против того, чтобы она шла на работу! Неужели бы мы с Иваном не выучили ее одну, коли своих детей нам Бог не дал? Нет, захотела жить сама. Потом влюбилась в этого, директора своего. Она мне не рассказывала ничего, да я и без этого чувствовала, что неладно что-то.

А тут пропала, не приезжает, ни весточки нет от нее. Поехала я в город, соседка ее мне все и рассказала. Нашла я ее в больнице. Аборт она сделала, да неудачно, срок был уже очень большой. Забрала я ее к себе, следила за ней, боялась, как бы руки на себя не наложила. Сидит, весь день в одну точку смотрит. Денег он ей много дал. Надумала ее к родне отправить, думала, развеется, отойдет. Поехали с ней в аэропорт, мне еще по делам надо было, да к Ивану в больницу. А рейс задержали. Оставила я ее там, в аэровокзале, журнал купила, шоколадку, сама уехала. Да лучше бы бросить мне тогда все дела. Не зря говорят: «Знал бы, где упасть, соломки подстелил».

И только домой вернулась, приехали гости: Таня, тетка твоя, с матерью. С Таней мы почти дружили, я смолоду не очень разговорчивая была, а с