Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

гораздо выше того, чем обольщалась в последнее время наша литература»[350]. Либеральные «обольщения», иллюзии, находившие себе яркое выражение в части современной Добролюбову литературы, служили постоянной мишенью для его нападок и критики. Либеральная литература пыталась доказать, что производимые или подготовляемые правительством изменения в существующем порядке вещей означают прогресс и способны вывести Россию на «светлую дорогу». Правда, она много внимания уделяла и так называемому обличению, но брала под обстрел преимущественно частные недостатки, боясь прикоснуться к основному злу русской жизни – самодержавному режиму, господству помещиков. Иронически определяя эту литературу как «сатирико-полицейскую и поздравительно-экономическую»[351], Добролюбов писал: «…Обличения наши постоянно отличались необыкновенной отрывочностью. Нигде не указана была тесная и неразрывная связь, существующая между различными инстанциями, нигде не проведены были последовательно и до конца взаимные отношения разных чинов»[352]. Либералы, по словам Добролюбова, не хотели видеть круговой поруки во всем, что делается перед их глазами, воображая, что всякое замеченное ими зло «есть не более, как злоупотребление прекрасного установления, возможное лишь как редкое исключение»[353]. Поэтому они ограничивались «мизерными частностями», не думая об общем – об искоренении того основного зла, тех «врагов внутренних»[354], существование которых и вызывало все бесчисленные частные злоупотребления. Добролюбов подчеркивал, что демократия не отказывается «вести серьезную речь» и о тех отдельных улучшениях, которыми исключительно заняты либеральные умы, как адвокатура, гласность и т.п., но для нее это всего лишь средства к достижению других, высших целей[355].

Вскрывая трусость и непоследовательность либералов, Добролюбов писал: «…Они боятся или не умеют доходить до корня и, задумывая, напр., карать зло, только и бросаются на какое-нибудь мелкое проявление его и утомляются страшно, прежде чем успевают даже подумать об его источнике. Не хочется им поднять руки на то дерево, на котором и они сами выросли; вот они и стараются уверить себя и других, что вся гниль его только снаружи, что только счистить ее стоит, и все будет благополучно»[356].

Борьбу с растлевающим влиянием либерализма Добролюбов, как и Чернышевский, считал своей насущной задачей. В уже цитированном письме к Славутинскому после указания на необходимость самостоятельного воздействия народной жизни на ход дел Добролюбов продолжал: «Чтобы возбудить это воздействие хоть в той части общества, какая доступна нашему влиянию, мы должны действовать не усыпляющим, а совсем противным образом… Надо вызывать читателей на внимание к тому, что их окружает, надо колоть глаза всякими мерзостями, преследовать, мучить, не давать отдыху, – до того, чтобы противно стало читателю все это богатство грязи, чтобы он, задетый наконец за живое, вскочил с азартом и вымолвил: „Да что же, дескать, это наконец за каторга! Лучше уж пропадай моя душонка, а жить в этом омуте не хочу больше“»[357]. Этой необходимостью Добролюбов объяснял весь тон и своей критики, и политических статей «Современника», и сатирического листка «Свисток», выходившего при «Современнике» под его руководством.

Резко критикуя либеральных маниловых, людей фразы, а не дела, сторонников компромисса с монархией и крепостничеством, Добролюбов выдвигал свой идеал положительного героя – героя, не знающего разлада между словом и делом, верного идее борьбы за счастье народа, готового «или доставить торжество этой идее, или умереть»[358]. Все лучшее, все свежее в русском обществе, говорил Добролюбов, нетерпеливо и страстно ждет появления таких героев, борцов, революционеров – русских Инсаровых, задача которых будет гораздо труднее задачи, стоявшей перед болгарским революционером Инсаровым, выведенным в тургеневском романе «Накануне», но которые сумеют все же с нею справиться, сумеют одолеть внутренних врагов русского народа. «И не долго нам ждать его (русского Инсарова. – Ш.Л.), – писал Добролюбов, – за это ручается то лихорадочное мучительное нетерпение, с которым мы ожидаем его появления в жизни. Он необходим для нас, без него вся наша жизнь идет как-то не в зачет, и каждый день ничего не значит сам по себе, а служит только кануном другого дня. Придет же он, наконец, этот день! И, во всяком случае, канун недалек от следующего за ним дня: всего-то какая-нибудь ночь разделяет их!..»[359]

Статья Добролюбова «Когда же придет настоящий день?», посвященная роману Тургенева «Накануне», наряду с его статьей «Луч света в темном царстве» (1860 г.), по компетентному свидетельству В.И. Засулич, имела наибольшее влияние на читателей из молодежи, и не только добролюбовского, но и следующих поколений, в особенности семидесятников. В статье памяти Добролюбова, опубликованной в 1901 г. в ленинской «Искре», Засулич назвала статью «Когда же придет настоящий день?» революционным завещанием Добролюбова «подрастающей молодежи образованных классов», написанным «с не допускающей сомнений ясностью»[360].

Придавая исключительно большое значение формированию отважных революционных деятелей среди передовой интеллигентской молодежи, Добролюбов не отгораживал будущих Инсаровых от народа, он не думал подвигами одиночек-революционеров подменять самодеятельность народа. Добролюбов звал демократическую молодежь к единению и сближению с народом, спорил с пессимистами, видевшими в тяжелом материальном положении и безграмотности народа непреодолимое препятствие к пробуждению его от апатии, к проявлению в нем солидарности и решительности в действиях. «Нет такой вещи, – писал Добролюбов, – которую бы можно было гнуть и тянуть бесконечно: дойдя до известного предела, она непременно изломится или оборвется. Так точно нет на свете человека и нет общества, которого нельзя было бы вывести из терпения. Вечной апатии нельзя предположить в существе живущем: за летаргиею должна следовать или смерть или пробуждение к деятельной жизни»[361]. Добролюбов выражал уверенность в том, что для русского народа наступит момент такого пробуждения. Отсутствие образования в массах, по его мнению, не могло поколебать этого заключения. «Не одно скромное учение, под руководством опытных наставников, – говорил он, – не одна литература… ведет народ к нравственному развитию и к самостоятельным улучшениям материального быта. Есть другой путь – путь жизненных фактов, никогда не пропадающих бесследно, но всегда влекущих событие за событием, неизбежно, неотразимо»[362].

В одном из проявлений народного недовольства, именно в «трезвенном» движении, развернувшемся в 1859 г. во многих местностях России, Добролюбов видел подтверждение своей веры в революционные возможности русского народа. Он воспользовался этим фактом, чтобы противопоставить народ либеральному обществу. «…B народе, в коренном народе, – говорил он, – нет и тени того, что преобладает в нашем цивилизованном обществе. В народной массе нашей есть дельность, серьезность, есть способность к жертвам… Народные массы не умеют красно говорить; оттого они и не умеют и