NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

– Да, Карина, я видел… Да, мы уже обсуждаем ситуацию… Нет, официального заявления пока нет, но мы работаем над этим… Хорошо, я передам Марку.

Он отключился и посмотрел на меня:

– Карина Штерн. Она видела посты Фомина и хочет комментария от Фантома. Говорит, что собирается написать статью об этой ситуации и хотела бы включить официальную позицию.

Это было ожидаемо. Карина Штерн, с ее влиянием в арт-сообществе и историей поддержки Фантома, была именно тем человеком, чье мнение могло значительно повлиять на восприятие этой ситуации.

– Я свяжусь с ней, – сказал я. – Подготовлю официальное заявление и предоставлю ей эксклюзивный комментарий. Это будет выглядеть лучше, чем просто пост в социальных сетях.

Глеб кивнул:

– Хорошая идея. Карина всегда поддерживала Фантома, ее статья может помочь нейтрализовать эффект от заявлений Фомина.

Мы решили, что я подготовлю заявление для Карины, Дима продолжит собирать информацию о Фомине, а Глеб свяжется с ключевыми коллекционерами и галеристами, чтобы убедить их не поддаваться панике.

Но когда мы уже собирались разойтись, Дима, все еще сидевший за ноутбуком, вдруг выпрямился:

– Вот черт. Фомин только что опубликовал электронные письма, якобы доказывающие его сотрудничество с «программистом, укравшим его идеи». И, что самое тревожное, в этих письмах упоминаются детали, которые действительно соответствуют нашему процессу работы.

Мы с Глебом бросились к его ноутбуку. На экране был открыт новый пост Фомина с скриншотами электронной переписки. В письмах обсуждались технические аспекты работы над проектом, очень похожим на ранние работы Фантома. Имя адресата было скрыто, но некоторые фразы и термины, используемые в переписке, действительно напоминали наш с Димой стиль общения.

– Откуда у него это? – я чувствовал, как паника нарастает. – Эти письма выглядят настоящими.

– Они могут быть сфабрикованы, – Дима внимательно изучал скриншоты. – Создать фальшивую переписку не так сложно. Но детали… некоторые технические аспекты действительно соответствуют нашему подходу.

– Это может быть просто совпадение, – предположил Глеб. – Если он работал над похожим проектом, логично, что процесс мог быть схожим.

– Возможно, – Дима не выглядел убежденным. – Но это усложняет ситуацию. Теперь у него есть что-то, что выглядит как доказательство, а не просто голословные утверждения.

Я чувствовал, как ситуация выходит из-под контроля. Фомин действовал гораздо более организованно и продуманно, чем предыдущие самозванцы. Он не просто заявлял о своем авторстве – он выстраивал правдоподобную историю, подкрепленную деталями, которые могли убедить непосвященных.

– Нам нужно действовать быстрее, – решил я. – Я немедленно свяжусь с Кариной, подготовлю заявление. Дима, продолжай собирать информацию о Фомине – кто он, откуда, чем занимался до этих заявлений. Глеб, держи связь с коллекционерами, успокаивай их.

Мы разошлись, каждый со своей задачей. Я вернулся домой и сразу приступил к подготовке заявления для Карины. Оно должно было быть сдержанным, но убедительным, опровергающим претензии Фомина без излишней агрессивности, которая могла бы выглядеть подозрительно.

Я написал от имени Фантома: «Я не знаком с Александром Фоминым и никогда не сотрудничал с ним. Все работы, представленные под моим именем, являются результатом моего собственного творческого процесса. Электронные письма, опубликованные господином Фоминым, либо сфабрикованы, либо относятся к его сотрудничеству с кем-то другим. Я понимаю желание художника привлечь внимание к своему творчеству, но использование моего имени и репутации для этой цели неприемлемо. Я продолжаю работать над новыми проектами и не намерен тратить энергию на опровержение безосновательных претензий».

Я отправил текст Карине и получил почти мгновенный ответ: «Спасибо за оперативность. Можно еще несколько вопросов для статьи? Как вы объясняете сходство между ранними эскизами Фантома и работами Фомина? Что вы думаете о техническом анализе, который, по утверждению Фомина, доказывает, что его работы и работы Фантома созданы по одной методологии?»

Эти вопросы были опасными – они требовали конкретных ответов, которые могли быть проверены или опровергнуты. Я решил быть осторожным: «Сходство между моими ранними эскизами и работами господина Фомина, если оно действительно существует, может объясняться общими источниками вдохновения или тем, что он адаптировал элементы моего стиля после публикации моих работ. Что касается технического анализа, я не могу комментировать методологию, которую я не видел. Но любой опытный программист знает, что существует ограниченное количество эффективных подходов к решению определенных задач в цифровом искусстве».

Карина ответила, что включит мои комментарии в статью, которая должна выйти завтра. Это давало нам небольшую отсрочку, но ситуация продолжала развиваться. Посты Фомина распространялись, люди обсуждали его претензии, арт-блогеры анализировали предоставленные им «доказательства».

Вечером Дима прислал мне результаты своего расследования: «Александр Фомин, 31 год, выпускник Санкт-Петербургской художественно-промышленной академии. Работал в нескольких дизайн-студиях, экспериментировал с цифровым искусством. Выставлялся в небольших галереях Петербурга и Москвы, но без особого успеха. Последний год был относительно неактивен в публичном пространстве. Никаких очевидных связей с нами или с кем-то из нашего окружения не обнаружено».

Это была полезная информация, но она не объясняла, откуда Фомин мог знать детали нашего рабочего процесса или почему он решил заявить о своем авторстве именно сейчас.

– Может быть, он просто увидел успех Фантома, заметил некоторое сходство со своими экспериментами и решил попытать счастья? – предположил я в телефонном разговоре с Димой.

– Возможно, – Дима звучал неуверенно. – Но его претензии слишком конкретны, слишком детализированы для простого оппортуниста. Он действительно знает некоторые аспекты нашего процесса, которые мы нигде публично не обсуждали.

– Но как? – я чувствовал нарастающее беспокойство. – У нас утечка? Кто-то из нашего окружения сливает информацию?

– Не знаю, – Дима вздохнул. – Но я продолжу копать. Может быть, он как-то связан с кем-то из наших знакомых, или с галереей Глеба, или с техническими специалистами, которых мы привлекали для настройки оборудования на выставках.

После разговора с Димой я долго не мог заснуть. Ситуация с Фоминым была тревожной сама по себе, но она также заставляла задуматься о более широкой проблеме – насколько хрупкой была вся конструкция, которую мы создали. Один человек с правдоподобной историей и несколькими «доказательствами» мог поставить под угрозу все, что мы строили более года.

И что еще хуже – это происходило в момент, когда мы должны были решать, как реагировать на предложение Олега Савицкого. Теперь, с появлением Фомина, отказ от сотрудничества с влиятельным коллекционером становился еще более рискованным. Савицкий мог решить, что за нашим отказом стоит не принципиальная позиция Фантома, а страх разоблачения.

Утром я проснулся от звонка Глеба. Его голос звучал тревожно:

– Марк, ты видел статью Карины?

– Нет еще, – я потер глаза, пытаясь проснуться. – Она уже вышла?

– Да, и это… неоднозначно, – Глеб явно подбирал слова. – Она не поддерживает прямо претензии Фомина, но и не отвергает