NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

установить долгосрочные отношения с Фантомом, – продолжил Савицкий. – Не просто как коллекционер, но как патрон, поддерживающий его творчество на следующем этапе развития. Я готов предложить эксклюзивный контракт – приоритетный доступ ко всем новым работам, финансирование крупных проектов, поддержка в институциональном продвижении.

Он сделал паузу, отпил виски:

– В обмен я ожидаю преимущественного права на приобретение работ и определенного влияния на стратегические решения относительно карьеры художника. Разумеется, все это при сохранении его анонимности, которая, как я понимаю, является принципиальной позицией.

Я внимательно слушал, анализируя предложение. Оно было заманчивым – поддержка коллекционера уровня Савицкого могла вывести Фантома на совершенно новый уровень признания и финансового успеха. Но «определенное влияние на стратегические решения» звучало тревожно – это могло означать потерю контроля над проектом, который и так становился все менее управляемым.

– Ваше предложение звучит интересно, Олег, – осторожно начал я. – Но, как вы понимаете, такие решения не могут приниматься мной единолично. Мне нужно обсудить это с художником и нашими текущими партнерами, в первую очередь с галереей Глеба Рогозина, которая представляет Фантома в России.

Савицкий улыбнулся:

– Конечно, я понимаю. Но позвольте быть откровенным – я не привык делить то, что считаю ценным. Если мы работаем вместе, я ожидаю эксклюзивности. Рогозин может продолжать представлять Фантома в России, но на международном уровне я хочу быть единственным серьезным игроком.

Его тон был дружелюбным, но в словах чувствовалась стальная непреклонность. Савицкий привык получать то, что хотел, и не принимал отказов.

– Я передам ваше предложение со всеми деталями, – сказал я. – Но должен предупредить, что Фантом очень ценит свою независимость и свободу творческого выбора.

– Все художники ценят независимость, – Савицкий усмехнулся. – Но они также ценят возможность реализовывать амбициозные проекты, иметь стабильную финансовую поддержку, получать институциональное признание. Я могу обеспечить все это.

Он достал из кармана пиджака конверт и положил его на столик между нами:

– Здесь предварительное предложение с основными условиями. Я бы хотел получить ответ в течение недели. И еще один момент, Марк…

Савицкий наклонился вперед, его голубые глаза внимательно изучали мое лицо:

– Я ценю загадку и тайну не меньше, чем любой другой коллекционер. Анонимность Фантома – интересный художественный жест. Но когда я инвестирую миллионы, я предпочитаю знать, с кем имею дело. Не для публики – для себя лично.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Савицкий не просто предлагал контракт – он хотел знать правду о Фантоме.

– Боюсь, это невозможно, – я старался говорить твердо. – Фантом принципиально против раскрытия своей личности кому бы то ни было. Это не вопрос переговоров или доверия – это основа его художественной практики.

Савицкий некоторое время изучал меня, затем слегка кивнул:

– Я уважаю принципы. Но подумайте о моих словах, Марк. Между нами не должно быть секретов, если мы собираемся работать вместе.

Встреча продолжалась еще около часа. Мы обсуждали детали потенциального сотрудничества, текущие проекты Фантома, его планы на будущее. Савицкий был хорошо информирован, задавал точные вопросы, демонстрировал глубокое понимание современного искусства и арт-рынка. В другой ситуации я был бы рад такому заинтересованному и компетентному собеседнику. Но сейчас каждый его вопрос казался потенциальной ловушкой, каждый внимательный взгляд – попыткой увидеть правду за моими словами.

Когда я наконец покинул его номер, то почувствовал себя эмоционально истощенным, как после допроса. Савицкий не угрожал напрямую, не давил открыто, но его присутствие, его проницательность, его явное нежелание принимать отказы создавали ощущение опасности.

Я немедленно позвонил Диме и кратко пересказал содержание встречи:

– Он хочет эксклюзивного контракта и, что самое тревожное, хочет знать, кто на самом деле Фантом.

– Это плохо, – Дима звучал обеспокоенно. – Савицкий не из тех, кто отступает, когда чего-то хочет. И у него достаточно ресурсов, чтобы провести собственное расследование.

– Именно, – я вздохнул. – Я думаю, нам нужно отказаться от его предложения, несмотря на все потенциальные выгоды. Риск слишком велик.

– Согласен, – сказал Дима после паузы. – Но как отказать человеку, который только что заплатил миллион долларов за работу Фантома и явно не привык слышать «нет»?

Это был хороший вопрос, на который у меня не было хорошего ответа. Савицкий был не просто богатым коллекционером – он был влиятельной фигурой в мире искусства, с широкими связями и репутацией человека, который получает то, что хочет. Отказ мог превратить его из потенциального союзника в опасного врага.

– Нам нужно собраться и обсудить это вместе, – решил я. – Ты, я и Глеб. Это слишком важное решение, чтобы принимать его в одиночку.

Мы договорились встретиться, как только я вернусь в Москву. А пока я должен был поддерживать контакт с Савицким, не давая определенных обещаний, но и не отталкивая его открытым отказом.

Следующие несколько дней в Нью-Йорке прошли в постоянном напряжении. Я общался с галеристами, критиками, коллекционерами, обсуждал возможные выставки и проекты Фантома. Новость о миллионном аукционе распространилась по арт-сообществу, вызвав новую волну интереса к загадочному художнику. Запросы на интервью, предложения о сотрудничестве, вопросы о будущих работах поступали непрерывно.

Но за всей этой суетой я не мог избавиться от ощущения тревоги. Слова Савицкого о том, что между нами «не должно быть секретов», звучали в моей голове как предупреждение. Интуиция подсказывала, что он не из тех, кто легко принимает отказы, и если мы не согласимся на его условия, он может начать собственное расследование.

В последний день перед отъездом в Москву я получил сообщение от Савицкого: «Надеюсь на положительный ответ. Вы, я и Фантом можем сделать великие вещи вместе. Но помните – я предпочитаю знать, с кем имею дело».

Это сообщение только усилило мою тревогу. Савицкий не угрожал напрямую, но его настойчивость и намеки на то, что он хочет знать правду о Фантоме, создавали ощущение нависшей угрозы.

Я вернулся в Москву с ощущением, что мы достигли точки невозврата. Успех аукциона Christie's, интерес Савицкого, растущее внимание международного арт-сообщества – все это выводило нашу аферу на новый уровень, где ставки были выше, риски серьезнее, а последствия разоблачения потенциально катастрофическими.

Мы создали Фантома как относительно простой проект – продажа работ вымышленного художника небольшому кругу коллекционеров. Теперь же мы имели дело с миллионами долларов, международными аукционными домами, влиятельными коллекционерами с собственными интересами и амбициями. Фантом больше не был просто нашим творением – он стал частью глобального арт-рынка, фигурой, в которую были вложены серьезные деньги и репутации.

И самое тревожное – контроль над ситуацией постепенно ускользал из наших рук. Слишком много людей, слишком много интересов, слишком много версий и интерпретаций. Фантом начинал жить собственной жизнью, независимой