NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

можем формировать восприятие Фантома так, как хотим. Люди создают свои версии, которые могут противоречить нашей стратегии или даже дискредитировать работы.

– Это риск, – признал Дима. – Но альтернатива – пытаться опровергать каждую новую версию, каждого самозванца, каждый слух – кажется еще более рискованной. Чем больше мы будем реагировать, тем больше внимания привлечем к этим альтернативным историям.

Я понимал его логику, но меня не покидало ощущение, что мы теряем контроль над ситуацией. Фантом, который начинался как наше творение, превращался в коллективный миф, живущий по своим законам.

В последующие недели ситуация только усложнялась. Появлялись новые «инсайдерские интервью», новые теории о личности Фантома, новые самозванцы, утверждающие, что они настоящий художник или что они участвовали в создании его работ. Некоторые из этих историй были настолько нелепыми, что не требовали опровержения – например, утверждение, что Фантом на самом деле искусственный интеллект, созданный секретной правительственной лабораторией. Другие были более правдоподобными и, следовательно, более опасными – например, теория о том, что Фантом – это псевдоним известного цифрового художника, решившего начать новый проект под другим именем.

Мы старались минимально реагировать на эти истории, ограничиваясь стандартным заявлением о том, что Фантом не комментирует спекуляции относительно своей личности. Но с каждым днем становилось все труднее поддерживать нашу версию как доминирующую.

Однажды вечером, когда мы с Димой обсуждали очередную волну слухов и «разоблачений», он неожиданно задал вопрос:

– Марк, ты никогда не думал, что, может быть, Фантом действительно существует? Не в буквальном смысле, конечно, а как коллективный феномен, как сущность, созданная общими усилиями многих людей – нас, критиков, коллекционеров, всех, кто говорит о нем, пишет о нем, создает теории о нем?

Я удивленно посмотрел на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Мы создали имя и начальную легенду, – продолжил Дима. – Но теперь Фантом существует независимо от нас. Люди верят в него, обсуждают его, покупают его работы, создают теории о его личности. В каком-то смысле, он стал реальным – не как физическое лицо, а как культурный феномен, как коллективный миф.

Я задумался. В словах Димы была своя логика. Фантом действительно превратился в нечто большее, чем просто наша выдумка. Он стал частью культурного ландшафта, персонажем, о котором говорят, спорят, которого анализируют.

– Возможно, ты прав, – медленно сказал я. – Но это не отменяет того факта, что в основе всего лежит обман. Мы выдали несуществующего художника за реального человека. Мы продали работы, созданные тобой, как работы загадочного гения-затворника.

– Да, – согласился Дима. – Но разве искусство не всегда в какой-то степени обман? Иллюзия, создающая эмоциональный или интеллектуальный отклик? Мы создали иллюзию художника, но работы – они настоящие. Они существуют, они вызывают реакцию, они имеют ценность.

Это была удобная рационализация, способ успокоить нашу совесть. Но в глубине души я понимал, что правда сложнее. Мы не просто создали художественную иллюзию – мы обманули людей, заставили их поверить в существование человека, которого нет, заставили их вложить деньги и репутацию в проект, основанный на лжи.

И теперь эта ложь начинала жить собственной жизнью, порождая новые истории, новые теории, новые мифы. Эхо Фантома множилось и усиливалось, создавая информационное пространство, которое мы уже не могли контролировать.

Я думал об этом, возвращаясь домой той ночью. Город был погружен в дождливую апрельскую темноту, огни отражались в мокром асфальте. Я чувствовал странное отчуждение, как будто реальность вокруг меня была такой же иллюзорной, как и созданный нами Фантом.

Возможно, Дима был прав. Возможно, Фантом в каком-то смысле стал реальным – не как физическое лицо, а как коллективный миф, как культурный феномен. Но это не отменяло того факта, что в основе всего лежал обман. И чем дальше развивалась эта история, тем больше я опасался, что этот обман в конечном итоге обернется против нас.

Я подошел к своему дому и на мгновение остановился, глядя на освещенные окна. Год назад я жил в обшарпанной квартире на окраине центра, едва сводя концы с концами. Теперь у меня была просторная студия в престижном районе, счет в банке с шестизначной суммой, признание в мире искусства. Все это благодаря Фантому, художнику, которого не существует.

Но цена этого успеха становилась все выше. Каждый день приносил новые риски, новые угрозы, новые признаки того, что наша тщательно выстроенная легенда начинает рассыпаться. И я все чаще задавался вопросом – сможем ли мы контролировать монстра, которого создали, или он в конечном итоге поглотит нас?

Глава 10: Точка невозврата

Майское утро выдалось солнечным и теплым. Я сидел на террасе кафе, потягивая капучино и просматривая новости арт-мира на планшете. Последние месяцы были насыщенными – выставка в MOCA Miami имела огромный успех, работы Фантома были включены в несколько престижных международных коллекций, цены на них продолжали расти.

Но вместе с успехом росли и проблемы. Информационный шум вокруг личности Фантома становился все более интенсивным, появлялись новые «инсайдерские источники», новые теории, новые самозванцы. Мы с Димой и Глебом все больше времени тратили на то, чтобы поддерживать нашу версию как доминирующую, опровергать наиболее опасные слухи, защищать репутацию Фантома.

Телефон завибрировал – звонил Глеб. Я ответил, чувствуя легкое раздражение – мне хотелось хотя бы час побыть в покое, не думая о Фантоме и связанных с ним проблемах.

– Марк, ты не поверишь, – голос Глеба звучал взволнованно. – Нам поступило предложение от аукционного дома Christie's. Они хотят включить работу Фантома в свой майский аукцион современного искусства.

Я выпрямился, мгновенно забыв о своем раздражении:

– Christie's? Серьезно? Какую работу?

– «Дисперсию идентичности» из первой серии, – ответил Глеб. – Ту, что купил Корин на нашей первой выставке. Он решил выставить ее на аукцион. Эстимейт – от трехсот до пятисот тысяч долларов.

Я почувствовал, как у меня перехватывает дыхание. Триста-пятьсот тысяч долларов за работу, которую мы продали год назад за пятнадцать тысяч. Это был немыслимый рост цены, даже для раскрученного художника.

– Это… впечатляюще, – я старался звучать спокойно, хотя внутри меня бушевала буря эмоций. – Корин нас предупредил?

– Нет, – Глеб хмыкнул. – Я узнал от знакомого в Christie's. Корин, видимо, решил воспользоваться ажиотажем вокруг Фантома и заработать на перепродаже. Нельзя его винить – это бизнес.

– Конечно, – я согласился. – Когда аукцион?

– Через две недели, 25 мая. Нам стоит быть готовыми к новой волне внимания. Если работа действительно уйдет за такую сумму, это будет событие. Первая работа Фантома на крупном международном аукционе, да еще с таким ростом цены.

Мы обсудили детали