Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Коцонис Янни

Некоторые возражения земств на предложения ГУЗиЗ касались недостатка полномочий и финансирования, но гораздо важнее были серьезные разногласия обеих сторон в понимании базовой категории преобразований: самого крестьянства. Планы ГУЗиЗ исходили из различий и разграничений между видами крестьянских хозяйств и из существования (или потенциально возможного существования) таких крестьян, которые будут действовать как индивидуальные хозяева и к которым соответствующим образом можно будет относиться. Во всяком случае, предполагалось, что некоторые крестьяне могут повести себя не так, как инертное большинство, и выделиться из огромного и обособленного сословия, если им предоставить нужную законодательную базу и соответствующие стимулы. Земские же собрания упорно оперировали такими понятиями, как «масса», «все население», «все крестьяне» или просто «крестьянство». Их предложения по поводу кооперативов указывали на иной подход к пониманию сути крестьянского управления: учреждения, обслуживающие землепашцев, должны находиться под постоянным внешним наблюдением некрестьян, хотя эти наблюдатели лишь изредка могут становиться их членами. Это была концепция крестьянства и практика управления им, которые почти не изменились с 1905 г.

В апреле 1910 г., четыре месяца спустя после объявления выговора ряду земских собраний за неправильное использование субсидий и перед лицом только что сплотившейся и поддержанной Министерством финансов оппозиции гласных этих собраний, Кривошеин вынужден был разослать новый циркуляр, разъясняющий, что от земств не требуется вкладывать правительственные субсидии исключительно в индивидуализацию крестьянских хозяйств. Хотя он и повторил в очередной раз, что постановления ГУЗиЗ, требующие от земств тратить определенные суммы на нужды хуторян или будущих хуторян, остаются в силе, но добавил к этому еще один аспект, о котором даже не упоминалось четырьмя месяцами ранее. Земства не должны интерпретировать спущенные сверху положения «слишком прямолинейно», ибо «требовать… расходования отпускаемых средств исключительно на помощь одним хуторянам… по самому существу дела совершенно невозможно». На этот раз выговор получили уже губернаторы, которые позволили себе вмешиваться в процесс распределения земствами денежных средств, — было официально подтверждено, что каждое земство вправе само определять типы сельскохозяйственной помощи. Успехи землеустройства теперь определялись не числом единоличных хозяйств, которые земства смогли создать, а качеством работы местного самоуправления в принципе, независимо от того, что это была за работа[196].

Другими словами, политика правительства изменилась, но об этом не было объявлено во всеуслышание. Признания этого факта правительство избегало, продолжая заверять, что стратегия кабинета с 1906 г. постоянна и последовательна. С 1911 г. правительство стало настаивать на том, что субсидии для земств должны быть использованы «в районе землеустройства» или «близко к району землеустройства», но теперь это были уже не жесткие указания: земство могло получать субсидии до тех пор, пока в данной местности работает землеустроительная комиссия (а к 1911 г. они работали уже во всех губерниях); причем правительство не требовало от земств непременно заниматься земельной реформой самостоятельно либо совместно с землеустроительной комиссией[197]. С этого времени бюрократы игнорировали противоречия, которые характеризовали развитие реформы на ранних этапах, и стали вопреки фактам подчеркивать, что «соответствующие кредиты передавались земствам, причем с их стороны не требовалось специальных ассигнований на агрономическую помощь единоличным владельцам…». Напротив, ГУЗиЗ якобы всегда предоставляло земствам «самим производить отбор тех мероприятий, которые с местной точки зрения казались наиболее важными»[198]. Бюрократы также утверждали, что земства одобрили правительственную политику на двух областных сельскохозяйственных совещаниях в Саратове и Харькове, — хотя, как мы видели, эти совещания не упустили случая категорически отвергнуть любые связи между земскими программами, правительственными субсидиями и земельной реформой[199].

Некоторые суммы, направленные из центра в распоряжение земств, правительство считало необходимым использовать исключительно в деле индивидуализации крестьян, но даже в этих случаях земства задействовали эти средства в других программах. Агрономы, которые руководили данными программами, по должности были в курсе многих из обсуждаемых проблем. Один из них, проанализировав сельскохозяйственный бюджет, заключил; то, что правительство в своих годовых отчетах называет «затратами на земельную реформу» или «землеустройством», есть всего лишь бухгалтерская видимость, так как земства направляют деньги на агрикультурные мероприятия общего характера[200]. Некий автор в агрономическом журнале отметил, что дворянские земства, «несмотря на все отрицательные явления в их развитии, в послеосвободительную эпоху, все же удержались от окончательного слияния с курсом, намеченным 9 ноября 1906 г.». Другой автор обратил внимание на то, что даже самые реакционные земские собрания и земские деятели отрицают любые различия между формами собственности: независимо от своих политических взглядов, земские деятели соглашаются принять субсидии на проведение земельной реформы и, «получая таким образом новый прилив денежных средств… быстро фактически сливают средства на специальные агрономические мероприятия по землеустройству с общими средствами на агрономическую помощь местному населению вообще». В других случаях субсидии, полученные для найма землеустроителей, использовались для найма агрономов широкого профиля, не уделявших должного внимания земельной реформе как таковой. В лучшем случае, отмечал еще один агроном, земства помогали единоличникам «походя», рассматривая это как часть помощи крестьянам вообще[201].

Помимо этих субсидий, ГУЗиЗ также препоручило свои программы земельной реформы четырнадцати земствам и возвестило об их согласии участвовать в них как о гарантии успеха аграрной реформы. Один из агрономов докладывал, что даже в этих случаях земства «оказывают агрономическую помощь всему населению, без различия форм владения землей». Действительно, формальное согласие содержало некоторые оговорки, гласившие, что помощь в районах землеустройства означает помощь «всему населению» без различия способов хозяйствования и форм землевладения. Автор публикации в профессиональном агрономическом журнале выразил удивление, что подобные меры продолжают называться «землеустройством»[202].

Если целый ряд губернских земств открыто отказался сосредоточиться на крестьянской индивидуализации, то Пермское земство представляло собой интересное исключение: оно попыталось выполнить приоритетные для правительства задачи, но в конце концов прекратило эксперимент как невыполнимый. Надо сказать, что именно эта губерния имела возможность уделить максимально возможное внимание каждому отдельному крестьянскому хозяйству. Здесь работало более 150 агрономов: Пермское земство тратило больше средств, чем любое другое, на поддержку их деятельности и соответственно имело больше агрономов на определенное количество крестьянского населения, чем любая другая губерния. Все выделяемые на нужды крестьян денежные средства объединялись и распределялись через одну из самых густых кооперативных сетей в империи[203]. Это произвело впечатление на чиновников ГУЗиЗ, и в 1912 г. Управление прислало в Пермскую губернскую земскую управу своего агента для описания местной практики работы с государственными субсидиями. Некоторые из этих сумм предназначались исключительно для помощи индивидуальным хозяевам. Поскольку кооперативы были массовыми организациями и не делали особых различий между индивидуальными хозяевами и общинниками, каждое товарищество могло руководствоваться разнообразными соображениями, не имеющими ничего общего с основной целью проводимых мероприятий. Однако ГУЗиЗ настаивало, что эти средства должны быть направлены непосредственно на нужды индивидуальных хозяйств фермерского типа. Губернское земство согласилось попытаться выполнить это предписание и приказало уездным земствам искать индивидуальных заемщиков[204]. Менее чем через год Екатеринославское уездное земство доложило, что земских агрономов буквально завалили ходатайствами о предоставлении ссуд, у них не было ни времени, ни возможности внимательно изучить каждое заявление, так что пришлось выдавать ссуды только на основе данных, предоставленных волостной и общинной администрацией. А это автоматически создало ситуацию, исходя из многолетнего земского опыта, неприемлемую. Далее доклад трактовал смысл правительственной политики с точностью до наоборот, ставил ее логику с ног на голову: если земство не может использовать кооперативы, единственным выходом остается использовать общину. В таких условиях якобы более целесообразно давать ссуды только коллективным заемщикам и использовать кооперативы, которые будут получать ссуды только на основании коллективной ответственности всех их членов. Губернская управа посоветовала уездным управам распределять денежные ссуды по кооперативам и игнорировать предписания закона. Этот порядок действий не был легальным, противоречил духу и букве правительственной программы, но правительство получило (и использовало) возможность даже такое распределение субсидий записать в актив мероприятий по индивидуализации крестьян[205].