Солнце против правил - Анна Витальевна Литвинова

Борьки адрес. В аптеке приобрела физраствор, глюкозу, аскорбинку, витамины В1 и РР. Никаких пьяных разговоров вести не стала. Уложила брата в постель, поставила ему капельницу. Пока раствор поступал в кровь, вылила недопитую водку, разгребла минимально бардак. Борька глядел виновато, и вид побитой собаки ему очень не шел.

Лия презрительно спросила:

— Змей, червячков, пауков нигде не видать?

Обиделся:

— Сроду я до «белочки» не пил.

— Ну и хорошо. На клинику наркологическую у меня денег нет. Еще хоть каплю — я тебя вообще не знаю.

Не удержалась, прибавила:

— Что за мужики пошли!

Брат серьезно ответил:

— А наша страна на женщинах только и держится.

Глаза Борькины постепенно яснели, он требовал отчета, и Лия смилостивилась. Поведала о возвращении отца, его исповеди, страданиях ревнивца. Укорила:

— Зачем меня обманывал? Нельзя разве было все рассказать, прежде чем в горы тащить? Я-то маленькая была. Совсем забыла: и про яхту, и про мамин перелом тогда в Геленджике. И про скандал в Питере ничего не знала. Только когда отец в те времена вернул, начало в памяти всплывать.

И твердо добавила:

— Я хочу найти этого ее одноклассника.

Достала из файла мамину школьную фотографию:

— Узнаешь здесь кого-то?

Не сомневался ни секунды — сразу ткнул в прыщавого Барбашева:

— Вот.

— Точно? — с сомнением протянула сестра. — Посмотри внимательно.

Даже не взглянул:

— Точно.

Она показала на сухощавого Осокина:

— А мне кажется, этот.

Борька хмыкнул:

— Лия. Ты в интернете что-нибудь смотришь, кроме «Тик-тока» и котиков?

Нашкодивший старший брат торопился вернуть лидирующие позиции.

— Как можно не знать, кто такой Барбашев?

— Депутат, что ли?

— Президент компании «Дом-М». Номер два в топе крупнейших застройщиков России. Сын директора сталелитейного завода, который умело воспользовался возможностями, что предоставили ему жизнь и отец.

— Это разве он был с нами на яхте? — протянула с сомнением.

— Разумеется. В 1996 году Барбашев как раз начинал строить свой первый проект в Геленджике. Называется «Квартал солнца». Сдан в эксплуатацию в двухтысячном. Выручка восемь миллиардов. По итогам сразу попал в рейтинг Форбс, в сотню крупнейших частных компаний.

— То есть ты всегда знал, что именно он — мамин одноклассник?

— Ну, в Геленджике еще не знал, слишком мелкий был. А в Питере — да, уже выяснил. Даже следить за ним ходил. Они доходный дом девятнадцатого века сносили под свою застройку, а активисты под колеса бульдозеров бросались.

Усмехнулся:

— Я очень маму уговаривал: бросить папашу и уйти к этому челу. Но она сказала, чтобы я не давал идиотских советов.

Лия взглянула на школьную фотографию. Потом взяла телефон, попросила поисковик показать картинки по запросу Барбашев. Увеличила самодовольное, брюзгливое лицо с метками от выдавленных в юности прыщей. Протянула с сомнением:

— Не могу даже представить, как мама с ним могла…

— В Геленджике мы абсолютно точно были на его яхте. И передачу эту — «Раздражай» — я смотрел. Там действительно Барбашев и мама. Ужинают в ресторане гранд-отеля «Европа».

— Почему ты мне не сказал раньше?!

Насупился:

— Потому что нам с тобой олигарх Барбашев — никто. И ничем не обязан. Предал нас обоих именно отец. Родной отец.

Обличать папу Лия не стала. Произнесла задумчиво:

— Значит, эти десять тысяч злосчастные мама у Барбашева просила.

И твердо добавила:

— Я хочу выяснить, почему он ей не помог.

— С какой стати он должен? Помогать чужим детям? А вот отец…

— Все, хватит про него, — оборвала Лия. — Нам нужно прорваться к этому Анатолию. Давай придумаем, как.

* * *

Барбашев привык жить без оглядки на то, что кого-то ранит, и тем более категорически плевал — что о нем подумают или скажут. А если журналюги осмеливались статейки публиковать — команда карманных юристов мигом налетала на СМИ или интернет-ресурс и всегда возвращалась с мировым соглашением или компенсацией за моральный ущерб.

Бизнес в расейских реалиях (Барбашев у самых истоков стоял) выдубил, высмолил, выхолостил. Его самого никто ни разу за все годы не пожалел. И сам тоже ни к кому не знал снисхождения.

Анатолий Барбашев был непоколебимо уверен: волю сломить можно каждому. Кто только не восставал против него — даже премьер-министр, когда новостройка на набережной закрыла для правительственного дома вид на Москву-реку. Однако ж и мэрия, и общественность, и даже политики в больших чинах всегда затыкались.

Если на него шли войной, Барбашев даже радовался. Аккумулировал все внутренние резервы, подбирался, становился особенно безжалостен. А когда подавишь, растопчешь, расшвыряешь в клочья врага — такое состояние всегда накатывало приятное, ни с каким наркоманским кайфом не сравнить.

Сейчас в разгаре очередная буча против нового его амбициозного проекта рядом с Ботаническим садом, и он тоже не сомневался: протестанты рано или поздно с позором отползут. И не такие проблемы решал. Но бесконечные пикеты, жалобы, проверки, стримы, блоги и статьи благодушному настроению, вестимо, не способствовали.

На время боевых действий против неугодной москвичам стройки Анатолий Барбашев сократил общение. Категорически не встречался ни с кем из незнакомых — среди них всегда могли оказаться ушлый журналист или депутат. Перестал обедать в ресторанах и посещать публичные места. И когда вечером увидел под собственным забором — в охраняемом, заметьте, поселке с тотальным видеонаблюдением — двух рыл, по виду типичных журналистов, велел шоферу: «Дави».

Но помощник с переднего сиденья прошелестел:

— Не надо.

Тормоза взвизгнули в метре от парочки. Девушка шарахнулась. Парень не шевельнулся.

По статусу Барбашеву давно бы надо на двух машинах ездить, во второй — парни верные-накачанные, но он не хотел. Полагал: захотят грохнуть — и взвод автоматчиков не поможет. Передвигался с водителем при оружии и помощником, верным псом.

Но службу безопасности поселка точно надо разогнать. Как могли допустить посторонних под его забор?

Хотя нет: все-таки среагировали. Запоздало явились. Вывалились из дежурной машины толпой, бросились к незваным гостям.

И в этот момент помощник сказал:

— Это дети Василисы.

— Что?

— Лия и Борис. Дочь и сын Федоскиной.

Поселковая охрана напирала на пришельцев, пыталась загнать в авто. Те возмущались, парень тряс каким-то удостоверением.

Служба безопасности у них — все из бывших. Даже если ксива у пацана настоящая, все равно вышвырнут, еще и по шее накостыляют. Но пару минут, пока все устроится, придется торчать в машине.

Василиса — давнее и неинтересное прошлое. На ее детей тоже плевать.

Однако все ж спросил у помощника:

— Что им нужно?

— Дочка хочет поговорить.

— О чем?

— О своей маме.

— Ты откуда знаешь?

— Они уже неделю к тебе прорываются. В офис приходили, через пиар-службу подкатывались.

У Барбашева своих детей не было. А маленькая девочка