Критика теоретических концепций Мао Цзэдуна - В. Г. Георгиев

Последствия этого известны: курс на постепенное продвижение к социализму был заменён авантюристической ставкой на крайнее ускорение темпов социально-экономических преобразований, родилась идея «большого скачка» — одноактного прыжка в коммунизм, прежние трезвые предупреждения, что мы делаем «лишь первые шаги в 10 000‑мильном пути», сменились хвастливыми безответственными обещаниями: «Три года упорного труда — десять тысяч лет счастливой жизни». А когда вскоре последовал неизбежный крах, руководители КПК поспешили свалить неудачи на происки «врагов» внутри страны и «ревизионистов» — за её пределами. Были попраны ленинские нормы внутрипартийной жизни, открытая принципиальная полемика и самокритика были заменены интригами, имевшими целью убирать противников авантюристического курса. Воспитательная работа внутри партии и в массах всё больше и больше подменялась насилием, идеологию пролетарского социализма стали вытеснять примитивные формы социализма мелкобуржуазного, уравнительного, казарменного, чудовищные формы принял культ Мао, проповедь национализма сочеталась с разжиганием вражды к СССР, попытками навязать свой гегемонистский курс всему мировому коммунистическому движению. Наконец, в годы так называемой культурной революции Мао Цзэдун и его сторонники стали опираться на самые незрелые в политическом отношении массы молодёжи и во всё большей степени на армию. Не партия, не самодеятельные общественные организации трудящихся, а именно армия ставится над всеми другими частями политической надстройки.

Эта практика получила своё идеологическое обоснование на Ⅸ съезде КПК, в докладе Линь Бяо, который ссылался при этом, как и подобает, на авторитет Мао Цзэдуна: «Народно-освободительная армия является прочной опорой диктатуры пролетариата. Председатель Мао Цзэдун неоднократно указывал, что с точки зрения марксизма армия является главной составной частью государства»[126]. Народная армия является действительно одной из прочных опор пролетарской диктатуры, обеспечивающей защиту социалистических стран от империалистической агрессии, но объявлять её «главной составной частью» социалистического государства, превращать в рычаг «поддержки промышленности, сельского хозяйства и широких масс левых», возлагать на неё функции «военного контроля» над всей жизнью страны и «военно-политического обучения» всего народа — это значит не следовать марксизму, а изменять ему, превращать социалистическую государственность в государственность военно-бюрократическую.

Появление у председателя Мао «самого близкого друга» и «наследника» в лице министра обороны Линь Бяо, вмешательство армии во внутрипартийную борьбу и всю общественную и экономическую жизнь страны — не просто лишняя деталь в биографии «вождя» или лишний штрих в общем облике революции. В стране происходит политический переворот, реальную власть берёт армия, идет быстрая милитаризация всей жизни страны, под видом «культурной революции» уничтожаются реальные завоевания народной революции Китая, кадры этой революции. И всё это подчинено одной цели — сохранению власти в руках Мао Цзэдуна и его сторонников.

«В Китае,— писала газета „Правда“ 16 февраля 1967 г.,— растоптаны самые элементарные нормы и принципы внутрипартийной жизни — выборность партийных органов, отчётность руководителей перед партией и партийными организациями, гласность в обсуждении партийной линии и т. д. Доведён до абсурда, до настоящего идолопоклонства культ личности Мао Цзэдуна. В последнее время под флагом «культурной революции» полным ходом идёт разгром партийных организаций, травля и истребление партийных кадров, осуществляемые отрядами маоцзэдуновских штурмовиков, опирающихся на поддержку армии и органов безопасности»[127].

Опасные тенденции превращения народно-демократической власти в военно-бюрократическую диктатуру выявились ещё на первых этапах «культурной революции»; дальнейший ход событий привёл к закреплению и утверждению этих опасных тенденций во всей внутриполитической жизни страны.

Анализируя процессы, происходящие в Китае, марксисты, естественно, не должны сбрасывать со счетов ряд объективных обстоятельств, способствовавших раздуванию централизаторских начал за счёт начал демократических, военизации всей государственной и общественной жизни. Для всей новой и новейшей истории этой страны характерны были сильные тенденции к местному сепаратизму, сосредоточение в руках губернаторов провинций огромной политической, экономической и военной власти. После революции 1911 г. Китай по сути дела был расколот на ряд районов, государств в государстве, каждое из которых возглавлялось определённой милитаристской группой. Создание в 1927 г. центрального гоминьдановского правительства во главе с Чан Кайши не могло привести к установлению централизованной власти. Стремясь подавить революционное, коммунистическое движение, Чан Кайши вступил в союз с местными милитаристами. Последние согласились поддержать его при условии сохранения за ними больших прав в управлении провинциями, в пределах которых они действовали.

Оккупация в 1931 г. Японией северо-восточных провинций Китая, а также последовавшая затем агрессия против остальной части Китая не только нарушила связи между различными районами страны, но и исключила значительную её часть из-под контроля гоминьдановского правительства. На обширной территории северо-западного Китая коммунистам удалось создать свои органы власти, организовать армию и т. д. Таким образом, в начале сороковых годов Китай не представлял собой единого цельного государства.

Естественно поэтому, что после победы народной революции в стране была проведена усиленная централизация, на первом этапе социалистического строительства сохранялись некоторые методы, характерные для периода вооружённой борьбы с гоминьданом.

Необходимо отметить далее, что Китай был до народно-демократической революции страной, по существу не знавшей демократических государственных институтов; влияние традиций феодального характера сказывалось не только на политике господствующего класса. В конце 20‑х годов Мао Цзэдун писал следующее об этом наследии прошлых веков: «Дурные традиции феодальной эпохи с её диктаторскими методами глубоко укоренились в сознании народных масс и даже членов партии и не могут быть изжиты сразу; решая вопросы, люди стремятся поменьше затруднять себя; им не по душе демократическая система, в которой „много канители“»[128].

В условиях длившейся десятилетиями гражданской войны система демократического централизма внутри партии и в массовых организациях не могла получить полного развития. К этому надо добавить слабую марксистскую закалку руководящих партийных кадров, явную примитивизацию теории научного социализма в теоретических работах стоявшего во главе ЦК КПК Мао Цзэдуна.

Но, хотя в Китае целый ряд объективных обстоятельств затруднял развитие новой, пролетарской демократии, вырождение народно-демократического государства в военно-бюрократическую диктатуру вовсе не было процессом фатально неизбежным. Положить конец развитию нежелательных, опасных тенденций могло критическое осознание руководством КПК результатов своей собственной деятельности, учёт того интернационального опыта, который был накоплен другими компартиями. Соблюдение внутрипартийной демократии, ленинских принципов и норм партийной жизни могло стать важнейшей гарантией успехов социалистического государственного строительства. «Побольше доверия к самостоятельному суждению всей массы партийных работников…— писал В. И. Ленин,— …необходимо, чтобы вся партия систематически, исподволь и неуклонно воспитывала себе подходящих людей в центре, чтобы она видела перед собой, как на ладони, всю деятельность каждого кандидата на этот высокий пост, чтобы она ознакомилась даже с их индивидуальными особенностями, с их сильными и слабыми сторонами, с их победами и „поражениями“. …Света, побольше света!»[129]. Это было сказано в ту пору, когда партия большевиков находилась в подполье. Ещё более ленинское требование относится к правящим партиям.

3. К вопросу о культе личности Мао