Осень в Калифорнии - Керим Львович Волковыский

портмоне (не кошелек же он ищет – настоящий француз, хотя мама у него и из Одессы). Портмоне валяется на полу. Он с трудом наклоняется (спина) и, порывшись, протягивает женщине пять сотенных, пять зеленых сотенных бумажек. У него толстые пальцы. Не очень. Найтингейл резко поворачивается, она больше не улыбается, и делает отталкивающее движение рукой, по ее лицу проходит тень или что-то в этом роде.

– Нет, этого слишком мало, ты мне должен пять тысяч.

– Ты что, с ума сошла? – вырывается у Фредерика, и он тут же жалеет об этом.

– Послушай, у меня нет такой суммы при себе.

А женщина уже встает, натягивает свою униформу. Вот-вот она начнет уходить – а чего, запросто: откроет дверь и исчезнет.

– Послушай, ты не можешь просто так уйти! – Сам не знает, что говорит. – Останься – умоляю, приказываю, ради бога. Ты не имеешь права так уйти, черт побери.

B тот момент, когда Найтингейл уже взялась за ручку двери, Фредерик махом (а как же спина?) перекатывается через кровать и одним прыжком настигает ее.

– Стой!

А она и не пытается вырваться – просто уходит. ФНЛ окончательно теряет голову. Он рвет на женщине одежду, машет руками, неумело бьет ее по телу, по лицу, куда-то тянет. Ему удается притянуть ее к кровати, и он в изнеможении откидывается на спину.

Найтингейл сидит на краешке кровати; она глубоко и прерывисто дышит; затем быстро-быстро произносит что-то на своем родном наречии, проводит рукой по редеющим волосам Фредерика, встает и решительно исчезает со своей тележкой. Все.

* * *

Дальнейшее, как часто пишут в подобной литературе, происходит с Фредериком будто во сне: он машинально одевается, собирает несессер, не глядя бросает вещи в чемодан – вечером самолет, – расплачивается за гостиницу карточкой, оставляя на чай пять смятых зеленых – тех самых, что не более получаса назад ему швырнула в лицо женщина в номере; садится в услужливо поданный кеб, провожаемый удивленными взглядами обычно не удивляющихся портье и прочей обалдевшей гостиничной прислуги. До вылета остается около шести часов, до этого ему предстоит ланч с дочерью Камиллой и ее новым мужем. Ничего, переживем и это.

Для ланча Фредерик выбрал суши-бар «Ясуда», спрятанный между 43-й улицей и Третьей авеню. Договориться было непросто: бар, как говорится, популярный, в таком много желающих пообедать, но на то он и ФНЛ, чтобы ему всегда обеспечивали столик именно в том месте и в то время, когда он, Фредерик, этого пожелает. «Мои уже, кажется, здесь… давно, интересно, пришли?.. Неужели я так сильно опоздал?» – думает Фредерик и, привычно навешивая на лицо дежурную улыбку радостного узнавания, размашистым шагом идет к столику, за которым сидит его дочь Камилла со своим новым мужем. «Так Ляпсус он все-таки или как? Ладно, буду его звать по имени, Борис».

– Борис, вы сами-то бывали в Одессе? – обращается Фредерик к своему зятю после обмена приветствиями, устраиваясь на диванчике рядом с дочерью. ФНЛ обращается к молодому человеку по-русски, произнося заранее подготовленную фразу с сильным акцентом, но лучше он не умеет, а разговор – его же завязать надо, разговор-то. Этой фразой знание ФНЛ русского заканчивается, зять отвечает ему по-французски.

– Нет, не бывал, я родом из Уфы.

– У меня мать родом из Одессы, ее увезли оттуда совсем маленькой.

«Зачем это я ему рассказываю? Интересно, откуда этот Борис знает французский?»

– Пап, ты не хочешь пойти с нами сегодня вечером в Карнеги-холл на Брамса, у нас есть лишний билет, – вмешивается в разговор Камилла.

– Спасибо, малыш, но мне совершенно неожиданно надо лететь в Париж, самолет через два часа. Я уверен, что это не последняя оказия.

«Уф, наконец-то и это уже позади».

Фредерик прощается с молодой парой, целует дочку в щеку, крепко жмет зятю руку и идет в противоположную от выхода сторону.

– Простите, сэр, но вам, скорее всего, нужно пойти в другую сторону смущенно поправляет его распорядитель.

– Ах да… конечно. Sorry!

ФНЛ растерянно оборачивается и еще раз машет рукой на прощание. Можно подумать, что он знает о том, что с ним произойдет в аэропорту через час. Не может быть.

– Какой-то он странный сегодня, твой отец, ты не находишь? И потом, что это за непредвиденный отлет, ты ему поверила? Хотя, впрочем, какое это имеет значение.

– Я ничего не заметила, а его отлет и был намечен на сегодня, только он должен был улетать ночью, ты лучше скажи мне, как называется эта рапсодия Брамса, которую нам сегодня преподнесут в Карнеги?

– Понятия не имею.

Борис улыбается и галантно целует жену, глядя ей в глаза. (Где он только всему этому выучился, наш мальчик-сирота из Уфы?)

Уже сидя в кебе, везущем его в аэропорт Кеннеди, Фредерик позвонил жене.

– Алло, ты меня слышишь, дорогая? Все изменилось, я уже еду в аэропорт… Прилетаю не завтра, а сегодня ночью… Нет, ждать меня не надо – меня будут встречать… Да, ты не поверишь, со мной тут произошла забавная история: я познакомился с одной негритяночкой, – внезапно Фредерика подводит голос, он долго кашляет в аппарат, пытается рассмеяться и не может.

Фредерик берет себя в руки и рассказывает жене в лицах о произошедшей с ним забавной истории: он познакомился, нет, не познакомился, случайно столкнулся, нет, даже не столкнулся – эта женщина убирала его номер:

– Так вот, представляешь, она не умеет ни читать, ни писать, но знает наизусть сказки Перро и особенно обожает «Кота в сапогах».

– Сколько ты заплатил, этой любительнице сказок? – спрашивает Анна после минутного молчания. Видно, хорошо своего муженька знает.

– Ты о чем? За что я должен был ей платить? – Вот они типичные мужские отговорки. – Это была горничная в отеле, она убирала мою комнату, ну знаешь! – Хорошо разыгранное возмущение – и дальше без всякого перехода: – Мне тебя очень не хватает… целую очень крепко… до завтра.

После разговора с женой Фредерик неожиданно почувствовал, что у него закололо сердце. Он опять в номере 2666, большом королевском люксе.

«Не нравится мне эта история с “Котом в сапогах” и неграмотной негритянкой, очень не нравится, – говорит себе Анна (а что, нельзя?). – Мой муженек в своем амплуа», – она грустно улыбается и кладет трубку.

А что ей оставалось делать?

…Из самолета Фредерика вытащили самым скандальным образом, под смешки некоторых пассажиров: «Так им надо, fuck, тем, кто летает первым классом, всем этим банкирам, торговцам наркотиками, политикам!» Полицейские нацепили ему наручники и повезли в знаменитую тюрьму Райкерс-Айленд.

– В чем меня обвиняют? – ФНЛ еще пытается скрыть свой непонятно откуда взявшийся страх за стандартным вопросом.

– В попытке изнасилования горничной