Собрание сочинений в двух томах. Том I - Довид Миронович Кнут

Но жили так, как будто все в порядке

(Уютнейшая, в общем, кутерьма!),

Теряли близких, душу и перчатки,

Ходили в гости, строили дома.

И заводили чад и домочадцев,

Грузя, возя, ругаясь — как во сне,

И не боялись ночью оставаться

С самим собой — в тиши — наедине.

И в сонной безмятежности, поверьте,

Никто не помнил, что мы все умрем,

Что все мы будем крепколапой смертью

Захвачены нежданно — и живьем.

Никто не знал, не помнил — и не думал,

В круговороте дел, забав и бед…

Из тьмы пустот — бессонно и угрюмо —

Глядел на мир Великий Людоед.

99. Пустота

Вот в такие минуты совершаются темные вещи,

И простор поднебесный вдруг тесней подземелья крота,

Все слова безнадежней, все обиды старинные резче,

И вокруг человека величаво растет пустота.

Закричать? Но кричат лишь в театриках бедных кварталов.

Убежать? Но — куда? Да и как от себя убежишь?

День — не хуже других — бывших, будущих и небывалых…

И вокруг — неизменный, равнодушно-веселый Париж.

II

100. Портрет

На рваном фоне серого Парижа

И неразборчивых дождливых дней,

Вы озарили — голубым и рыжим —

Начало грустной осени моей.

Вы населили нежностью и светом

Громоздкий и запутанный пейзаж —

Так, иногда, в газете стих поэта

Вдруг засияет средь убийств и краж.

Двусмысленные розовеют губы

На ангельском застенчивом лице.

Чуть низок лоб, но и таким мне люб он, —

Свидетельствующий о мудреце.

Здесь мудрость в дружбе с юностью и счастьем,

А радость — не подруга слепоты.

Горит на фоне городских ненастий

Кристалл животворящей красоты.

101. Ночь

Как триста лет назад… Пустынных переулков

Средневековый воздух и покой,

Кривые фонари и стук шагов негулких,

Печаль и сон пустыни городской.

Глухие здания на старом звездном фоне…

— Зайдем в кафе. (Не холодно тебе?)

Там хриплый рваный голос в граммофоне

Споет нам — не о нашей ли судьбе?

Я знал тебя давно: предвидел и предслышал.

Я знал, что ты придешь и улыбнешься мне

Своей улыбкою (милее нет, ни — тише…)

С таким доверием, как будто мы во сне.

Знакомы мне твой грустный лоб, и плечи,

И нежное дыхание твое,

Я знал тебя до нашей странной встречи

И полюбил тебя давно.

Кругом все то же… Ночь, глухие зданья.

На башне бьет как бы последний час.

Но глаз твоих стыдливое сиянье,

Но грусть — без дна — непримиримых глаз

(О, гордое, мятежное бессилье…),

Но грусть и страсть неукротимых глаз

Все изменили, все преобразили,

Все переплавили, освободили нас

От мировой, от беспощадной власти —

Для счастья краткой встречи городской,

Для черного безвыходного счастья,

Чреватого горячею тоской.

102. Встреча

Ничего не поймешь, ни о чем не расскажешь,

Все пройдет, пропадет без следа.

Но вернешься домой, но вернешься — и ляжешь,

И поймешь: не забыть никогда.

Я не помню, о чем мы с тобой говорили,

Да и слов не ищу — не найду.

Ни о чем не расскажешь… Пахло липой и пылью

В бесприютном вокзальном саду.

Но как будто мне было предсказано это,

Будто были обещаны мне

Кем-то (кем — я не помню…), когда-то и где-то —

Этот вечер и встреча, пятна зыбкого света,

Беспредельная ночь в вышине…

Будто было когда-то обещано это:

Ненасытные руки твои,

Ветер, запах волос, запах позднего лета,

Скорбный голос, любовною скорбью согретый,

Темный воздух последней любви.

103. О любви, о судьбе…

Пыльный запах листвы, черный ствол над скамейкой зеленой.

Крепким каменным сном спят уставшие за день дома.

Нарастающей массой печали — и грустью огромной —

Надвигается ночь, разливается серая тьма.

В мире ходит беда, бродит ветер и зреют ненастья.

Скорбь витает над миром и дышит на нас горячо.

А в дрожащих руках бьется-бьется непрочное счастье,

А в усталых руках — непосильное счастье мое.

Как вчера, мы сегодня с тобою расстанемся скоро.

И, слабея в борьбе с многоликой и темной судьбой,

После дней и ночей — лжи, смиренья, труда и позора,

Мы в назначенный вечер увидимся снова с тобой.

А потом будет день (и, поверь, он придет, он настанет),

День — такой, как другие (никто наших слез не поймет…),

Когда я не приду или ты не придешь на свиданье,

Когда кто-то уже никогда ни к кому не придет.

И от наших речей, и от радости нашей жестокой,

И от наших ночей — уцелеют, быть может, стихи,

Только горсточка слов, старомодные стыдные строки

О любви, о судьбе, о любви, о тебе, о любви.

104. Прогулка

Несложная мучительная повесть

О деревенской ночи в сентябре:

Ты рядом шла, моя живая совесть,

Ты прижималась горестно ко мне.

Светлела ночь, высокая, пустая…

Ты шла со мной, и за тобою вслед

Кружились — тайной и пугливой стаей —

Безумье, грусть, какой-то дивный свет,

Как будто слабый отблеск скорбных крыльев…

Ты — рядом, ты, о, друг любимый мой…

Мы молча шли. О страшное