Собрание сочинений в двух томах. Том I - Довид Миронович Кнут

бессилье

Затерянных в пустыне мировой…

Два человека — в роковом круженьи

Ночных всепожирающих стихий…

И каждый вздох и каждое движенье —

Любовь — любви — любовью — о любви.

О, как любили мы, о, как жалели

Всех обреченных гибели и тьме,

И тех, что плакали, и тех, что пели,

Тех, кто беспомощен, и тех, кто горд и смел.

Убийц, сирот, и пасынков, и мачех,

Всех радостных — в невинности своей,

Всех одиноких, всех слепых и зрячих,

И даже птиц, и камни, и зверей.

…Вверху все те же трепетали звезды

Над всем, что в мире надо пожалеть.

Мы шли в ночи, торжественной и грозной,

Хотелось жить, хотелось умереть.

105. Сон

В зеленой комнате, в неясном освещеньи,

Под граммофонный голос неземной,

Под граммофонное прилипчивое пенье,

Мои друзья шумели, и со мной —

Царица тайная бессмысленного пира —

Сидела ты, дышала рядом ты.

(Всю негу, мудрость, грусть и прелесть мира

Являли мне нежнейшие черты.)

Ничто не дрогнуло в моем лице суровом,

Когда я понял: ты моя, моя.

Я слышал ласку голоса родного,

И подползало счастье, как змея.

О, как ужалило! На жизнь. Я встал неспешно,

Чтобы сказать товарищам моим,

Что я люблю тебя — любовью неутешной,

Что я тобой — по гроб, по смерть — любим.

— Друзья, товарищи!.. — Умолкли споры, хохот.

— Друзья, — сказал я, побледнев чуть-чуть…

Но в тесной комнате вдруг прокатился грохот,

Сверкнул огонь — и, пораженный в грудь,

Проснулся сразу я… Еще дрожал от звона,

Еще гремел будильник на столе.

А за окном моим — над облаком зеленым —

Вставало солнце в предрассветной мгле.

То — был лишь сон. Напрасны, о, напрасны

Вся скорбь, и боль, и мужество, и жар.

Над сном развеянным — надменно и бесстрастно —

Вставал кровавый, равнодушный шар.

Так наша жизнь пройдет. Кому-то снится это,

Но все пройдет, когда проснется он.

Совсем как в жалобах бесхитростных поэта:

Как снег, как дым, как след, как пыль и сон.

106. Счастье

Незаметно наступили годы,

Когда радость глуше и трудней.

Отшумели дни моей свободы,

Беззаконной юности моей.

Помню небо в сумасшедших звездах,

Помню ночи в первобытных снах,

Помню смуглый сладкий южный воздух,

У калитки — липу на часах.

Мир ночной, что счастье мне пророчил,

Древней мукой сердце теребя;

Помню все, что бессарабской ночью

Предвещало Бога и тебя.

Ты пришла — и счастье чуть беднее,

Ты со мною, но не слышен Бог,

Ты моя — что может быть грустнее!..

Ты моя — и жребий мой жесток.

Эта грусть всем любящим знакома.

Эта боль — во всех живых сердцах.

Ты моя — и не покинет дома

Счастие, похожее на страх,

Счастие, что человека гложет,

Счастие, что человека жжет.

Счастие, что миру не поможет,

Но и нас от мира не спасет.

107. Письмо

Ты меня никогда не забудешь,

И не властны над встречей из встреч

Ни соблазны, ни время, ни люди,

Ни томленье надгробное свеч.

В этом мире, где камни непрочны,

Где святые и ангелы лгут,

Я тебе обещаю бессрочный,

Нерушимый и нежный приют —

В твоем сердце — любви незабвенной,

В твоем теле — последней любви,

Кровожадной, бесстыдной, смиренной

И упрямой, как губы твои.

Ты забудешь — над чем горевала,

С кем встречала в России весну,

Копоть, смрад и лотки у вокзала

(Где мой полк уходил на войну)…

Ты забудешь родных и знакомых

И любимые колокола,

Даже номер счастливого дома…

Ты забудешь, зачем ты жила,

Все отдашь. Только память о чуде

Наших встреч — навсегда сбережешь.

Будешь помнить, как скудные будни

Озарила любовная ложь.

Будешь помнить дремучие сферы,

Где восторженно слушала ты,

Как кружились над счастьем без меры

Ветры гибели и пустоты.

108. Страна

Заходит солнце над той страной,

Где мы с тобой так свято жили.

Еще ты рядом, друг родной,

Но ты ли это, подруга, ты ли?

Уж я не верю — не узнаю

Знакомой нежности, пугливой, —

Незаменимую мою —

И ласк тревожных, и ласк тоскливых…

Сереет небо, пустеет мир

(Печаль веков над миром реет…),

И ночь пустынна, и день мой сир,

Беднеет сердце мое, беднеет.

Заходит солнце… Как ты бледна.

Поплачь о счастьи незабытом.

Прощай, погибшая страна

Души бездомной, любви несытой…

109. Измена

По твоим виновато-веселым глазам,

По улыбке твоей воровато-невинной,

По твоим — постаревшим мгновенно — губам,

По испуганным пальцам, прелестным и длинным,

Задрожавшим чуть-чуть в моей твердой руке,

По сердечному, острому, краткому стуку,

По мгновенной, смертельно-блаженной тоске

(Когда я целовал замиравшую руку)

Я узнал обо всем. Я все понял, мой друг.

Я воочию видел — обманут и предан.

И ушел. И вступил в очистительный круг

Одиночества, грусти, свободы, победы.

110. Мара

Раскололось наше счастье, размололось,

Томный ангел мой