Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

себя настолько опустошенным, что уже боялся думать о том, что придется делать что-то еще, когда уже не будет необходимости в гребле. Как минимум его ждало бесконечное развязывание тугих узлов при распаковке мешков саднящими пальцами. Найдется ли в районе стройки до плотины сколько-нибудь подходящее место для установки палатки, он тоже не знал.

Проходить же сквозь толщу плотины одним из еще не полностью закрытых донных отверстий (а он слышал от встретившихся на Кантегире плотовиков-рабочих Саянской ГЭС, что это на моторках еще удается – когда удачно, когда нет) ночью ему никак не улыбалось. Наверняка в этих донных отверстиях из бетонных стен остались торчать концы арматурных прутьев, о которые запросто можно было пропороть бортовой баллон.

В пределах бесконечно долгого часа они приблизились к плотине почти вплотную. Теперь надо было срочно решать, на каком берегу лучше высаживаться. Енисей недвусмысленно поторапливал, и Михаил повернул направо, туда, где высоко над рекой на мысу стоял протяженный одноэтажный дом с высокими светящимися окнами, от которого к воде вела длинная деревянная лестница.

Они удачно приткнулись к низкой скальной плите рядом с основанием лестницы. Михаил ожидал, что Марина выберется из лодки с причальным концом и сразу привяжет его к лестничному брусу, но она не взяла с собой фалинь, а Террюша, прыжком оставивший свое место на «полосатом диванчике», оттолкнул судно от скалы, и хотя Михаил сразу начал грести, течение потащило его вниз. Наступил момент, когда он подумал, что Марина со своей вялой реакцией ничего не успеет предотвратить, а его собственных сил не хватит, чтобы одолеть течение Енисея, и тогда ему не останется ничего другого, кроме как развернуться носом вниз, а к Марине спиной и устремить лодку вниз наугад к одному из зловеще зияющих черных донных отверстий в надежде точно войти в него по центру и дальше избежать касаний к стене, чтобы, если Бог даст, выскочить в нижний бьеф сквозь плотину. Он успел вместе со всем этим подумать о том, что почувствует, оставшись с Террюшей без него, Марина, и ему стало так страшно, что может произойти после запоздалого раскаяния, что он, бешено работая, все-таки перегреб течение, достал носом «диванчика» скалу, и Марина на сей раз успела схватить в руки чалку. Проблема ночного спуска ночью в зубы к черту отпала. Михаил послал Марину вверх узнать обстановку, пока он будет разгружать лодки. Вернувшись, она сказала, что наверху никого не встретила, в здание не заходила, а места для палатки там сколько хочешь.

Михаил прихватил первый мешок и пошел наверх сам. Лестница была крута, шла одним маршем, и он подумал, что с нее надо очень осторожно спускаться, особенно с грузом в руках, иначе не успеешь сообразить, как окажешься в Енисее, причем с переломанными костями, а дальше, если сразу не захлебнешься – пожалуйте через донное отверстие самоплавом в нижний бьеф.

Одолев лестницу, он положил мешок на ровное место и огляделся. Свет из окон здания, от которого исходил постоянный гул, освещал участок широкой дороги. Вход в задние был где-то в дальнем конце. Михаил двинулся туда, но, не успев дойти, столкнулся с вышедшей из двери женщиной. Михаил сразу представил себе, кого может увидеть она в неожиданно возникшем перед ней человеке. Если бы он специально захотел одеться диверсантом, то все равно ни за что не сумел бы сделать это лучше, чем сейчас, будучи в светлосинем гидрокостюме, с ножом на поясе, слава Богу – хоть уже и без «мамбрина» на голове. Тем более, что желаннейший объект для диверсии со стороны международного империализма был вот он – высотная плотина Саянской ГЭС, будущая полная высота двести двадцать метров. Однако изменить имидж шпиона и диверсанта он уже явно не успевал и потому обратился к оторопевшей женщине первый.

– Здравствуйте! Мы с женой и собакой только что закончили сплав на надувных лодках по Кантегиру. Ночью проходить через донные отверстия как-то не хочется. Можно нам поставить палатку на ночь где-нибудь на вашей площадке?

– Здравствуйте, – ответила женщина. К счастью, ее оторопь быстро прошла. – Так вы сейчас с Кантегира? Конечно, правильно сделали, что не пошли в отверстия. Туда и днем не стоит соваться. Переночуйте лучше у нас, в тамбуре компрессорной. Там места много.

– А это удобно?

– А что? – удивилась она. – Мешать вы там никому не будете. А утром вас кто-нибудь перевезет на левый берег. Там прямая дорога на Черемушки.

– А здесь уже нет?

– Нет, здесь уже перекрыта.

– Ну, спасибо вам. Пойду за женой и за вещами.

– Ага, поднимайтесь. Сейчас я скажу своим.

Когда они занесли вещи в тамбур и начали развязывать мешки, в них последовательно приняла участие вся ночная смена компрессорщиц. Спальники в резиновых мешках оказались сухими, однако в мешке с рюкзаками и чехлами для лодок все промокло. Сырой была и вся одежда, которую они надели под гидрокостюмы. Все это надо было попробовать просушить. К счастью, хозяйки компрессорной сразу взяли это на себя – они развесили вещи в струи работающих в помещении вентиляторов. Они же предложили кипяток для чая, и таким образом все бивачные проблемы оказались неожиданно легко разрешены. Кроме чая они с Мариной решили ничего не готовить, а Террюше просто открыли банку тушенки. И тут же, надув матрацы, улеглись спать. Разговоров о сегодняшнем дне у них не было, но отвечая на вопросы любопытных доброжелательниц, выслушивавших все, что не знали о Кантегире от своих мужей, они невольно оба втягивались в разговор, хотя и не вступая в диалог друг с другом. Это в какой-то мере сулило скорое примирение, но вспоминать случившееся днем все равно было непомерно тяжело. Строго взыскующий Кантегир не мог быть ненавидимой рекой. Он был прекрасен с первого дня знакомства и до последнего часа. Даже грядущие усилия строителей ГЭС, собирающихся создать колоссальный подпор на Енисее выше плотины, все-таки не должны были перечеркнуть главные достоинства Кантегира как спортивной реки, хотя Большой и Малый Порог и все шиверы до устья Так-Сука уже было запланировано закрыть толщей вод искусственного моря.

Михаил ничуть не сомневался, что Кантегир в Марининой памяти останется только любимой рекой и что время вскоре напрочь вычеркнет оттуда высказанные вслух опрометчивые несправедливые слова. Так все и вышло. Через сутки с небольшим они уже были дома в Москве. Позади остался калейдоскоп транспортных средств и пересадок. Сначала – переезд через Енисей на моторке на левый берег, причем перевез их тот самый человек, который ночью перегнал их на Енисее. Денег он не взял, как и шофер грузовика, который подвез их от плотины до пристани в Черемушках, откуда шла до Абакана «Заря». Как и в прошлый раз, расписание движения этого скоростного теплохода оказалось испорченным двухчасовой принудительной остановкой в Шушенском, где у пассажиров был выбор только из двух вариантов – либо идти на поклонение ленинским местам, либо скучать в салоне, что они с Мариной и сделали во второй и последний раз. Из-за этого хоть и незначительного, но все же оскорбительного насилия они прибыли в Абакан к наступлению темноты и, не найдя такси, поехали в аэропорт двумя автобусами с пересадкой, что было совсем неудобно. Зато в аэропорту повезло – они застали отложенный отправлением рейс, на который остались свободные места, но, поскольку регистрация пассажиров и багажа была уже завершена, их не заставили взвешивать свой груз, а, главное, Террюшу. Уже стоя в очереди у трапа самолета, их красавец-колли очаровал экипаж. С ними по поводу Террюши разговорился второй пилот, а когда началась посадка, Марина с Террюшей были торжественно препровождены в конец кормового отсека старшей стюардессой, которая ледяным тоном остановила легкомысленно двинувшегося следом за ними Михаила: «А вас я, кажется, не приглашала!» Во время полета Террюша лег спать у них в ногах под креслами, и та же самая стюардесса в растерянности спросила: – «А где же ваша собака?» – и Михаил в ответ только показал пальцем вниз, но она не увидела. Террюша протиснулся головой между их столиками только когда по салону разнесли подносики с аэрофлотскими курицами. Он с удовольствием принимал кожицу и косточки и хрустел ими. Возможно, рябчики и кедровки нравились ему больше, но курочки все равно были приятны. Прилетев в Домодедово, они ждали сначала багаж, потом электричку, но в конце концов благополучно прибыли на Павелецкий вокзал. И вот тут Михаилу стало особенно больно хватать и переносить тяжелые рюкзаки. Марина посмотрела на его страдальчески корчившуюся физиономию и взяла носильщика, который на своей тележке довез их от перрона до подъезда дома, благо дом был в конце привокзальной площади.

В тот же день Михаил позвонил Лене. Он считал своим долгом сообщить, что Кантегир, наконец, полностью пройден – и вовсе не для того, чтобы уязвить бывшую жену,