Фашисты - Кирилл Викторович Рябов

что из меня тоже не выйдет новый Толстой, Достоевский и Чехов.

— Да зачем вообще про это думать? — сказала Саша, зевнув. — Садись да пиши.

— Может, ты и права.

— Коля, знаешь, иногда надо проще смотреть на вещи.

— Ты права, — повторил Вольский, хотя не был уверен.

Он уже засыпал, когда послышался голос Саши.

— Слушай, я кое–что вспомнила.

— Да?

— Про шахну. У нас в коммуналке жил старичок один, его звали Шахна Самуилович.

— Чем он занимался?

— Кажется, был обычным пенсионером.

— Да и бог с ним.

— Он, наверное, давно умер.

Закрыв глаза, Вольский увидел этого старичка, седого, скрюченного, беззубого. Он ковылял по коридору коммунальной квартиры, опираясь на две палочки. Голова у него тряслась. Нижняя губа отвисла, изо рта капала слюна. Он кряхтел и что–то бормотал под нос. Вольский не мог разобрать ни слова. У одной из дверей старичок остановился, наклонил голову и прислушался. Потом отбросил свои палочки и стал тихонько скоблиться. Вольский вдруг заметил, что из пальцев у старичка торчат кривые желтоватые когти. Он замахнулся и с силой ударил ими в дверь. Полетели щепки. Старичок зарычал, и Вольского парализовало от ужаса. Он вдруг понял, что за этой дверью прячется Саша. Она в опасности. Но пошевелиться не мог и лишь тихонько хныкал. Дверь развалилась, старичок юркнул в комнату. Оттуда послышались крики.

— Мама, — простонал Вольский.

Коридор перевернулся вверх тормашками, Вольский сильно вздрогнул и проснулся.

— Коля, — прошептала Саша. — Что такое? Бок?

— Нет, кошмар приснился. Всё хорошо.

— А что снилось?

— Твой бывший сосед, старик.

— А что он делал? Почему ты стонал?

— Да просто он был очень страшный. Старость не радость.

Саша хихикнула и поцеловала его в плечо.

Вольский уснул сразу. В этот раз он голышом лежал на большой круглой кровати. Член у него стоял. Вошла женщина в обтягивающем чёрном платье. Она села на краешек, закинула ногу на ногу и что–то сказала. Вольский не слышал. Он бросился на неё, вцепился и потащил на кровать. Женщина не сопротивлялась, она была как тряпичная кукла. Он ощущал невероятную силу и ярость. Схватив её за волосы, он стал отвешивать ей пощёчины, потом укусил за ключицу. Она не реагировала. Вольский прижался к её мягкому телу и резко в неё вошёл. Веки женщины дрогнули, и это его раззадорило. Он трахал её предельно жестоко, будто бил ножом. Оргазм был близок, но ускользал, не хватало какой–то малости. Вольский замер и сжал женщине горло. Её рот открылся, и оттуда потекла коричневая кровь. Потом всё исчезло и стало темно.

Он долго выплывал из сна, будто утопленник, сумевший собрать остатки сил и вынырнуть на поверхность. Было позднее серое утро. По оконному стеклу чуть слышно постукивали капли дождя. Вольский сел на кровати и обхватил тяжёлую голову. Волосы были влажные, а тело липкое. Простыня смялась. Подушка превратилась в бесформенный ком. Кто–то скрёбся в дверь. Вольский открыл. Там стоял Принц Альберт. Мордочка у него была всё такая же уродливая и несчастная.

— Ну, заходи.

Но пёс убежал на кухню.

В ванной Вольский нашёл Сашину записку, приклеенную к зеркалу.

«Коля, милый, я пошла на работу, будить тебя не стала. Ты очень хорошо, крепко спал. И немножко мурлыкал…»

Вольский улыбнулся, но, вспомнив сон, скривился.

«…как сытый котик. Вчера ты так и не поел суп. Обязательно поешь. Я приду после трёх и погуляю с Принцем. Ты не ходи. Занимайся своими делами. Пиши. Если бок заболит, хоть сколько–то, сразу вызывай скорую помощь. Люблю тебя и скучаю. Твоя Саша».

Он поцеловал записку, заметил своё отражение и почему–то смутился.

Потом он курил на кухне и ждал, когда закипит чайник. В ногах сидел Принц Альберт и легонько дрожал. Вольский вспоминал вчерашний разговор насчёт книги. Может, попробовать? Ещё раз. Саша не знала, что в отдельной папке у него хранится больше десятка текстовых файлов — планы, наброски, черновики, отдельные сцены, подробные биографии персонажей. Вот только ни во что цельное вся эта писанина никак не складывалась, несмотря на его многочисленные попытки. Чего–то не хватало. Таланта? Вольский горько хмыкнул.

Пёс вдруг жалобно заскулил и пополз вон из кухни.

— Ты чего? — спросил Вольский. — Чего испугался?

Принц Альберт резво подскочил и убежал по коридору.

— Дурак, глупый пёс.

Засвистел чайник. Вольский затушил окурок и погасил конфорку. Он успел подумать о том, что чай заканчивается и сигарет осталось мало, всё–таки придётся сегодня выйти из дома под дождь. Потом из комнаты раздался жалобный вой. А голос в голове произнёс:

«Иди и прибей эту тварь».

И тут же его скрутило от дикой боли. Казалось, в бок всадили гарпун и вырвали печень. Вольский ползал по полу, бился лбом и выл в унисон Принцу Альберту.

«Коль, — сказал голос. — Не томи. Делай. Боль исчезнет».

И вдруг громко запел:

Вот стоит шарманщик грустно за селом,

И рукой озябшей вертит он с трудом,

Топчется на месте, жалок, бос и сед.

Тщетно ждёт бедняга — денег в чашке нет.

Пел он изумительно. Но облегчения это, конечно, не принесло. Стало тошно. От боли на голове шевелились волосы.

«Хочешь в оригинале? Послушай…

Drüben hinterm Dorfe

steht ein Leiermann,

und mit starren Fingern

dreht er, was er kann.

Barfuß auf dem Eise

wankt er hin und her,

und sein kleiner Teller

bleibt ihm immer leer.

Нравится? Тенор я замечательный. Когда–то даже выступал в Маркграфском театре».

Вольский свернулся калачиком и заткнул уши.

«Брось, дурак. Иди уже, кончи пса и отдыхай. Пиши свои писульки, или чего ты там делаешь, я тебя больше не побеспокою».

«Если я убью собаку, Саша мне не простит», — подумал Вольский.

«Бабе своей скажешь, что он сбежал, когда ты мусор выносил. Врать, что ли, не умеешь? А труп на помойку. Делов–то на три копейки».

Вольский повернул голову и увидел мопса. Тот стоял в коридоре и дрожал.

«На ловца, как говорится», — сказал голос.

«Нет, не могу. Лучше сам умру».

«Да что за идиот! Ладно, не убивай. Пиздани его хорошенько, вломи с ноги как следует. Ну? Или палец ему в жопу засунь. Начни! Аппетит придёт во время еды».

Вольский вдруг понял, что сошёл с ума. Стало даже немножко легче. На одну миллиардную.

«Коля, один майор у меня в женском платье и туфлях на службу пришёл. Он, конечно, мент, но всё–таки. Я ведь всё равно тебя побежу».

Голос вдруг стал сонным. И боль начала понемножку отпускать.

«Или победю? Как правильно? Скажи, филолог».

И умолк. Вольский лежал, затаив дыхание. Принц Альберт как ни в чём не бывало выбежал на кухню и пристроился к миске с кормом, стоящей в углу. Вольский поднялся с пола, задрал футболку и зачем–то осмотрел живот. Никаких следов, конечно, не было. Он пощупал бок. Потом ткнул в него пальцем.

— Безумие, — пробормотал Вольский.

Он отыскал в шкафу зимний шарф, обвязался им и почувствовал себя чуть увереннее. На всякий случай проглотил две таблетки кетанова, бесцельно побродил по квартире, не обращая внимания на путающегося под ногами Принца Альберта, выкурил сигарету и стал одеваться. В лифте Вольский достал смартфон и написал Саше сообщение: «Санёчек, у меня возникли срочные дела. Надеюсь, ненадолго. Не волнуйся. Если что, звони. Я постараюсь…»

Он не знал, что написать дальше. Постараюсь вернуться? Лифт остановился. Вольский постоял у почтовых ящиков, глядя на своё сообщение. В парадную вошёл невысокий чернявый парень с густыми бровями.

— Здравствуйте, брат, — сказал он смущённо.

— Здравствуйте, — пробормотал Вольский.

Парень достал из сумки пачку розовых листов и налепил несколько на информационный стенд.

«Мухаббат», — прочитал Вольский.

— Извините, а что это означает? — спросил он.

— Это любовь, дорогой брат, —