Фашисты - Кирилл Викторович Рябов

нос. Могло быть гораздо хуже. С нашей–то экологией.

— Да, ужас.

— А что за Саша? — спросила она неожиданно.

Вольский посмотрел на свою левую руку. Там была маленькая татуировка вдоль безымянного пальца: С А Ш А.

— Это жена.

— А я уж подумала про мужчину.

— Нет, это женщина, Александра, — смутился Вольский.

— А ещё можно подумать, что вас так зовут.

— Меня зовут Николай.

— Я знаю, в медкарте написано.

Они пару секунд помолчали. Потом Вольский попрощался и вышел из кабинета. У двери сидел старик. Его кожа напоминала пергамент.

— Свободно? Можно?

— Конечно, — ответил Вольский.

Он спустился в регистратуру и встал в очередь. К нему повернулась невысокая худенькая женщина лет сорока. У неё были большие карие глаза, чуть–чуть вздёрнутый нос и тёмные волосы, собранные в хвостик.

— Ой, здравствуйте, — сказала она, улыбаясь.

— Здравствуйте, — пробормотал Вольский.

— Не узнаёте? Вы у меня трубу чинили на прошлой неделе. Я Катя. Зефиром вас угостила.

— Вы обознались. Это не я трубу чинил.

— Напор воды был слабый. Вы фильтр чистили от грязи. Вспомнили?

— Я не сантехник вовсе.

— А вам зефир понравился?

— Нет.

— Нет?

Катя прикусила нижнюю губу и резко отвернулась. Когда подошла её очередь, она попросила талон к психиатру, покосилась на Вольского, тяжело вздохнула, покачала головой и сказала:

— Козёл!

Он смущённо прочистил горло и стал рассматривать плакат, посвящённый профилактике гриппа.

— Мужчина! — окликнула девушка из окошка. — Не спим! Вам талончик к кому?

— Извините, — спохватился Вольский. — Мне к психиатру. Тьфу! К терапевту, Кузнецову.

— Фёдору Андреевичу или Алексею Львовичу?

— А что, тут два терапевта Кузнецова?

— Иначе бы я не спрашивала, — сказала девушка–регистратор устало.

Похоже, ей регулярно приходилось объяснять насчёт однофамильцев–терапевтов.

— Тот, который сейчас принимает.

— Это Фёдор Андреевич.

Получив талон, Вольский поднялся на второй этаж. У двери кабинета собралась внушительная очередь, состоящая из старушек. Вольскому показалось, что они смотрят на него враждебно, как на самозванца или вора. Он уткнулся в смартфон и полистал неинтересные ленты соцсетей. Старушки слабыми голосами обсуждали свои болячки, тут же ставили друг другу диагнозы и назначали лечение. От них пахло микстурами, старостью, близкой смертью. Вольский жалел их. Он вспомнил свою старенькую маму, живущую в другом городе, и сердце его заныло.

Очередь подошла минут через сорок. Но Вольский пропустил вперёд дряхлую старушку с двумя палочками.

— Спасибо, мой мальчик, — проскрипела она и очень медленно встала.

Потом очень медленно подошла к двери кабинета. Очень медленно открыла её. Очень медленно вошла. И очень медленно закрыла за собой.

В правом боку резануло и сразу отпустило. Вольский замер и торопливо помассировал живот в районе печени. Камень. Откуда только взялся? Пиво он не пил. И вообще алкоголь не употреблял. Экология? Плохое питание? Ужасная петербургская вода? Всё вместе? Позапрошлой ночью Вольского скрутило так, что он плакал от боли. Сонная Саша испуганно бегала по комнате, разбрасывая лекарства из коробки. Из обезболивающих таблеток нашёлся только анальгин. Позеленевший Вольский лежал на полу в позе эмбриона и мечтал умереть. Смерть виделась ему в тот момент ласковым сном, избавлением, полётом. И не имело значения, как это переживут мама и Саша.

— Я вызываю неотложку, — сказала жена. — И даже не смей спорить.

Он и не собирался.

Скорая помощь приехала быстро. Вольскому сделали два укола. Боль постепенно ушла. Он уснул. Утром Саша позвонила в поликлинику. К вечеру пришёл усталый пожилой терапевт, выписал направление на УЗИ.

— Как вы думаете, — спросила Саша, — что это может быть?

— Не будем гадать, — ответил терапевт. — Скоро узнаем.

И вот узнали. Это было предсказуемо. Накануне вечером Вольский несколько часов читал медицинские статьи и форумы.

Старушка очень медленно вышла из кабинета и повторила:

— Спасибо, мой мальчик. Я очень вам благодарна.

«Мальчик. Хотя для неё, наверное, мальчик», — подумал Вольский.

Он зашёл в белый прохладный кабинет и протянул терапевту заключение. Кузнецов нацепил очки, слегка откинул голову и стал читать, шевеля губами. Поднял взгляд.

— Присаживайтесь, не стойте над душой.

Вольский сел.

— Так–так, — сказал Кузнецов, отложил заключение и тоскливо посмотрел в окно. — Так–так.

— Сказали, камень.

— Что? — повернулся терапевт. — Ну, да, ну, да. Камень. Если бы! Это похоже на камень. И это выглядит как камень. Человек с малым опытом действительно решит, что это камень. Но это не камень.

Вольский почувствовал жар в затылке.

— Олко… Окно…

От волнения он не мог выговорить нужное слово. Но сумел собраться и найти простой синоним.

— Рак?

— Да какой рак! — раздражённо сказал Кузнецов. — У вас там демон.

— Простите, Алексей Львович…

— Фёдор Андреевич, — процедил терапевт.

— Да, Фёдор Андреевич. Какой, вы говорите, у меня диагноз?

— Ну, это не совсем диагноз. Потому что болезни никакой нет. У вас внутри сидит демон.

— Просто сидит? — спросил Вольский. — А как он там оказался?

— Не знаю, как он туда попал. Да и неважно. Ну а сидит он не просто так. Демоны вообще ничего просто так не делают. Он будет вас мучить, причинять боль. Вам же было больно, когда вы скорую вызвали? Ну, вот. Это только начало. Он ещё в силу не вошёл. Не созрел. Как созреет, сами себе удивитесь.

— Ага, — сказал Вольский осторожно. — Понимаю. А может, есть какое–то лекарство?

— Не валяйте дурака! Какое лекарство? Ну, какое лекарство?!

Кузнецов привстал и надвинулся.

— Он вас будет пытать и требовать, чтобы вы творили всякое непотребство. Я с таким уже сталкивался.

— Значит, это не камень и не рак? — сказал Вольский.

— Вы что, глухой? Я же вам только что рассказал. Медицина тут, как мы часто говорим, бессильна. А вот хороший бесогон вам поможет.

— Бесогон? Это травы какие–то?

Кузнецов выдвинул ящик стола и быстро что–то написал на листке. Подвинул Вольскому. Тот увидел номер телефона и имя — отец Прокопий.

— Вот кто вам поможет. И не тяните с этим. Сегодня же свяжитесь с ним.

— Понятно, — сказал Вольский, вставая. — Большое спасибо. До свидания.

— Номер телефона забыли, — сказал Кузнецов брезгливо.

— Да, точно.

Вольский сунул листок в задний карман штанов.

— Не потеряйте. А то я завтра ухожу в отпуск и улетаю отдыхать. Месяц вы меня не отыщете.

— Нет–нет. Я не потеряю. И сегодня же свяжусь.

Кузнецов ухмыльнулся.

— Уж сделайте милость.

И резко добавил:

— Себе.

Выйдя из кабинета, Вольский, будто контуженый, шатался по коридорам второго этажа, не в силах сообразить, где находится лестница. Пришлось спрашивать уборщицу. Та оказалась глухая и лишь орала, приставляя ладонь к уху:

— А? Что? А? Громче, не слышу.

— Где выход? Как мне на первый этаж попасть? — кричал Вольский, чувствуя себя дураком.

— Кого? В больницу класть? Тут, мой хороший, поликлиника, тут не кладут.

— Дурдом тут, а не поликлиника, — отчётливо произнёс Вольский, надеясь, что уборщица прочтёт по губам. — Дурдом! Ясно?

Отыскав лестницу, он сбежал на первый этаж, промчался в гардероб, схватил куртку и вылетел на улицу. Прохладный октябрьский воздух был свеж. Вольский подышал полной грудью и немного опомнился. Бок не болел.

В кармане прожужжал смартфон. От Саши пришло сообщение: «Ты ещё у врача? Позвони, когда освободишься. Я волнуюсь». Он нажал вызов.

— Говори, — сказала Саша.

— Я как раз вышел на улицу.

— Что сказали?

— Всё хорошо. Кажется, я здоров.

— Погоди. А что это был за приступ? В чём причина? УЗИ что показало?

Вольский замялся.

— Ну, возможно, у меня там обычный камень. Но и это не точно.

Он пытался закурить, придерживая смартфон плечом.

— Ты можешь слово в слово передать, что тебе сказал врач? — спросила Саша.

— Давай я приеду и всё расскажу.

— Я ужасно переживаю. Ужасно. Ты меня не обманываешь?

— Ну, конечно,