Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо

Развинченной походкой, на полусогнутых ногах, Злодей приближается к постели, в которой пытается укрыться Она – полусонная и нагая.

– Не трогать меня! – кричит Она с явным итальянским акцентом. Камера наплывает на Нее, не выпуская Злодея из виду, после чего становится самим Злодеем… А в это время слепленные из плоти и крови человеческие существа, рядами сидящие в своих хромированных коробочках перед гигантским экраном на площадке автокинотеатра, хлопают ресницами и ощущают, как кровь пульсирует в их жилах. Даже пропитанный неоновым туманом воздух над машинами для попкорна, даже выключенные фары автомобилей, уставившихся на экран, застывают в томительном ожидании.

Когда камера подбирается достаточно близко, и становятся видны разрешенные в этом сезоне кинематографистам ореолы вокруг сосков (ниже – ни-ни, боже упаси!), большая лапа Злодея выскальзывает из-под камеры, смачно лупит Ее по алебастровой щеке (и в это же время взвизгивает оркестр, уютно расположившийся за кадром), а потом направляется вниз, за нижнюю границу линии обзора камеры, откуда доносится истеричный звук раздираемого шелка. Лицо Ее, данное широким планом (сорок три дюйма тонированной кожи от кромки растрепанных волос до подбородка с ямочкой) отодвигается от камеры, голова утопает в атласной подушке, сверху надвигается голова Злодея, и звукооператор, искусно играя ручками звуковоспроизводящей аппаратуры, исторгает из нее истошный крик:

– Нет! Неееееет!

До Херба Рейли, сидящего за рулем своего автомобиля, наконец доходят звуки битвы, разворачивающейся на сиденье рядом. Хотя Карен, устроившаяся на заднем сиденье, уже видит десятый сон, у ее братца, который в это время суток обычно сопит в подушку, сна нет ни в одном глазу. Джанетт одной рукой применяет к сыну «двойной нельсон», другой пытаясь прикрыть ему глаза. Дейви, ожесточенно сопя, упирается подбородком в ее запястье, и оба, несмотря на жар схватки, пытаются не спускать глаз с экрана.

Херб, которого происходящее на сиденье рядом не может до конца отвлечь от того, куда устремлен его взгляд, спрашивает:

– В чем дело?

– Ребенку нельзя это смотреть, – шипит Джанетт.

У нее перехватило дыхание – не то от борьбы с сыном, не то от переживаний за то, что происходит на экране.

– Не трогай меня! – кричит Она на экране, и камера внимательно рассматривает ее искаженное лицо и закрытые глаза…

– О, – стонет она. – Трогай меня, трогай, трогай…

Дейви отбрасывает материнскую руку.

– Я хочу посмотреть! – кричит он.

– Ты будешь делать то, что я сказала! – парирует мать.

Херб рявкает – нечленораздельно, но повелительно. Дейви кусает мать за руку.

– Больно! – вскрикивает она.

И тут с семидесятифутового суперполихромного экрана, оснащенного мощными звуковыми установками, им лаконично объясняют: вы все не так поняли; Она и Злодей давно и счастливо женаты, а те эксцессы, свидетелями которых вы только что были, являются средством разнообразить и максимально заострить любовные переживания, которые вполне законны, освящены авторитетом церкви и государства! Завершает фильм взрыв яркого света и рев медных труб, после чего зрители несколько минут протирают глаза и массируют уши.

– Нельзя было давать ему смотреть, – менторским тоном произносит Херб, словно читает обвинительное заключение.

– Я и не давала. Он меня укусил.

Наступает пауза, во время которой Дейви начинает осознавать, что сделал нечто, достойное наказания. Не слишком долго думая, как ему избежать оного, он тут же принимается рыдать, после чего его, естественно, начинают успокаивать порцией сладкого малинового шербета на палочке и рулета из креветок. Шербет, призванный решить проблему, сам становится таковой, когда, нагревшись от пальцев едока, срывается с палочки и липкой массой падает Дейви на колени. Херб – как настоящий отец и глава семьи – разом решает возникшую проблему, подхватывая и отправляя весь кусок шербета сыну в рот, отчего у того начинает щипать нос и возникает ощущение, что его обманули, если не ограбили.

Но нового рева никто не слышит, потому что свет гаснет, и по экрану бегут первые кадры второго фильма вечерней программы.

– А вот это – явно для Дейви, – говорит Херб. – Почему только они не покажут сначала «вестерн», а потом – ну, ты знаешь, что, – чтобы детям не нужно было это смотреть?

– Садись мне на колени, милый, – говорит Джанетт сыну. – Тебе хорошо видно?

Дейви отлично видит все – и драку на вершине скалы, и падающее тело, и старика, который, весь изломанный, лежит у подножия утеса, и жестокого ковбоя, который наклоняется над ним, и алая кровь, стекающая у старика изо рта.

– Я… Чак… Фритч, – стонет старик. – Помоги мне…

А ковбой смеется.

– Это я и хотел узнать, – говорит он, вытаскивая «кольт» сорок пятого калибра и, с гнусной улыбкой на физиономии, разряжая его в тело старика, который стонет в агонии, а потом камера меняет план, и Дейви видит, как ковбой пинком ноги сбрасывает мертвое тело в каньон.

И вот уже грунтовая дорога, ведущая из автокинотеатра, и дощатые тротуары по сторонам, и Херб задумчиво говорит:

– Все-таки я им завтра позвоню и спрошу, почему они не пускают первым фильмом «вестерн».

Они подошли к дому Вумби. Палисадник перед домом был огорожен надежным на вид плетнем, который представлял собой ряд крепких кольев, перевитых лианами. Плетень был не просто забором, как показал Вумби, молодой ледомец с ястребиным носом, но частью дома, стены которого были сплетены в той же технике, после чего обмазаны глиной и покрашены в светло-фиолетовый цвет. Основой крыши была солома, а на ней росла та самая гладкая и ровная трава, что покрывала все луга и поля Ледома. Дом поражал не только изяществом интерьера, но также надежностью и основательностью общего устройства: чем более изогнуты стены, тем они надежнее (сложенный лист бумаги легко и надежно стоит на ровной поверхности), и хозяину не нужно было идти на компромисс между традиционной прямизной древесных стволов, из которых обычно делают деревянные стены, и их дизайном. Вместе с Чарли к Вумби пришли окруженные детьми Гросид и Назив – всем им хотелось как можно скорее показать гостю сокровища, которые хранились в доме хозяина.

После этого они все вместе, включая Вумби и его детей, отправились к дому Аборпа, построенному из прессованной земли. Влажную землю насыпали между щитами деревянной опалубки, трамбовали руками, а в самом конце, когда опалубка была заполнена, четверо взрослых ледомцев водрузили поверх высохших стен стропила для крыши и убрали щиты. Как и у мазанки Вумби, стены у дома Аборпа были изогнуты самым прихотливым образом.

Потом они осмотрели дом Обтре, сложенный из каменных блоков, уложенных в квадратные модули. Над каждым из модулей высилась исполненная в форме купола автономная крыша, исключительно простая по конструкции. Обтре заполнил пространство внутри стен доверху землей, после чего сделал купола из толстого, в фут, слоя штукатурки и, когда она высохла, убрал землю. Такие дома с такими крышами могут простоять вечность. После осмотра дома Чарли, сопровождаемый все увеличивающейся в размерах свитой, отправился дальше.

Эдек