Дьявол в ее постели - Керриган Берн

– Готов рассмотреть.

Она нахмурилась.

– Ты как будто хочешь во всем обвинить Харгрейвов! Но Хетти и Чарлз были прекрасными людьми, добрыми и преданными. Если и сыграли какую-то роль в этой трагедии, то ненамеренно – ведь их тоже убили! – И, вздохнув, она добавила: – Странно, что лорд-канцлер ни слова не сказал о них.

– Я знаю, ты любила их и Пип. Я тоже. Но, если бы они молчали тогда, все остались бы живы. Раз они что-то знали о Кровавом Совете, должны были понимать, что писать такие письма – играть со смертью!

– На мой вкус, все это догадки на очень шатком основании.

– Я прав, – ответил он. – Знаю. Просто доверься мне.

«Доверься мне…» Так он уже говорил. Толкнул ее в яму под корнями, прикрыл ветками, сказал: «Доверься мне» – и они расстались на двадцать лет.

– Что ж, – заговорила она, – я рассказала то, что ты хотел узнать. Теперь твой черед.

– Мой черед?

– Довериться мне. Рассказать то, что знаешь ты.

Он повернулся к ней, ласково погладил ее щеку.

– Я никому не доверяю, – ответил он. Так, словно сам об этом жалел, но ничего не мог изменить. – Профессиональная болезнь, знаешь ли.

– Но… меня ты знаешь. Мы с тобой друзья!

– Такие, как я, не могут себе позволить дружбу, – ответил он тихо, словно не ей, а самому себе напоминая об этом.

Она хотела разозлиться, но не могла – слишком отчетливо узнала в этих словах себя. Верно, у нее есть Рыжие проказницы, но самое важное она не рассказывает и им. Ради их же блага.

– Но я враг твоего врага, а это значит…

– А еще ты можешь меня предать.

– Никогда! – возмущенно выдохнула она.

– Поверь, ты сама не знаешь, на что способна, какие глубины порока таятся в тебе. И я сделаю все, чтобы и не узнала. Никогда не попала в мой мир.

Франческа прекрасно знала, на что способна. Быть может, на ее счету меньше спрятанных трупов, чем у Эржбеты Батори, но точно больше, чем у средней графини!

– Я уже часть этого мира. И хватит решать за меня, что я могу, а что нет! – Прозвучало глупо, по-ребячески – и оба они это понимали.

Он смерил ее оценивающим взглядом, затем в глазах блеснуло одобрение.

– Что ж, должен признать, тебе уже не раз удалось меня удивить!

– Это для тебя ничего не значит?

Черт, она опять скрестила руки!

– Франческа! – Он провел пальцем по ее подбородку, нежным, но твердым жестом приподнял ее голову. – Если я о чем-то молчу, то ради твоего же блага.

– Моего блага? – Она строптиво отдернула голову. – Да ты издеваешься!

Он покачал головой.

– Нет, веду официальное расследование. Никто не должен знать о моих следующих шагах.

– Даже я? Деклан!

– Я больше не Деклан. Да никогда и не был Декланом, коль уж на то пошло.

– Хорошо, хорошо! – Она протянула руки ладонями вперед. – Пожалуйста. Будь кем хочешь, меняй имена и образы хоть каждый день – это меня не испугает. Мы оба не похожи на других. Никогда не были такими, как все – тем более сейчас! Мы с тобой носим боль как доспехи. Боль придает нам силу и решимость исполнять свой долг. – Она подошла к нему вплотную, положила ладони на грудь, позволила теплу его тела просочиться сквозь пальцы. – Общие воспоминания очистят нашу связь, а общая цель, быть может, когда-нибудь нас исцелит. Ты не Деклан? Пусть так. Я тоже не совсем Франческа. Я…

– Нет! – Он решительно оторвал ее руки от своей груди. – Это так не работает. Я так не работаю.

– Говорю же тебе, неважно…

– Еще как важно, черт побери! – рявкнул он, запустив руку во взъерошенные волосы. – О том, чем я занимаюсь, тебе лучше не знать. Иначе много лет не избавишься от кошмаров. Порой я спрашиваю себя, не сделался ли еще худшим чудовищем, чем те, с кем я сражаюсь. Вот моя награда за то, что помогаю вращать шестеренки империи и сдерживать Кровавый Совет!

Она хотела что-то сказать, но он поднял руку, призывая не перебивать. Кажется, хотел к ней прикоснуться, но вместо этого сжал ладонь в кулак.

– В этой мрачной тьме мне освещал дорогу один лишь луч света. Одно воспоминание. Ты, Франческа. Твоя доброта, нежность… чистота. За нее я сражался. За нее мстил. И мне тяжело видеть теперь, что эта чистота погибла.

– Погибла? – повторила она, словно эхо.

Он отвел взгляд, и что-то внутри нее скорчилось в муках.

– На один вопрос отвечу, – угрюмо продолжал он. – Все эти годы я не пытался с тобой встретиться потому, что не верил, что ты выжила, и не хотел смотреть на самозванку, присвоившую твое имя. А теперь, когда мы… – В его судорожном вздохе прозвучала боль растоптанной мечты. – Теперь у тебя своя темная сторона. Я не хочу добавлять к ней свою, и не хочу видеть, как ты делаешь то же, что и я. Ты стала такой… такой…

– Какой же? – поинтересовалась она сквозь стиснутые зубы; за ними скрывались проклятия и разгорался пожар женской ярости.

– Ну… – Он сделал резкий, отрывистый жест. – Ты потеряла невинность. Или рассталась с ней добровольно, этого я не знаю. Ради мести пожертвовала добрым именем. В твоей постели перебывало столько мужчин, что…

В этот миг Франческа его ударила. Дала не легкую пощечину, призванную смутить и заставить замолчать – полновесную, болезненную оплеуху. За все, что успел наговорить, и за то, что осталось несказанным.

– Как ты смеешь?! Я видела, что случается с девушками, у которых силой отнимают невинность! Это мерзость, на какую способен только последний негодяй. Видела и тех, кто сам растоптал свою чистоту – из алчности, из зависти, из ненависти. Но мне нечего стыдиться. А те, кто думает иначе, пусть катятся ко всем чертям – и ты тоже!

Она повернулась к прикроватному столику и одним глотком опрокинула остатки своего скотча. Снова взглянула на Чандлера – он стоял молча, все в той же позе.

– Я больше не ребенок, которого надо защищать, – заговорила она уже спокойнее. – Я женщина в поисках ответов. Я, как и ты, профессиональная притворщица. Этому я училась всю жизнь. Не позволяла себе стремиться ни к чему, кроме истины и справедливости для тех, кого больше нет в живых. И я добьюсь своей цели – с тобой или без тебя! – Подобрав юбки, она решительно двинулась мимо него к дверям. – Думаю, лучше нам не вставать друг у друга на пути.

– Франческа, подожди!..

Он протянул руку, но она увернулась и уже от двери выпустила последнюю стрелу.

– Уверена, ты тоже не образец целомудрия, – отрезала она. – А моя чистота – не то же самое, что физическая девственность. Неважно, сколько у меня было мужчин: я чиста, как чертов первый снег, и никто, ничто на свете не заставит меня чувствовать себя грязной!

И повернулась к нему спиной, сунув обе руки в карманы, чтобы в ярости не замахать кулаками.

– Франческа!

Он бросился за ней.

– Не ходи за мной! – рявкнула она.

– Не отпущу, пока не выслушаешь…

– Послушай вот это!

И, выхватив из кармана руку с пистолетом, спустила курок прямо у Чандлера над ухом. Выстрел оглушил его; а Франческа, не довольствуясь этим, другой рукой нанесла ему быстрый прямой удар в солнечное сплетение.

Когда растаял звон в ушах, и Чандлер наконец смог набрать воздуха в грудь, Франчески уже