Дьявол в ее постели - Керриган Берн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быть может, ночной маскарад?
На пригласительной открытке над картой с изображением маршрута стояло лишь одно слово, выведенное изящным каллиграфическим почерком: «СЛУЖЕНИЕ».
По прибытии мужчина в черном плаще впустил ее в ворота и провел в шатер, затянутый темной материей. Здесь, на жутковатого вида манекене, Франческа нашла приготовленный для нее костюм. Переоделась в импровизированной гардеробной, оставила здесь собственную одежду и вышла в сияющей багрово-алой мантии с длинным шлейфом. Голову покрывал алый капюшон, под ним сверкал венец с драгоценными камнями, которым гордилась бы и королева Елизавета; все вместе создавало идеальное обрамление для лисьей маски.
Идя к особняку по широкой пустой аллее, в шелковой мантии на голое тело и в маске, Франческа чувствовала себя на редкость глупо. Девчонкой она, наверное, пришла бы в восторг; но женщина почти тридцати лет от роду не могла и вообразить, что последует за предложением надеть маску лисы. Не могла или, скорее, не хотела. Но полоска света, падающая из приоткрытых дверей особняка, звала ее вперед, словно пресловутый свет в конце тоннеля.
Что ждет впереди? Чего страшиться? На что надеяться?
– Миледи, – раздался у плеча вежливый голос дворецкого, – добро пожаловать! Баркли и Смит подадут вам аперитив и все, что пожелаете.
У Франчески пересохло в горле. Баркли и Смит были, как видно, двое стражей, охранявшие вход в бальный зал. И на них не было ничего, кроме повязок на глазах; однако они были явно моложе дворецкого и в куда лучшей физической форме.
Пожалуй, к утру у нее шея заболит от усилий не смотреть вниз.
Подальше от Баркли и Смита, в зале, виднелись еще несколько фигур в таких же багровых мантиях, как у нее. Газовые лампы не горели, и гостей освещал лишь тусклый свет свечей.
Гости казались привидениями. Призраками в багровых тонах, что бесшумно скользили по темному паркету в развевающихся алых одеяниях, словно сгустки крови, озаренные луной.
Живописная картина… только уж очень пугающая.
– Вы не объявите о моем приходе? – повернулась она к дворецкому.
Тот покачал головой.
– Женщина вашего положения в представлениях не нуждается. – Дворецкий склонился в глубоком поклоне, а затем снова сделал пригласительный жест. – Наслаждайтесь, миледи, и позвольте мне первому сказать, что мы счастливы вновь видеть в Совете отпрыска рода Кавендиш.
Кровь в жилах Франчески похолодела, словно обратилась в лед, все тело покрылось гусиной кожей.
Не в силах ответить благодарностью, она лишь наклонила голову и поспешно отвела глаза, когда дворецкий поспешил прочь, открыв ее взору такой волосатый зад, к какому она определенно не была готова.
Приблизившись к сводчатым дверям, Франческа обнаружила, что Баркли и Смит здесь не единственные… лакеи?.. – выполняющие свои обязанности в таком наряде. Точнее, без наряда вовсе.
Остальные стояли у стен, через равные промежутки. Неподвижные, как статуи, они держали в руках подносы: одни с напитками в бокалах, другие с закусками.
Вокруг сновали несколько женщин: подносили и расставляли на подносах новую еду и напитки, следили за тем, чтобы с мужчин не сползали повязки. Молча принимали у гостей пустые тарелки и бокалы, жестами и ласково-вопросительными взглядами предлагали им салфетки или новые угощения.
Женщины также были совершенно обнажены, но с одним важным отличием.
Вместо повязок на глазах – кляпы во рту.
Пряча руки в просторных рукавах мантии, Франческа сжала кулаки, так что ногти впились в ладони.
Она спрашивала себя, почему к костюму, скрывающему человека почти целиком, не прилагаются перчатки. Но теперь поняла. Перчатки помешали бы тактильным ощущениям.
Совет предлагал своим гостям не только еду и питье на подносах, но и много всего прочего. Человеческие тела. Любых возможных видов, форм и расцветок. Мужские и женские. Белокожие, розовые и смуглые. Изящные и грубые. Стройные и коренастые, нежные и крепкие.
Франческа не просто смотрела во все глаза – откровенно пялилась, хоть и чувствовала себя очень неловко. Кто эти люди? Они здесь по собственной воле? Не только женщины гладили лакеев по спине и по плечам, впивались в их тело ногтями, запускали руки между ног, чтобы пощупать – то же делали и мужчины.
Девушек-служанок тоже трогали и щупали – и они принимали это терпеливо, и даже, кажется, с удовольствием останавливались и подставлялись чужим рукам.
Обнажен был и струнный квинтет в дальнем углу, на хорах. Все, кто здесь прислуживал, выполняли свои обязанности без одежды.
Едва Франческа вошла, многие гости повернулись к ней, и она сразу поняла почему. В комнате были представлены звери всех родов и видов – но не было двух одинаковых масок. Медведь и пчела, олень и змея, всевозможные иные звери, птицы и насекомые. Каждая маска – произведение искусства: основа из белого фарфора, с удивительной живостью и мастерством расписанная в монохромной гамме. Не на всех багровые мантии; у некоторых облачения призрачного цвета, среднего между белым и серебристым. И лишь у горстки людей – такие же, как у нее, высокие жесткие вороты и капюшоны.
Должно быть, символ какого-то особого положения; но что именно он означал, Франческа пока не понимала.
Знают ли они, кто скрывается за ее маской? Знают ли друг друга? Скольких из них она видела на улице или встречала в свете, скольких приветствовала как знакомых, не зная, чем они занимаются по ночам?
Сколько из этих людей ответственны за резню в Мон-Клэре? А сколько знали о ней и промолчали?
При этой мысли Франческа с трудом подавила дрожь, вдруг осознав, что она здесь совершенно одна.
Разумеется, Сирейна знала, куда она отправилась. Как и Рыжие проказницы. Но что толку с этого знания, если что-то пойдет не по плану?
Однако Франческа примирилась с судьбой прежде, чем ступила на землю Кенуэя, и теперь ей оставалось лишь одно.
Смешаться с толпой, и получить то, зачем пришла.
Приняв высокомерно-небрежный вид, она подошла к темнокожему лакею, выше и крепче остальных. Никогда и ни у кого еще она не видела такой гладкой кожи! Плечи и бритая голова блестели, словно смазанные маслом, даже в слабом свете свечей.
Франческа очень старалась не опускать глаза… гмм… ниже пояса – но, разумеется, из этого ничего не вышло. Не то чтобы она не видела прежде голых мужчин – разумеется, видела! Но всегда отводила глаза. Во многом другом не знала ни страха, ни стыда, но уязвимость обнаженного человека всегда ее смущала.
И теперь она не понимала, что делать. Можно ли проявить любопытство? Допустимо ли на них смотреть?
Возможно, и нет.
Но все равно смотрела. И солгала бы, если бы сказала, что увиденное ей не по вкусу. Не только могучий африканец, но и его сосед, бледный андрогинный юноша с длинной талией и таким же впечатляющим органом. Он резко контрастировал со следующим: крепким волосатым парнем с квадратными плечами, мощными бицепсами, но неожиданно маленьким мужским достоинством.
Честно сказать, заинтриговали ее и женщины. Их сходства и различия. Форма и размеры бедер и грудей. Порочное изобилие обнаженной плоти, и анонимность, которую обеспечивала маска.
Никто не видит, куда она смотрит. Это дает свободу, и невольно приходится признать, что такая свобода щекочет в ней что-то глубинное, дикое. Первобытное.
Это возбуждает.
И в то же время наполняет отвращением.
Прочие – всего, должно быть, человек семьдесят – приветствовали ее приглушенным шепотом. Никто не называл по имени, но, кажется, все признавали в ней «миледи».
Она кивала и таким же полушепотом отвечала на приветствия,
