Дьявол в ее постели - Керриган Берн

на курке. Мучительно ворочая глазами и морщась от боли, огляделся вокруг.

Зажжены все лампы. Вывернуты ящики стола. Гардероб распахнут, и там тоже все вверх дном. Парик небрежно висит на ручке кресла – того самого, в котором устроилась рыжая ведьма, наставившая пистолет ему прямо между ног.

Черт! Его схватили за яйца, в самом прямом смысле!

– Говори, кто ты такой, или отстрелю то, что делает тебя мужчиной. – И она ткнула пальцем туда, куда был направлен пистолет.

Чандлер едва подавил инстинктивное желание сжать ноги.

– Чем ты меня опоила? – прохрипел он; слова царапали сухое горло.

– Даже сейчас не забываешь о шотландском акценте? Впечатляет, – безмятежно отозвалась она.

– Какой дрянью…

– Неважно, – отрезала она. – И заканчивай с акцентом. Я знаю, что это притворство.

Чандлер умолк на пару секунд, пытаясь придумать какое-нибудь пристойное объяснение парику. Это было нелегко: в черепе словно сам дьявол поселился.

– Не знаю, что ты обо мне вообразила, но…

– Ты разговариваешь во сне.

Чандлер застыл. Неужели? Никогда еще он не позволял себе уснуть рядом с женщиной. Что же он выболтал во сне? Что о себе раскрыл?

– Кто ты такой? – повторила она.

Чандлер взглянул на нее и на миг утратил дар речи. Не от страха – от благоговейного трепета. Господи, как же она хороша в гневе! Фарфоровая кожа окрашена нежным румянцем решимости, в сверкающих бриллиантами глазах – ни тени страха. Рука тверда, оружие направлено прямо в цель.

Настоящая Афина, богиня войны: сильная, гибкая, обманчиво хрупкая – и опасная.

Очень осторожно он приподнялся на локтях, желая получше ее рассмотреть, и тут же об этом пожалел.

– Я такой же, как и ты, – ответил он, бросив попытки прикидываться шотландцем. – Тень. Призрак. Человек без лица.

Она отреагировала неожиданно: презрительно фыркнула и тряхнула головой, словно недовольная молодая кобылка.

– Будешь и дальше кормить меня пустой болтовней – прострелю тебе башку и посмотрю, кто за тобой явится. Попробую что-то выяснить у них.

– Ни у кого ты ничего не выяснишь. Нас всех учили молчать на допросах, – с легкостью, которой вовсе не ощущал, отозвался Чандлер. – Что я говорил во сне?

Странно, но взгляд ее немного смягчился, и чуть расслабилась рука – исчезла белизна в костяшках пальцев, сжимающих пистолет.

– Что-то о мести, – мягко ответила она. – О потере. Кого у тебя отняли? Ради мести ты выдаешь себя за маркиза?

– Полная чушь, – отрезал он, отметив про себя, что она так ничего и не ответила на обвинение в притворстве – «я такой же, как и ты».

– Звучало так, словно совсем не чушь.

– Неужели тебя никогда не мучили кошмары?

Она упрямо выдвинула челюсть; лицо на миг исказилось страданием.

– Вся моя семья погибла. Думаешь, мне не хватает кошмаров?

Тоже верно.

– Говори, кто ты такой! – Сухо щелкнул взведенный курок – холодный, окончательный звук. – Спрашиваю в последний раз.

А ведь она это сделает! В ее глазах он прочел готовность убить. Странное, тревожное выражение на лице прекрасной женщины. Неужели не лжет? Боль, на мгновение исказившая лицо, выглядела непритворной. Возможно ли, что она и есть девочка, видевшая, как бандиты в масках вырезали всю ее семью?

Чандлер ощутил, как трескается лед, сковавший сердце, как ворочается в тяжком сне и пытается пробудиться то, без чего он жил уже много лет. Надежда.

– Я не солгал, когда назвал себя призраком, – заговорил он с напускной безмятежностью, стараясь не выдать свои истинные чувства. – По документам я мертв. Даже дважды. Умру в третий раз – никто не почешется. – Он махнул рукой. – Так что, хочешь стрелять – стреляй.

Франческа нахмурилась еще сильнее; на лбу пролегла морщинка.

– Говоришь, никто не будет по тебе скучать?

– В нашей сфере не принято обзаводиться семьей и близкими.

Лицо ее вдруг озарилось радостным предвкушением.

– «В нашей сфере» – это в какой же? Ты из Кровавого Совета? Поэтому предостерегал меня против Лютера Кенуэя? Ты на него работаешь? – Странно: он ждал гнева, в худшем случае, страха, но, кажется, это подозрение привело ее в восторг. – Неужели я так близка к истине?

Так и есть. Подобралась слишком близко. Ко всему. Особенно к его сердцу.

Несмотря на слабость и головную боль, тело его не могло не откликнуться на ее улыбку.

– Работай я на Кровавый Совет, постарался бы солгать, верно? – откликнулся он.

Презрительно отмахнувшись, Франческа нырнула рукой в вырез платья. Чандлер невольно облизнул губы, не в силах отвести глаз от белой, словно взбитые сливки, шеи и ключиц с капельками пота.

Пересохший рот наполнился слюной. Успел ли он ее попробовать, успел ли насладиться ее телом, прежде чем снотворное отправило его в забытье? Судя по неутоленному желанию – точно нет.

Тем временем Франческа извлекла из потайных ножен, вшитых в декольте, зловещего вида кинжал.

– Ты скажешь мне правду! – Стоя над ним, с пистолетом в одной руке и ножом в другой, она казалась богиней тьмы, войны и желания. Подойдя ближе, больно вдавила ствол пистолета и острие ножа в его коленные чашечки. – Сейчас – или через несколько минут. Боли боятся все.

Ох, черт! Как же эта фраза его возбудила. И нескольких секунд не пройдет, как она это заметит!

– Ошибаешься, – ответил он. – Некоторым мужчинам нравится боль. Спроси свою подружку-сводню – Сесилию, кажется? – пусть она тебе расскажет. Боль как неотъемлемая часть сексуальности. Сесилия продает и такие услуги. Правда, кажется, это не слишком законно…

– Оставь в покое Сесилию! – К величайшему его изумлению, она наклонилась и ударила его по лицу стволом пистолета.

Голова у него мотнулась на сторону, рот наполнился соленым вкусом крови.

– Богом клянусь, только попробуешь ей угрожать – отправлю тебя в ад по частям! Надеюсь, мы друг друга поняли?

Чандлер утер кровь с губы, взирая на Франческу в молчаливом изумлении. Потрясающая женщина! Боже, как хороша! Слов не найти, чтобы описать, как заводит его эта чистая, огненная ярость.

Что ж, пожалуй, пора сказать правду. Пусть и не всю.

– Нет, я не из Кровавого Совета. Как и ты, я иду по их следам.

– Но зачем? И зачем притворяться шотландским маркизом? – требовательно спросила она.

– Затем же, зачем, видимо, и ты притворяешься графиней. Это открывает многие двери.

Она занесла руку, готовая снова его ударить, но вдруг остановилась.

– Но ведь на балу у Сесилии тебя многие знали! Узнавали как лорда Дрейка. Почему же…

– Я и есть лорд Дрейк.

– Но…

– А еще лорд Эндрю Бартон из Кембриджского Бартона.

Она вздернула брови и опустила пистолет; теперь ствол целился ему в грудь.

– Тот баронет-отшельник, что появляется только на заседаниях Парламента?

– Я Натаниэль Батлер, владелец магазина на Дрюри-лейн. И Джеймс Ланкастер из Ист-Энда. И еще… этого ты уже знаешь. – Он скривил рот, прищурил левый глаз и заговорил гнусаво: – Женушка моя Милдред за вашу щедрость, добрая леди, уж больно вас благодарит!

Лицо Франчески озарилось по-детски радостным изумлением; впрочем, оружие она держала по-прежнему твердо.

– Эдвард Тэтч?! Поверить не могу!

– Спасибо. – Он с трудом улыбнулся. – Можно тебя попросить? Дай, пожалуйста, воды, я умираю от жажды.

Она сунула кинжал в восхитительные «ножны» и, не спуская глаз с Чандлера, отступила к серванту. Нащупала свободной рукой кувшин с водой, поставила на прикроватный столик – все это время не прекращая целиться ему в жизненно важные органы.

Чандлер сел, стараясь не обращать внимание на головокружение, потянулся к кувшину,