Ясновельможный пан Лев Сапега - Леонид Дроздов

Сапега понимает: нарочито пренебрежительное отношение к нему лично, да и к новому своду законов белорусско-литовского государства, не что иное, как плата за обман при утверждении Статута. Исправить ситуацию и изменить отношение к себе королевского окружения и всего народа Княжества можно только сделав нечто значительное, что заставит население Княжества уверовать в его профессионализм, вернет уважение к его личности.

Таким делом могло стать издание Статута. Несмотря на подписание королем, Статут не сразу начал использоваться в судебной практике на местах. Объяснялось это просто: во-первых, его там банально не было, а во-вторых, вступление в силу предусматривалось в начале 1589 года.

Перед Сапегой, который имел монопольное право на издание Статута, вставала проблема организовать опубликование нового свода законов. Нужно было сделать это как можно быстрее. Ведь даже сам Сигизмунд, забыв свои обещания и невзирая на статьи только что подписанного им Статута, всячески нарушал права белорусско-литовской шляхты и раздаривал земли и должности в Великом княжестве преимущественно полякам [52, с. 28].

Такое поведение короля давно пора пресечь. И действенной мерой может стать только закон. Поэтому с чувством гордости за хорошо выполненное дело Лев Сапега напишет в предисловии к Статуту: «Ради этого и созданы законы — те узда и удила, которые будут сдерживать каждого наглеца от всякого насилия и произвола и не дадут ему возможности издеваться над слабейшими и беднейшими и угнетать их; чтобы не мог состоятельный и сильный вести себя так, как ему заблагорассудится» [54, с. 47, 48] (пер. наш — Л. Д.).

По заказу Сапеги в типографии братьев Мамоничей в Вильно был изготовлен оригинальный курсивный шрифт, который был подобен скорописи писарей великокняжеской канцелярии и подчеркивал все ее особенности. Этот шрифт должен был стать препятствием на пути чужеземной, прежде всего польской, культурной экспансии.

«Стыдно народу не знать своих законов, особенно нам, потому что не на чужом каком языке, а на своем собственном имеем писаное право», — указывал в том же предисловии к Статуту пан Сапега.

В июле 1588 года станки уже стояли с набранным шрифтом. 13 июля Сапега сообщил Криштофу Радзивиллу Перуну: «Статут уже приказал печатать по-белорусски. Хотел бы его издать и по-польски, однако если бы пришлось переводить слово в слово, в полном соответствии с белорусскими словами и сентенциями, то получилось бы не очень хорошо».

В этом самом письме Сапега жаловался Радзивиллу: «Люди и так без всякого основания находят, в чем на меня пенять; боюсь, что и это дело (издание Статута) кому-то не понравится… Хотел бы услышать Ваш совет. Я охотно издал бы при Статуте и королевские привилеи, но не все они для нас по своему содержанию подходят: в одних хорошее начало, а середина плохая, в других середина хороша, а начало или окончание неуместно. Не знаю, можно ли исключить то, что вредит нам, или нет?»

Этот факт свидетельствует о том, что после скандала с избранием Сигизмунда, истории с утверждением Статута Сапега повзрослел как государственный муж. Получив достаточно оплеух, он стал более осмотрительным. Подканцлер стремится заручиться поддержкой первого дворянина Княжества, а значит, и всего могущественного клана Радзивиллов.

Перестраховывается Сапега не зря. Он хорошо осознает, какую бомбу подготовил для Сигизмунда. А дело, собственно, вот в чем. Сигизмунд утвердил Статут с условием, что никакого вреда Люблинской унии нанесено не будет. Именно такую формулировку навязали поляки, чтобы нейтрализовать уловки Сапеги. Внести в Статут нежелательные привилеи — значит признать их законность для Литвы, то есть пустить коту под хвост все то, за что боролись Николай Радзивил Рыжий, Астафей Волович, да и он сам, Лев Сапега. По всей вероятности, с согласия Радзивилла Сапега не включает в Статут «вредные» привилеи. Вместо них он пишет два замечательных по своему содержанию предисловия — обращения ко всем сословиям ВКЛ от себя лично (цитаты из которого приводились выше) и от имени короля Сигизмунда Вазы (хотя второй явно был подготовлен изначально от имени Стефана Батория).

Предвидя, какой гнев вызовет у Яна Замойского и короля текст Статута, подканцлер решил заранее подсластить горькую пилюлю. 1 декабря 1588 года Сапега поспешно дописывает обращение к монарху. Он не жалеет льстивых слов для молодого короля. «Наияснейшему пану, — пишет Сапега, — пану Сигизмунду Третьему, Божьей милостью королю польскому, великому князю литовскому, русскому, жмудскому, мазовецкому, ливонскому и прочее и прочее; Божьей милостью господину и королю наследному шведскому, готскому, вандальскому и великому князю финляндскому, пану а пану, господину моему милостивейшему».

Кому же не понравится такое обращение — практически царь царей? Даже самому посредственному политику хочется, чтобы сумели разглядеть в нем будущее величие. Что уж говорить о Сигизмунде — принце по крови, королевиче по рождению. К месту сказанный комплимент доставляет удовольствие Сигизмунду, который хорошо помнит и то, как Ян Замойский прилюдно обозвал его немым дьяволом.

Далее Сапега делает небольшой экскурс в теорию права и историю, а потом снова переключается на похвалу: «Ваша королевская милость, наш милостивый государь, имя свое между нас восславил тем, что Статут новый позволил ввести».

Чувствуя, что очередная любезность несколько иронична, в конце обращения Сапега не останавливается перед неприкрытой лестью: «Чтобы Вашей королевской милости богобоязненное господство над нами здесь, в этом мире, привело к бессмертной славе и там, на том свете, было вознаграждено вечной жизнью» [54, с. 6] (пер. наш — Л. Д.). Снова литвинский ум и хитрость должны одержать верх над интригами и сопротивлением поляков.

Чтобы придать необратимый характер нормам Статута, в древнюю столицу Королевства Польского Краков направляется посольство. Его члены должны персонально вручить Сигизмунду экземпляр Статута. Одновременно во все судебные учреждения ВКЛ посылаются гонцы с новым сводом законов, по всем большим и малым городам разъезжаются великокняжеские тиуны — известить людей посполитых о его введении.

Согласно привилею Сигизмунда Вазы Статут 1588 года вступал в силу на католический праздник трех королей в следующем, 1589-м, году (6 января), то есть у Сапеги был целый год для того, чтобы напечатать Статут, а у чиновников судебной системы ВКЛ — чтобы получить его и должным образом изучить нормы.

Расчет подканцлера срабатывает и на этот раз. Прилюдно Сигизмунд не высказывает недовольства, но, уступая требованиям Яна Замойского, продолжает игнорировать некоторые статьи Статута. В первую очередь это