Ясновельможный пан Лев Сапега - Леонид Дроздов

ушел прочь. Вакансии литовские все были розданы прежде, чем мне об них пришлось пообщаться, да и посоветоваться со мной король не хотел» [71, с. 378] (пер. наш — Л. Д.).

Для самого Льва Сапеги вопрос, достанется ли ему вакантная должность канцлера великого литовского, был принципиальным. Он прилагал огромные усилия, чтобы, несмотря на всяческие препятствия, первому из своего рода получить эту должность, советовался с Радзивиллами, писал письмо к королеве Анне, вдове Стефана Батория и родной тетке Сигизмунда. Кстати, официально она была соправительницей их обоих. Сапега боролся как мог, но, кажется, подвижек в этом вопросе не предвиделось.

Время шло, а конфликт никак не разрешался. В письме от 17 февраля 1588 года, почти сразу после коронации, литовский подканцлер сообщает первому дворянину Княжества воеводе виленскому Криштофу Радзивиллу Перуну: «Король говорит, что больше полякам обязан, нежели Литве, так как ему поляки более симпатий показали, чем Литва. И не только так говорит, но так и поступает. Уже поляки у нас больше имеют, чем сама Литва. Литвину сейчас откажут, а поляку тут же дадут. Для этого сообщаю Вашей милости, если какая вакансия откроется в Литве, то все полякам хочет давать» [43, с. 2] (пер. наш — Л. Д.). И к разбору дел Княжества Сигизмунд не хотел приступать. Такой важный вопрос, как подтверждение перемирия с Москвой, он затянул на месяцы. Сапега написал грамоту, перевел ее на польский язык, чтобы Сигизмунд ознакомился, а великий князь даже в руки ее не брал. Ежедневно подканцлер слышал один и тот же ответ: «Еще не читал». Видимо, не о мире думал владыка, а о войне. Гневался на Москву и хотел ее бить. Как тут поступить? «Уж не знаю, что дальше делать, — признается Сапега. — Трудно мне одному против государя и польских панов, которым за большую честь угодливостью и услужливостью нравиться своему господину. Пытаюсь удержаться, как лис на льду, но если сил более не будет, разве что с каким протестом уеду домой» [71, с. 379] (пер. наш — Л. Д.). Подканцлер был упорный, и, чтобы избавить себя от его чрезмерной настойчивости, Сигизмунд отказывал ему в приеме.

Полгода Сапега не получал аудиенции с великим князем и в конце концов потерял всякое терпение. Уже 7 июня 1588 года он пишет Криштофу Радзивиллу Перуну: «Не только я сам, но и весь наш народ унижен королем. Живу здесь лишь ради проформы, аудиенции никак не могу добиться, поэтому и не желаю далее пороги обивать».

Прошло еще чуть больше месяца, и подканцлер в середине июля 1588 года принимает решение покинуть королевский двор. «Не хочу, — категорически заявлял он, — быть pro forma при дворе и слушать оскорбления, там правит придворная камарилья, а государственные мужи не нужны» [52, с. 28, 29] (пер. наш — Л. Д.).

Время шло, а положение не улучшалось. По-прежнему Сигизмунд не подпускает к себе литовского подканцлера. По-прежнему выказывает враждебность к Литве. Напрасно успокаивал Криштоф Радзивилл Перун Сапегу, мол «король, кажется, уже лучше стал относиться к нашему народу». Сапега разочаровался в новом великом князе. С грустью вспоминает он времена, когда фортуна была на его стороне, когда мог он работать рядом с выдающимися людьми: Стефаном Баторием, Астафием Воловичем. Однако нет того, что было раньше, нужно приспосабливаться к новой действительности. Избранный король совсем не походит на знаменитого предшественника.

Когда на элекционном сейме новый король польский и великий князь литовский Сигизмунд Ваза впервые предстал перед своими подданными, они горячо кричали ему «виват», провозглашали здравицы, чередуя их с пальбой из всех видов оружия. Рыцарство и простонародье ждали бодрой приветственной речи в ответ. Высокое королевское слово было кратким и прозвучало негромко и невнятно. Все напряженно вслушивались, что же сказал король. В момент постижения монаршей речи раздался недовольный голос старого канцлера и великого гетмана Яна Замойского: «Что за немого дьявола мы себе привезли?»

Не слишком лестную характеристику дал первому представителю династии Ваз на польском троне бывший сподвижник удалого Батория-короля [25, с. 63]. Возможно, это всего лишь исторический анекдот, однако точно известно, что вновь избранный король толком не знал языков тех народов, которыми собирался управлять. Не блистал он и красноречием.

Веселым и жизнелюбивым полякам и литвинам не нравилось, что их государь вместо охоты, рыцарских турниров и пиршеств то наигрывает на клавесине, то радуется новым мелодиям придворного оркестра, то вышивает золотом, а то, как алхимик, колдует над колбами. На государственные дела времени у нового великого князя все как-то не хватало…

Несмотря на то что аудиенцию литовскому подканцлеру король не давал, польская сторона была против отъезда Сапеги из Кракова. Мало ли что может случиться. Зачем усугублять напряженность между странами. Немного проучили ловкого политика, чтобы знал свое место, да и ладно. Радзивиллам это было только на руку. Пока Сапега находится в кругу недоброжелателей, они устраивают свои дела. Некоронованным королям Княжества выгодно держать его на расстоянии, дабы самим распределять земли и прибыльные должности, и отъезд Сапеги из Кракова им ни к чему. Подканцлер должен остаться. И эта жертва оказалась не напрасной. Ситуация вскоре разрешилась полюбовно.

Турецкий султан не доволен коронацией Сигизмунда. Возникает если не угроза очередной войны, то внешнеполитическая напряженность в отношениях. Сигизмунд вынужден искать общий язык с Сапегой как с представителем Литвы при королевском дворе.

Великий князь приглашает подканцлера на аудиенцию, вежливо извиняется за все недоразумения и заново клянется вперед всегда строго исполнять свои королевские и великокняжеские обязанности. В знак примирения Сигизмунд торжественно вручает Сапеге привилей, которым дарует ему одному право на издание Статута, Сапеге же только того и надо: «Этим письмом повелеваем, чтобы никто другой не осмелился позволить себе печатать и издавать статуты Великого княжества, кроме Льва Сапеги или тех лиц, кому он сам поручит». Ослушавшимся грозит конфискация всех напечатанных книг и штраф пять тысяч венгерских флоринов. Одна половина этой суммы будет направлена в королевскую казну, а другая — Льву Сапеге.

Пустыми обещаниями непоследовательного монарха Сапега был сыт по горло. Теперь он окончательно убедился, что только издание нового Статута и обязательное исполнение его статей всеми гражданами Княжества, и в первую очередь великим князем, положит конец беззаконию и издевательству над жителями ВКЛ. Подканцлер торопится с подготовкой Статута к печати, жертвует на его издание собственные средства [52, с. 29].