Попал по собственному желанию - Данил Коган

От вызова на разрешенный поединок можно было откупиться вирой. Для альтиора подобное было бы несмываемым позором. Патриции из иных народов могли откупаться без пятна на репутации. Но альтиоры создали империю и считались народом-воином.

— Я принимаю вызов. — Гектор вздернул подбородок. А пальцы-то дрожат. — Через пятнадцать минут на арене.

— Без доспехов. Без щитов. Оружие — любое клинковое. — Это уже я. — Не будем затягивать.

Гектор опрометью выскочил из ложи. М-да, все прошло не по его плану. А вот по чьему? Что за ерунда вокруг меня творится?

— Юстиарий, могу ли я найти здесь спату, или мне послать за ней в остерию?

— Оружие подыщем. Только спата?

— Мои гладиусы у телохранителя. Но мне нужна спата.

Спустя пятнадцать минут формальности были закончены. Я получил свою стальную спату. Спата — прямой длинный меч, считался в основном кавалерийским. Гладиусы использовались только в плотном пехотном строю, или, тесной схватке в ограниченном пространстве.

Для поединков же патриции использовали спаты или кописы — кривые мечи, получившие в последнее столетие большое распространение среди всадников и уверенно спату вытеснявшие. Но меч всего лишь инструмент. Максимус предпочитал в пешем поединке использовать спату, а в верховой рубке копис.

Я вышел на горячий песок арены, и только теперь понял, какую я сморозил херню.

Мечники из древних родов владели специальными техниками управления телом и сознанием. Мастерство мечника состояло не только во владении клинком. Но, может быть даже в большей степени, во владении техниками духа.

Собственно хороший мечник мог удерживать одну технику. Искусный две-три. А мастер должен был уметь держать пять-семь техник одновременно.

Максимус-то был мастером меча. А вот я, в его теле — пока что нет. Если Гектор победил в провинциальном турнире, он мог держать как минимум две техники. А я… уверенно владел только одной. Тот самый транс, который помог мне расправиться с бандитами. Сука, вот я попал! Хоть Богине молись. А почему бы и нет, кстати? Одну молитву Максимус знал. О твердости руки.

Распорядитель прокричал наши имена и причину поединка. Гектор стоял напротив меня, сжимая в руках что-то вроде махайры — только полутораручной. Меч, со слегка искривленным в обратную от руки сторону лезвием расширяющийся к концу клинка.

Я предпочел спату и гладиус.

Гектор разделся по пояс и щеголял голым торсом. Я остался в легкой тунике и штанах. Сандалии я сбросил.

Труба пропела сигнал к началу поединка.

Я немедленно «провалился» в транс. Гектор, видимо, тоже.

Дальше я увидел, как вспухают, перекатываются его мускулы, а фигура становится угловатой.

Он применил технику «усиления».

В ответ я попытался вызвать технику «скорости», не сбивая транса. «На силу отвечай гибкостью» — вспомнилась чья-то цитата.

Техника сорвалась.

Гектор рванул вперед и рубанул по моим ногам концом клинка, одновременно прикрываясь лезвием от моей возможной атаки. Ноги сами перенесли меня в новую позицию.

Гектор ударил снова, как косой. Отклонить корпус, отступить влево. Клинки я старался под удары не подставлять, сложно сказать смогу ли удержать их в руках без «усиления». Да и сломать меч такой атакой можно было запросто.

Про себя начал произносить молитву Госпоже, стараясь уклоняться от атак противника и не выходить из транса.

Пока я переигрывал Гектора чисто на технике, а мой внутренний Максимус подмечал огрехи в его движениях.

Гектор махал мечом, как заведенный, даже не собираясь устать или запыхаться. Вот он выше, чем нужно поднимает запястья. Чуть дальше, чем требуется, проносит кончик клинка. Мозг считывал все это автоматически, рефреном произнося слова молитвы — славословия.

Как только молитва кончилась, изнутри меня хлынула жаркая волна пневмы. Но это была вовсе не та техника, которую я пытался вызвать.

Вместо «ускорения» на меня обрушилась «звериная ярость». Где-то на грани слуха прозвенели серебряные колокольчики. Смешно ей суч… богине. Обхохочешься.

Транс сразу слетел. Зарычав и отбросив всякую осторожность, я рванул навстречу противнику.

Клинки сталкиваются. Моя спата с хрустом переламывается, но я ввинчиваюсь противнику под ведущую руку, и подбивая гладиусом меч Гектора, почти у рукояти, хватаю правой его махайру за эфес.

Удар корпусом и обезоруженный враг летит кувырком на землю, несмотря на все его «усиление». Моя техника выше рангом. Ее главный минус — почти полная потеря контроля.

Прыгаю, стараясь попасть пятками ему в корпус. Гектор откатывается в сторону, одновременно пытаясь встать.

Наваливаюсь сверху, прижимаю коленом.

Колю гладиусом.

Еще раз и еще.

Противник подо мной замирает, пневма покидает его мускулы.

Огромным усилием воли отменил технику "Ярости". Залитыми кровью глазами обвел амфитеатр. Трибуны бесновались. Люди повскакали с мест, орут, потрясают кулаками. Красные рожи перекошены. Изо ртов извергаются водопады слюны.

Но я смотрел не на трибуны для плебов. Я смотрел на ложи. Большинство патрициев, сидящих там, подняли руки с большим пальцем, развернутым вниз.

Добей!

Лишь в двух ложах я вижу большие пальцы, вытянутые вверх. В одной из них — пожилой патриций, чьи черты лица сходны с чертами Гектора. В его глазах мольба и страх.

А второй… Сабин.

Смотрю на тело, лежащее подо мной. Две колотые раны. Одна в плече, а вторая в районе правого легкого. Гектор в шоке. Изо рта идет кровь, но он еще жив. Если вовремя позвать целителя, его откачают.

Вспоминаются слова богини: «Отрасти клыки и когти. Найди в своей душе безжалостность и сделай её своим оружием и щитом! Помни! В этом мире правит сила! А жалость — это слабость!».

Приговор общества гласит: молодой наглец должен умереть.

Да пошли вы все на хер!

Я встаю с колена и делаю знак целителю, стоящему возле распорядителя игрищ. Убираю гладий в ножны. Мне не жалко этого идиота. Я просто не хочу быть пешкой в чужой игре. А здесь явно происходит какая-то игра по принципу вин-вин. Грохну я Гектора — и хорошо. Получится у него завалить ослабленного чемпиона вообще отлично.

На хер вас всех, твари!

И еще жест Сабина. Его никто, кроме меня, не видел. И мне кажется, юстиарий не пожалел молодого балбеса, а дал мне подсказку. Что-то он знает, чего не знаю я.

Я отсалютовал в направлении лож патрициев.

И покинул арену.

Что сразу началось! В меня с трибун для плеба полетели какие-то огрызки, тряпки и объедки. Желающая лицезреть смерть толпа не получила желаемого! И обрушила на меня свой довольно вонючий, но, к счастью, безопасный гнев. Я уходил освистанный, как будто это